Александр Мартынов - Работа на лето Страница 66

Мальчишки дурашливо чокнулись и навалились на мясо — отлично приготовленное, не забывая поглядывать в окно на пустую площадку. Мачо неожиданно выругался. Его лицо сделалось удивлённым, а отстранённососредоточенные глаза неприятно поразили поглядевшего на друга Генку. Мачо сделал размашистое движение над столом, удивлённо посмотрел на свою ладонь и поднял взгляд на Димана:

— Ты зачем кружку убрал? — сердито спросил он.  — Подвинь обратно, — и снова попытался взять свою кружку, но промазал и выругался снова.  — Подвинь, ты чего?!

— Ты рехнулся? — неожиданно зло ответил Диман.  — Она у тебя под локтем, вот! — он пихнул пальцем кружку Мачо, но всей пятернёй вьехал в блюдо с мясом. Его взгляд сделался тупоизумлённым, но голос прозвучал с тревожным непониманием: — Что со мной такое?.. Ген, ты чего так далеко отсел?

— Ты чего? — не понял Генка.  — Я же вот, — он вытянул руку, но та уехала куда-то между Мачо и Юрзом, а те вообще оказались сидящими в разных концах странно расширившегося стола, поверхность которого прогнулась корытом. Генка резко схватился за свою кружку, чтобы она не упала в это углубление, но вместо ручки поймал руку Димана, лицо которого странно колыхалось.

— Ген, я тебя плохо вижу, — странно, с эхом, сказал Мачо. "Бамм!" — родился отзвук под плавно кружащимся потолком.

— А чего ты орёшь? — поинтересовался Генка, пытаясь понять, что происходит, но мысли разбегались, как шарики ртути по полу. Генка зажал уши, чтобы мысли не высыпались. Чушь какаято. Мысли не могут высыпаться, они нематериальные.  — Что со мной? — спросил он. Диман что-то говорил — его губы то приближались, то отдалялись независимо от лица.  — Что происходит, меня не слышит никто, что ли?! — заорал он изо всех сил, пытаясь опереться ладонями о стол и встать, но они прошли сквозь поверхность, не встретив сопротивления, и Генка упал на оказавшуюся в какой-то глубокой яме скамью, испытав отвратительное чувство падения. Он падает! Они что, вчетвером влезли на дельтаплан? А, вот в чём дело — перегруз…

Внезапно он увидел, что Диман стоит на ногах. Лицо командира виднелось совершенно отчётливо.

— Эта сволочь нас отравила, — спокойно и ясно сказал Диман. И пропал из поля зрения Генки…

… Хозяин встал на пороге кухни. Его лицо было искажено мучительной гримасой, тоской. Диман лежал на полу, раскидав руки, одна нога — на скамье, веки не опущены до конца, изпод них блестели полукружья белков. Юрз навалился на стол, прижавшись к доскам щекой, с оскаленных зубов натекла слюна. Мачо уткнулся в сложенные на столе руки лицом, рядом разлилась кола. Незнакомый рослый парень — самый младший — бессильно привалился к стене.

На остановку почти бесшумно подкатил грузовой "Мерс"…

… Отравили.

Нас отравили. Генка выхватил пистолет. Вскочил. Хотел выпрыгнуть из ямы (как он в неё попал?!)

Нет, что-то не то. Пальцы не брали рукоять — она оказывалась то далеко, то близко, словно дразнила его. И пальцы — что с пальцами? Они не гнулись, кроме того — то распухали, как сардельки, то вообще теряли вещественность, превращались в туманные струйки.

Хозяин перетекал по комнате. У него не было вообще никакой формы — сгусток жидкой плоти, неизменным оставалось лишь лицо. Смешно…

какая-то часть мозга продолжала жить и функционировать нормально. Он понимал это. И понимал, что надо действовать, выдвинуть эту часть на передний план, подчинить ей спятившее тело и глаза, которые видят то, чего не может быть. Лучше всего их вообще закрыть, но тогда он уснёт, а это нельзя (кстати — почему? Была какая-то причина, но какая?) Он не может — не может! — сидеть в яме, потому что сидит на скамье. Возле стола. У стены. Вся эта чушь ему кажется, потому что он отравлен — так сказал Димка.

