Джесс Уолтер - Великолепные руины Страница 10

– Я тебе, Люго, так скажу. Американские актрисы только и умеют, что носить корсет в вестернах и визжать.

– Ну и ладно. Хочу посмотреть, как у ней сиськи раздуваются, когда она визжит, – упрямо ответил Люго.

– Может, она завтра загорать голышом на Паскалев пляж выйдет, – мечтательно проговорил Томассо-Хрыч. – Вот тогда мы на ее сисищи и посмотрим.

Триста лет в этой деревне ничего не менялось. Мальчики вырастали, отцы передавали им свои лодки, а потом и дома – дома обычно старшим сыновьям, – и сыновья женились на девушках из окрестных деревень. Кто-то привозил молодых жен в Порто-Верньону, кто-то уезжал, но число villagio оставалось неизменным, и двадцать с небольшим домов никогда не пустовали. Однако после войны все изменилось. Рыболовство приобрело промышленный размах, и местные уже не могли соревноваться с большими сейнерами, которые каждую неделю выходили из Генуи на промысел. Рестораны все еще покупали у старых рыбаков их нехитрую добычу, в основном потому, что туристам нравилось видеть, как на кухню приносят свежую рыбу, но жизнь уже была не та. Все равно что в парке развлечений работать: рыбалка ненастоящая, будущего у нее никакого. Молодежи пришлось уехать из Порто-Верньоны и поступить на консервные заводы в Ла-Специи, Генуе, а то и подальше. Любимый сын больше не мечтал о том, как унаследует лодку. Шесть домов уже опустело – некоторые стояли заколоченными, некоторые пришлось снести. И это было только начало. В феврале младшая дочь Томассо-коммуниста, косоглазая Иллена, вышла замуж и уехала в Ла-Специю. Томассо потом несколько недель места себе не находил. Как-то утром Паскаль, посмотрев на рыбаков, которые кряхтя и охая тащили лодки в море, вдруг понял, что кроме него в деревне никого моложе сорока уже не осталось.

Паскаль оставил рыбаков веселиться в траттории и пошел навестить маму. Она плохо себя чувствовала и уже две недели не вставала с постели. Мама лежала, уставившись в потолок, скрестив руки на груди и скривив рот в предсмертной гримасе, которую часто репетировала в последнее время. Седые пряди разметались по подушке.

– Мама, ты бы встала. Пойдем, поешь с нами.

– Не сегодня, Паско, – просипела она. – Сегодня я надеюсь умереть. – Антония Турси вздохнула, зажмурилась, затем осторожно приоткрыла один глаз.

– Валерия говорит, у нас гости из Америки?

– Так и есть.

Паскаль приподнял одеяло, чтобы взглянуть на ее пролежни. Оказалось, тетка их уже посыпала тальком.

– Женщина?

– Да, мама, женщина.

– Сбылась-таки мечта отца. Он все твердил, что американцы приедут, и оказался прав. Женился бы ты на ней и ехал себе в Америку. Там и теннисный корт сделаешь.

– Мама, ты же знаешь, я тебя не…

– Уезжай, а то сгинешь тут, как твой отец.

– Я тебя не брошу.

– Обо мне не беспокойся. Скоро я уйду к твоему бедному отцу и братьям.

– Ты пока не умираешь, – сказал Паскаль.

– Душою я уже умерла. Надо тебе было вывезти меня в море и утопить, как ту старую больную кошку.

Паскаль насторожился.

– Ты же говорила, она убежала, пока я был в университете?

Она искоса глянула на сына:

– Это такое выражение.

– Нет, не выражение. Нет такого выражения. Вы что с папой, мою кошку утопили, когда я уехал?

– Паско, я старая больная женщина! Зачем ты меня мучаешь?

Паскаль вернулся к себе. В ту ночь он слышал, как американка ходила в туалет, но на следующее утро девушка так и не вышла из своей комнаты. Паскаль занялся работой на пляже. Когда пришло время обеда, тетя Валерия сообщила ему, что американка спускалась вниз, выпила кофе, съела кусок торта и апельсин.

– Что она сказала? – спросил Паскаль.

– А мне почем знать? Кошмарный язык. Точно кто-то костью подавился.

Паскаль тихонько поднялся по ступеням и прислушался, но в комнате Ди Морей было тихо.

И он вернулся на пляж. Много ли песка унесло течением, определить было трудно. Юноша вскарабкался на уступ, которому предстояло стать теннисным кортом. Полуденное солнце скрывали тучи, отчего небо казалось плоским, как стекло на крышке стола. Паскаль взглянул на колышки, ограждающие строительную площадку, и ему стало стыдно. Даже если навалить из камней двухметровую стену вокруг корта, все равно бетон тут вряд ли удержится. И как укрепить часть, нависающую над обрывом? К тому же придется еще выпирающую скалу взрывать. Может, построить маленький корт? Интересно, правилами такое разрешается? Если ракетки тоже будут поменьше?

