Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход Страница 9

– Это ещё неизвестно, кто кого содержал, завод рабочих или они его!

– Неважняк! Вот тут-то начинается самое главное! Студиозус пропускает некую информацию, и сквозь дымное облачко эвфемизмов и лёгкого утаивания главного продолжает: «После революции 7 ноября 1917 на сахзаводе был создан рабочий комитет, директором в это время был Иммануил Венин.

– Как же тут без комитета! Без комитета тут не прожить! Без порядка можно прожить, а без комитетов – никак! И этот Веня…

– Кто таков?

– Не знаю! … какой-то!

– Вот это интересно! Хе! Оказывается, пока тут тут сухостой дрочил… В 1923 году завод был обеспечен инвентарём лишь на 15 процентов от имевшегося в 1916 – сообщает любознательный студиозус! Раскопала молодёжь!

– Это ещё что-то многоватенько! Пятнацать процентов! Ни… себе! Цельных ажник шашнадцать процентов осталось старых молотков, пил и свёрл!!! Аховская цифра! Были иные заводы, где ни одного шурупа живого не осталось! Стены унесли! Землю продали за границу! Это ещё ничего! Шишнадцать! Вот я знал паровую станцию в селе Брёхово, так от неё не осталось даже цемента в основании, обтирочной ветоши ни волосинки не осталось – всё унесли рачительные крестьяне!

– На подтирку что ли?

– Сам ты подтирка!

– На ток?

– Сам ты на ток! Унесли, говорю! Далее! Гм! Постепенно, слушай внимательно, не как-нибудь, а пос-те-пен-но положение завода стало улучшаться! Своим глазам не верю! Что это там случилось такого, интересно, что положение этого долбанного заводишки стало улучшаться! Так говорит господин студиозус! Ты веришь в это?

– Ну то ж не Заратустра пёрнул?

– Растущий Заратустра – студент! «Положение завода стало у-лу-ч-шать-ся!»

– Не пугай меня! Что случилось?

– Он спрашивает! А ты сам думаешь, что случилось?

– Сахар внезапно потёк рекой? Были выписаны иностранные специалисты маркшейдер Ганс Шмидт и доктор Пенни Гроссфалос?

– Много хуже!

– И что же случилось?

– Ба-ба-ба, би-ба-бо, завод стал приобретать оборудование…

– Опять?

– Снова!

– Как страшно жить! На какие же шиши этот долбаный завод стал покупать оборудование?

– Загадка!

– Партия и правительсво подкинуло деньжат?

– Где жы ты видел, чтобы партия и правительство что-нибудь подкинуло! Кинуло – это да! Верю!

– Бог помог! Не знаю, короче! В общем, чудеса в решете в рамках индустриализации! Были прикуплены…

– Молоток и клещи?

– Мельчишь! Выше бери!

– Что же? Гвозди и метла для нянечки Праскевы Петровны Обуховой?

– Выше!

– Выше только красные смазные сапоги для бога!

– Не кошунствуй, отрок!

– Что же?

– Немецкие стамески и Бранглийское сопло! А также…

– Что также, что?

– Как это цинично не прозвучит, у них в хозяйстве появился и первый отечественный трактор «Хольт» Ленинградского завода!

– Сопло и холт! Роскошно! Наверно им легко задышалось?

– Во всю грудину! А как к ним «Хольт» попал?

– Как бы между делом! Появился!

– Вот видишь! Появился!

– Ух, ты! Идилия спошная! У них очечественный «Мерседес» московского завода не объявлялся случайно?

– Случайно нет! В таком серьёзеном деле ничего случайного нет! Всё под колпаком у Мюллера!

– Да, дело сурьёзное донельзя! Нет, ты скажи!

– Продолжаю обзор побед и свершений! В 1928 площади посева сахарной свёклы достигли уровня 1916 года!

– Вау!

– Был получен урожай 200 центнеров с гектара!

– Целых двети центнеров? Невозможно! Они все надорвались, бедные!

– И между тем! Двести! Это в летописи у Нестора есть!

– Двети гектаров! Никогда не поверю! Может, двадцать?

– Нет, двети!

– А дальше что?

– А дальше всё!

– Прости им! Это было недолго! С началом коллективизации таиственным образом урожайность начала резко падать. Тэк-с! Прямо как во сне! Прямо в пике какое-то вошла! Так в 1930 году было получено 159 центнеров с га, да-с, то ись с гектара для тупеньких, в 1931 – 103 ц, в 1932 – 70, 1933 – аж 55! Чуишь? Потом статистику вообще засекретили срочно и никаких сведений больше не имелось. В это время, сообщает нам любознательный студиозус, были сокращены агрономы, отсутствовал контроль… Ну и всё такое! Кирдык полный короче!

– То, что отсутствовал контроль, я не сомневаюсь, не в этом дело, его там никогда и не было, но надеюсь, что в данном случае агрономы были сокращены без применения гильотины, револьверов и пулемёта!?

– Не уверен! Насчёт гильотин сомневаюсь, а вот то, что топориками чикали, как родных, не сомневаюсь!

– Что дальше?

– В 1935 году Благодарственный заводик был тайно переименован и стал носить гордое имя Васиссуалия Петровича Камушкина.

– Кто это такой?

– Не знаю!

– Камушкинский Заводик! Хорошее название!

– Да!

– Что ещё мы узнаём из этой любопытной бумажки?