Отравили. Враги. Засада. Перехитрили. (Да встать надо же, надо встать!!!) Он поспит и подумает об этом. Или, может, он уже спит и ему снится весь этот перекошенный мир (ух ты, а потолокто как низко опустился!) — тогда надо проснуться…

Он мог поклясться, что поднял правую руку, но она осталась лежать на колене. О. Пальцы пошевелились — интересно, чья это рука? Как она далеко — где-то внизу, а пальцев непонятно сколько…

Надо сделать так, чтобы его стошнило. Выблевать эту гадость. Где она была? В пепси? Нет, нет, конечно — в мясе, подливка набита специями… Что же это такое? Так быстро и так сильно, а ведь если не он, то ребята должны были сопротивляться, они имеют очень высокую сопротивляемость… Наверное, доза лошадиная…

Нельзя засыпать, нельзя — он один что-то ещё соображает… Неизвестно, почему, но так. Генка напряг волю… нет. Доза проникшего в мозг, кровь, нервы наркотика была слишком велика.

Не сдаваться. Не сметь! Он не спит, мир вокруг не изменился — обманывает зрение, обманывают ощущения, а не память. Он — здесь. Он — есть. Остальное навязано этой дурью.

В дверь вошли двое. Просто одетые. Широкоплечие. Лиц Генка не воспринимал.

— Готовы. Э, этот ещё смотрит!

— Дурак. Он всё равно ни фига не сечёт. ГГБ штука повальная.

- Нет, я секу, я всё секу — я сделать ничего не могу, вот что страшно…

— Не, всё равно должны были повыключаться… Здоровые какие пацаны, ужас… Чьи же, инетересно? Малолетки совсем…

— Ладно… Да, шеф… А как же, всё путём… Четверо… Не, шеф, вы не поверите — малолетки, лет по пятнадцать!.. Не, в отключке. Шеф, типа — делатьто что? Куда их?.. Да нет, можно запихать, но это, шеф, у меня опасение — уж больно здоровы. Это не кролики какие, как бы проблем не было потом, лучше их… Понял, понял, шеф, всё ясно… С собой, допросить, потом убрать. Во это правильно… Конечно, шеф, будет сделано в лучшем виде… Да всё узнаем… Да сейчас и выезжаем…

Он звонит по мобильнику. Всё кончено. Через минуту всё будет кончено. Неужели несколько милиграмм какой-то дряни, дурмана, могут перевесить всё — волю, веру, честь, совесть, дружбу?!. Чёрный колодец — уххх… Дна нет… лечу… падаю… Голос. какой-то голос. кто-то… стихи? кто-то читает стихи? Поёт? Андрэ, что ли? Слова… вслушаться в слова…

Души, погрязшие в плоти,Я обращаюсь не к вам!Вы никогда не пойметеРусский прорыв к небесам.

На костылях лжесмиреньяВам ковылять через жизнь.Я выбираю сраженье,Это мой выбор. Борись.

Я обращаюсь к героям,К тем, кто плюет в сатану.К тем, кто готовится к боюВ нынешнем страшном плену.

К тем, кто не тлеет под игом,Кто поднимает над тьмойЗнамя со Спасовым ликомСимвол Победы святой.

К подвигу, к ратному делуНебо родное зовет.Вспомним, как русичи смелоРать собирали в поход.

Били бессчетные орды,Гнали врага от ворот.Был непреклонным и твердымРусский великий народ.

Был перед Богом смиренным,Перед врагом — никогда!Ныне, как прежде, всех верныхЖдет боевая страда.

Слово должно стать фрезоюРезать сплетение лжи.Меч должен грозной грозоюВспомнить свои рубежи.

Встанем достойно и твердо!Русь свою не посрамим.Право на отдых — мертвым.Право на подвиг — живым. (1)

Не может быть.