Паскаль уселся на уступе покурить и подумать. Внезапно у мыса Вернаццио показалась яхта Оренцио. Она двигалась по направлению к деревне. Вот яхта уже прошла Риомаджоре. Похоже, Оренцио вез двоих пассажиров. Неужели еще американцы едут? Нет, на такое Паскаль даже надеяться не смел. Наверное, они поедут дальше, в Портовенере или в Ла-Специю. И тут яхта сбавила ход и повернула в бухточку.

Паскаль запрыгал с камня на камень вниз к причалу, пробежал по узкой тропинке вдоль берега и остановился лишь тогда, когда понял, что Оренцио привез не туристов. Одного, здоровенного громилу, он никогда не видел. Вторым был Гвальфредо, владелец отелей на этом побережье и редкий гад. Оренцио пришвартовался, и пассажиры сошли на пирс.

Гвальфредо был лыс, щекаст, зубаст и усат. А здоровяка, кажется, просто вытесали из гранита. Оренцио остался на палубе, в глаза Паскалю он почему-то не смотрел.

Гвальфредо всплеснул руками и воскликнул:

– Выходит, правду говорят, что сын Карло Турси вырос, возмужал и вернулся в Мокрощелку!

Юноша мрачно кивнул:

– Добрый день, синьор Гвальфредо.

Раньше этот мерзавец в Порто-Верньону не приезжал, но Паскаль хорошо знал его биографию. Мать Гвальфредо спуталась с богатеньким банкиром из Милана, и, чтобы ее сынок с явными криминальными наклонностями не болтал лишнего, банкир купил ему долю в сети отелей в Портовенере, Чиавари и Монтероса-аль-Маре.

Гвальфредо осклабился:

– Так у тебя что, американка в бывшем борделе живет?

Паскаль кивнул:

– Да, у нас иногда останавливаются американские туристы.

Гвальфредо нахмурился. Огромные усы, казалось, пригибали его голову на бычьей шее к земле. Он оглянулся на Оренцио, но тот притворился, будто копается в моторе.

– Я уже сказал Оренцио: тут явная ошибка. Женщина наверняка ехала ко мне в Портовенере. А он утверждает, будто ей было надо именно… сюда.

– Да, – ответил Паскаль, – ей нравится, что у нас тихо.

Гвальфредо угрожающе шагнул вперед:

– Это тебе не крестьянин из Швейцарии! Американцам нужен комфорт, а уж тем более звездам кино. Ты его обеспечить не можешь. Я в этом бизнесе давно. И очень расстроюсь, если ты опозоришь наш курорт.

– Мы заботимся о ней.

– Значит, ты не будешь возражать, если я с ней поговорю и задам ей пару вопросов?

– К ней нельзя, – поспешно ответил Паскаль. – Она спит.

Гвальфредо оглянулся на Оренцио и снова, угрожающе, на Паскаля:

– А может, ты меня к ней не пускаешь, потому что парочка старых друзей обманула бедную женщину, не знающую итальянского, и привезла ее в Порто-Верньону вместо Портовенере? А она-то, бедняжка, сюда и не собиралась?

Оренцио открыл было рот, чтобы возразить, но Паскаль его опередил:

– Разумеется, нет! Пожалуйста, можете приехать попозже, когда она проснется, и спросить все, что вам хочется, но сейчас я ее беспокоить не позволю. Она больна.

Гвальфредо криво усмехнулся из-под усов:

– Ты знаком с синьором Пелле? Он из туристической гильдии.

– Нет еще. – Паскаль попытался встретиться с незнакомцем взглядом, но это было делом нелегким: щелочки глаз синьора Пелле почти скрывались за складками мясистых щек. Даже серебристый плащ не мог смягчить контуров мощной фигуры.

– За вполне разумную плату туристическая гильдия предоставляет услуги всем приличным отелям на побережье. Транспорт, рекламу, защищает их интересы в муниципальном совете…

– Sicurezza, – подсказал синьор Пелле скрипучим басом.

– Да-да, синьор Пелле, благодарю вас, – ответил Гвальфредо. – И безопасность, разумеется, обеспечивают. – Усы-щетка приподнялись еще выше. – Охрану.

Паскаль не стал спрашивать, от кого именно синьор Пелле собрался его защищать. Понятно, что от самого синьора Пелле.

– Мой отец о вас ничего не рассказывал. – Юноша проигнорировал предупреждающий взгляд Оренцио. Паскаль уже давно пытался разобраться в тонкостях бизнеса по-итальянски. Часть поборов можно было смело не платить, а часть нужно было платить обязательно, но вот как узнать, которая какая?

Гвальфредо улыбнулся:

– И папаша твой платил, а как же. Годовой взнос, ну и так, небольшой налог на проживание иностранцев за каждую ночь. Только мы этот налог с него до сих пор не брали, потому как не думали, что тут бывают иностранцы. – Гвальфредо пожал плечами. – Десять процентов. Ерунда. Многие отели перекладывают этот расход на плечи клиентов.