– Тэк-с! «2 июня 1941 года Лемцы…

– О как страшно жить! Грозные годы настали, страшные годы пришли?

– Лемцы…

– Кому же ещё!.. Эти всегда были готовы историческое говно за всеми выносить! Мёдом их не корми! Дай повоевати! Все на Нарву! Чуть всех большевиков на погост не вынесли!

– …вторглись на нашу землю, и к концу сентября всё оборудование всё оборудование было погружено на тележки и отправлено в далёкий Красноярский край!»

– Ту-ту-у! Неблизко! А кем погружено? Лемцами?

– Думай, в какую сторону смотришь!

– Да?

– Тэ-дэ-рэ! Вместе с ними выехала и часть специалистов!

– Шилов и Мотовилов! Даю руку на отсечение, никто назад не вернулся!

– А ты откуда знаешь? Не заглядывай через плечо! Всё это важные государственные секреты!

– Тут и гадать не надо! Тут всё секрет! И то, что мы до сих пор живы – страшный секрет! Государство? Здесь нет никакого государства! И никогда не будет! Есть многорукий бандит с маленькой, мутной от пьянства и безделья головой, есть вши, питающиеся его грязным телом! Кучи месущегося насеоения с неявными взглядами, за что их постоянно хвалят! А больше ничего нет!

Что дальше!

– Ход времени остановить нельзя!

– Как нельзя купить любовь!

– Далее история повторяется… Би-ба-бо… Марс в лузере! Венера в жопе! Триангуляция и абсцесс!

– Что дальше, брат? Чревовещай верно! Дышать темно!

– Ахой, Марселлус! В 1946 году завод был обеспечен оборудованием и инструфараонов ровным счётом на три процента, от уровня 1819 года? Где в это время был завод, правда, не указывается, может быть, его дислоцировали на Северном полюсе!

– На сколько процентов ты говоришь обеспечен?

– На два!

– Может, на три?

– Замётано!

– Восстановление завода началось…

– …в 1965 году?

– Мимо лузы! Боец Метрика! Не угадал! На цугундер! Согласно метрикам… Восстановление завода началось в 1949 году… Бац-шмац-арбита!

– А три года от 1945 они, что, в балду играли? Как они использовали три года мирной жизни после войны? Пьянствовали, что ли?

– Не знаю! Веселились наверно!

– Вот и плохо, что не знаешь!

– Но…

– Опять какие-то но? Никаких но!

– Но постройки устарели, и пришлось делать всё заново!

– Заново?

– С нуля!

– Слышали! Разграбили, устарело, делаем всё сызнова! Разграбили, устарело – сызнова! И так семьсот семьдесят раз! Как в Пиплии!

– Строительство велось по графику и завод был пущен в срок в 1957 году.

– Хорошие у них графики!

– Планы партии – планы народа! Сто лет нам капля никотина!

– Оборудование на заводе было установлено фирмы «Зингерхаузен»! уже хорошо!

– Очечественной, надо говорить! Очечественной! Что может быть отечественне фирмы «Зингерхаузен»!?

– Тут всё отечественное, от войн до молотков! Форд тоже наш земляк!

– Турбины были поставлены из Швеции!

– Швеция, если мне память не изменяет, тоже часть нашей страны? Мы у Карла её отхватили! В 1954 году директором завода был Валет Е. Финита ля комедия!

– Всё?

– Всё!

– Оптимистично нах! У меня руки зачесались, на предмет, не построить ли мне тоже мыловаренный заводик в Мценской губернии? Марье Петровне на радость!

– Погодь пока! Не гомони!

– Слушай, не кажется тебе, что мы что-то поносим или критикуем?

– А почему тебя это задевает?

– Бак, – говорю, а ты блевал когда-нибудь за границей?

– А почему ты спрашиваешь?

– Да так, интересно знать! Просто так!

– А ты?

– А я блевал!

– Ну и как же это было?

– Это случилось в Исруле, государстве на Ближнем Востоке, где как ты знаешь, причудливы и законы и даже рассовый состав населения. Жаркую погоду я переношу с трудом, не то, что некоторые, и когда на улице за тридцать всегда беру два пакета холодного молока. В этом я подобен Фишеру, хоть и обделён шахматными талантами в такой степени, как он! Он, как ты знаешь, страшно любил молоко и в такой же степени терпеть не мог Исруль! А шахматы у него были где-то посередине между молоком и Исрулем! Ни то, ни сё, короче! И вот в этом самом Исруле, чтоб он сдох поскорей, в двенадцать часов дня или около того, когда солнце стоит прямо над головой, как гигантский раскалённый паяльник, изнемогая от жары, я зашёл в местный супермаркет и по сложившейся традиции купил две бутылки молока. На углу я жадно раскупорил одну из них и глотнул из неё два огромных глотка. Я ожидал испытать неземное удовольствие и не рассчитывал на адские муки! И меня сразу же вырвало на святую Исрульскую землю – никогда не думал, что молоко может иметь столь омерзительный вкус – вкус какой-то мерзкой блевотины! Вторую бутылку я разбил тут же, от злости! Оказалось, что они пьют эту мерзость, привыкли к ней и с чистой совестью называют её «молоком»! Делается это пойло наверняка по Армериканской технологии! Наверно, это порошковое молоко! Норвежское сусло! Вот так я блевал за границей! А они пьют это и наверное облизываются от удовольствия! Думаю, они бы съели и то, что я тогда наблевал! Ибо в блевне есть недолго живущее послевкусие и шарм!