Луи Буссенар - Среди факиров Страница 6

Положение этих несчастных было ужасно: их со всех сторон окружили гавиалы, которых водится множество в дельте Ганга. Они кишат под манговыми деревьями, на отмелях во время отлива, в траве, в воде. Гавиал хорошо известен: это не менее сильное, ловкое и кровожадное пресмыкающееся, чем крокодил, от которого он отличается только устройством головы, более продолговатой, с характерными утолщениями около ноздрей. Это обычный гость индусских рек, где он разбойничает, как настоящий пират, видимо, предпочитая всему другому человека, если только ему удается до него добраться. Гавиалы окружали странных купальщиков, замеченных экипажем яхты. Время от времени можно было видеть, как схваченный за ногу человек нырял, потом появлялся на поверхности и исчезал с душераздирающим криком. Другие, ошеломленные близостью чудовищ, которые яростно били хвостом по воде, схватывались и растирались ужасными челюстями, которые потом закрывались, щелкая, как огромные ножницы. Кровожадность пресмыкающихся была так велика, что, вероятно, скоро люди были бы съедены. Однако некоторые очень легко могли бы спастись, но, вовсе не стараясь приблизиться к берегу, они оставались посредине реки и толпились около небольшой группы людей, которые держали найденный в реке предмет; они толпились здесь, как солдаты уменьшившегося в числе батальона группируются около знамени, которому грозит опасность.

Молодая женщина, следившая с палубы за всем происходящим, выражала живейшее сострадание.

— Жорж, друг мой, — воскликнула она умоляющим и жалобным голосом, — не поможем ли мы этим несчастным?

— Вы предупредили мое желание, милая Клавдия, — ответил начальник яхты, потом скомандовал громовым голосом:

— За борт китоловную лодку с шестью матросами!

Боцман Марий поднес свой серебряный свисток к губам и сыграл сигнал. Тотчас же шлюпка была отвязана и спустилась по талям. Гребцы и их командир были уже на местах с поднятыми веслами. Лодка быстро отчалила и немедленно направилась к группе туземцев, на которых нападали гавиалы. И, странное дело, эти ужасные животные, вместо того чтобы прекратить погоню за добычей, казалось, удвоили свою ярость. Может быть, их аппетит возбуждался какими-нибудь таинственными причинами или им придавало смелости то, что их было так много. Над водой держалось не более десятка истощенных, задыхавшихся индусов, которые едва могли двигаться. Увидев, что к ним спешат на помощь, они без колебания бросили в лодку таинственные предметы, которые хотели спасти ценой таких жертв.

По знаку начальника лодки они уцепились за борт, с трудом вскарабкались и упали в изнеможении на скамейки. Тогда необъяснимая ярость гавиалов разгорелась еще сильнее, если это только было возможно. Они кинулись на китоловную лодку и окружили ее. Их было около ста и притом огромных животных; они глухо рычали, приподнимались до половины туловища над водою, схватывались за борт своими огромными лапами с когтями и перепонкой, открывали пасть, из которой вырывалось зловонное дыхание. Положение матросов и индусов становилось поистине ужасным. Безоружные гребцы отбивались веслами, защищались, как могли. Начальник яхты, который видел всю опасность их положения, быстро скомандовал в рупор: «Вперед, осторожно!» Потом прибавил: «Марий, карабины!» Боцман предвидел приказание. Прежде чем начальник успел его произнести, провансалец кинулся, как ветер, к штурвалу, снял три винчестера, вернулся на палубу, вскарабкался на четвереньках на мостик, на котором стояли капитан и его жена, и подал им по ружью, а третье взял себе. Потом с удивительным хладнокровием все трое открыли огонь в тот самый момент, когда яхта тронулась с места. Они находились теперь в четырехстах метрах от лодки, которой грозила опасность.

Все трое стреляли превосходно. Китоловная лодка, матросы, крокодилы составляли движущуюся, смешанную группу, где трудно было различить предметы в отдельности. Малейшая ошибка могла бы причинить смерть бедным людям, которые отбивались с отчаянной энергией. Но пули все с той же меткостью попадали в крокодилов, заставляли разлетаться роговую чешую, пронзали их холодное, мягкое тело, раздробляли кости. Около десяти чудовищ были поражены смертельными ранами и пошли ко дну, извиваясь в судорогах. Огонь все еще продолжался, место вокруг лодки все более очищалось, наконец, она получила возможность двигаться вперед. Яхта шла к ней навстречу, так что оба судна скоро встретились, и перепуганные пресмыкающиеся, которых было уже немного, оставили свою добычу. Скоро китоловную лодку втащили на борт, и мокрые, истощенные, окровавленные индусы ввалились на палубу. Экипаж смотрел на них с любопытством, между тем как владельцы яхты, передав свое смертоносное оружие боцману, спустились с юта[7]. При виде молодого человека и его подруги, которые так великодушно спасли их от смерти, индусы стали на колени с каким-то особенным благоговением, держа руки в виде чаши над головой. Один из них, с виду начальник, обратился к европейцам на ломаном английском языке и проговорил грубым, прерывающимся от волнения голосом:

— Благодарим саиба[8], который исторг служителей божественного Брамы из пасти чудовищ Хугли и дал им возможность вытащить из воды трижды святые останки их уважаемого учителя!.. Благодарим белую красавицу, такую же прекрасную, как богиня Лакшми, такую же белую, как священный лотос!

Начальник яхты и его подруга с любопытством смотрели на этого цветистого оратора, не понимая хорошенько, что он хотел сказать. Это был человек неопределенного возраста, худой, как аскет, и притом со странной и ужасной физиономией. Тощий, с сильно натянутыми, выдающимися мускулами, выпятившейся грудью, глазами, которые горели как угли, он воплощал в своем лице силу и энергию. Молодой человек ответил ему тоже по-английски:

— Я считаю себя счастливым, что мог помочь таким хорошим людям, и жалею только об одном — о том, что я не мог спасти вас всех.

— Пусть саиб скажет мне свое имя, чтоб мы знали, кто тот великодушный человек, которому мы должны быть вечно благодарны.

— Я капитан Пеннилес (не имеющий ни гроша денег).

— Пеннилес! Отныне это имя будут считать священным все, принадлежащие к четырем великим кастам! А теперь, саиб, доверши твое благодеяние и вели дать нам несколько кусков белого полотна…

Капитан прервал его речь:

— Ты получишь все, чего пожелаешь; но скажи, разве вы все не чувствуете голода и жажды? Тебе и твоим товарищам дадут пищи и питья.

— Твое сердце настолько же великодушно, насколько сильна твоя рука; но прежде чем подумать о самих себе, нам надо исполнить священный долг. Видишь ли, господин, эти два безобразных пакета, ради которых пятьсот человек и даже больше из наших утонули, были убиты, съедены крокодилами… Так вот, в этих лоскутьях завернут труп святого, который англичане осквернили, после невероятных мучений. Вот голова и туловище, завернутые в кожу свиньи и брошенные в реку. Мы вытащили из воды эти драгоценные останки, но какой дорогой ценой!