Ненад Илич - Дорога на Царьград Страница 10

Репетицию нам пришлось прервать ради первой примерки костюмов и обеда; перед обедом мы вышли на улицу немного размяться.

Недалеко от трактира, перед уездной канцелярией, мы стали свидетелями неприятной сцены.

Перед канцелярией стояли двое юношей в рединготах с узко скроенными плечами и один скромно одетый молодой сельчанин. Юноша с бледным удлиненным лицом, окаймленным аккуратной бородкой, начал, как припадочный, кричать на малочисленных прохожих:

– Всеобщий позор! Всеобщий позор!

Явно много выпив до своего припадка, он гладко перешел от двухсловного заклятия к более сложной конструкции. Ее он обратил на нас:

– Ну что, богатеи? У вас настолько отяжелели кошельки, что не дают вам поспешить на помощь братьям! Пустили бежать перед собой этого толстого парижского бонвивана. Сына Марии Катаджи! Да еще и рукоплещете ему! Разве такому, как он, по силам создать новую Сербию? На пламени сербского восстания он зажигает себе венчальную свечку!

Я сообразил, что припадочный имеет в виду князя Милана.

Одеревенелые мужланы после каждой фразы кричали: «Так оно и есть!», а другому юноше явно было плохо от всего этого. А больше всего от вина. Он прислонился к стене.

Их главный заводила, с бородкой, опять обрушился на нас, угрожая «стереть нас с лица земли». Только пьяный мог принять нас за богатеев.

А затем он запел странную песню, которую двое его приятелей с готовностью подхватили. Похоже, они не слишком хорошо уловили мотив, но, как это ни странно, слова песни так звучали даже явственней. А текст был такой:

Отречемся от старого мира!Отряхнем его прах с наших ног!Нам враждебны златые кумиры,Ненавистен нам царский чертог!Мы пойдем к нашим страждущим братьям,Мы к голодному люду пойдем,С ним пошлем мы злодеям проклятья —На борьбу мы его позовем.Вставай, поднимайся, рабочий народ!Вставай на врагов, брат голодный!Раздайся, клич мести народной!Вперед! Вперед! Вперед! Вперед!Вперед!

Богачи-кулаки жадной своройРасхищают тяжелый твой труд.Твоим потом жиреют обжоры,Твой последний кусок они рвут.Голодай, чтоб они пировали,Голодай, чтоб в игре биржевойОни совесть и честь продавали,Чтоб глумились они над тобой!Вставай, поднимайся, рабочий народ!Вставай на врагов, брат голодный!Раздайся, крик мести народной!Вперед!

Откуда-то вынырнул Стевча. И многозначительно шепнул мне на ухо: «Марсельеза!»

Я не очень хорошо его понял. Стевча попробовал мне объяснить, что это – коммунары, радикалы, из Ясеницы.

Из канцелярии выбежали двое полицейских и прикладами вкупе с ногами стали наказывать троицу за отсутствие слуха. Неприятно было смотреть, как они дубасят пьяную компанию.

– Так и нужно. Иначе мы окажемся в… – Стевча показал рукой за Дунай, откуда он переселился в Гроцку, и добавил: – Такие нас и туркам продадут, если что.

Пока бородача тащили в канцелярию, он смотрел на меня укоризненно, как будто это я привел полицейских. И упрямо пытался довольно высокими каблуками зацепиться за брусчатку. Его тошнило. Сербия, похоже, навсегда останется полицейской страной. Не могу сказать, что испытываю какую-то особую симпатию к коммунарам, я отлично знаю, что с ними надо действовать жестко, и все же…

Сейчас, по размышлении, мне кажется странным, что они, как и наши хозяева, выступают за войну. При том одни обвиняют других в отсутствии патриотизма… Несчастная Сербия! Судя по всему, добром все не закончится. Уже здесь, сейчас… Я не могу этим заниматься. Довольно мне всяких глупостей. Сделаем, что от нас требуется, и продолжим путь в Царьград. Чтобы найти одно-единственное решение всему.

После обеда мы немножко отдохнули, а затем прорепетировали до недавнего времени. Завтра мы приглашены на загородную прогулку.

Представление отложено на воскресенье. Герман очень недоволен этим; он все еще хочет продолжить путешествие как можно скорее. А я никуда не спешу.

Вчера мы были за городом. Нас отвели на Стевчин луг под виноградником, с которого открывается фантастический вид на Дунай. Такой, что аж дух захватывает.

С нами пошли и женщины с детьми, которые носились по лесу и почти не мешали нам.

Стевча кроме вина взял ягненка, а Чолак принес поросенка. Мы выкопали две ямы и подожгли в них сухую лозу и ветки. Бросаешь все на огонь, а потом брызгаешь водой, чтобы пламя опало, и получаешь жар от углей, которые могут тлеть часами.

Я увлекся вертелом с поросенком и совершенно забыл о времени. Под нами блестел Дунай, щебетали птицы, а стоило подуть ветру – дым от углей волнами перекрывал запах весенней травы… Я люблю Сербию.

И мы опять пили прекрасное грочанское вино.

Бывают мгновения, когда человек снова загорается желанием жить. Когда его переполняет такая любовь, что хочется вырасти до необъятных размеров. И все объять. Вчера я, возможно, впервые захотел жениться и народить кучу детишек. Чтобы было с кем разделить любовь и попытать скромного счастья. Может, человек все же имеет право на счастье и покой.

Странно – если бы не надвигающаяся война, я, вероятно, не возжелал бы покоя. Приближается время принятия решения. Я бы много не раздумывал. Может, меня перед продолжением пути все-таки ждет уход на праведную войну, которую поведет моя страна. Безотносительно всего, что я могу обрести в Царьграде. Это не только вопрос чести и долга. И я не стану утверждать, что не боюсь. Только сдается мне – все в этом мире проистекает в борьбе любви и страха. И если я допущу, чтобы страх меня одолел, и не пойду на войну, разве смогу я тогда открыться когда-нибудь для любви?

Мала смотрит на меня странно. Да что там – странно, она смотрит на меня «именно так». И на репетициях, пока мы ждем свой выход. Я уверен – когда мы встречаемся глазами, обоих пробивает дрожь. Меня так точно. Из этого что-нибудь да выйдет. Даже Герман приметил, что происходит. Многозначительно мне улыбается.

И Мики, и Ю явно уже сплетничают на этот счет. Сели в сторонке, подальше от группы, и смеются.

У Стевчи красивая дочка. В подпоясанном вязаном либаде[12], с толстым и немножко неряшливо заплетенным венцом волос и необыкновенными голубыми глазами… А грудки ее так дивно дышат. Вверх-вниз. Она тоже бросает на меня взгляды. Я не выдумываю. Она очень юна, но так и съел бы ее – такая она сладкая. Я, и правда, самый плохой из всех. Ну, что же поделаешь, коль мое сердце такое большое. Сербское.

Когда в какой-то момент ветер затих и все успокоилось, я ясно ощутил, что холм, на котором мы стояли, парил в пространстве. В вечном путешествии. А мы уподоблялись спокойным и довольным пассажирам. Островок рая. Если б мне не сделали замечание, поросенок бы сгорел. Я вообще перестал его вертеть.

Может, Сербии приходится так часто воевать именно потому, что она так близка к раю. Ради равновесия. Может быть, потому и не бывает в ней никогда должного порядка, может, потому и встречается столько несправедливости. Бог нам дал красивую землю. И если бы мир своим стучащим кулаком не держал нас в бдительном напряжении, мы бы, наверное, только полеживали, вытянув ноги, в прохладной сени деревьев. Вот я уж вздор мелю…

С холма был виден и луг Гарашана. Зовется он Гавран («Ворон»). На этом лугу люди Михаила, начавшие после его прихода к власти травлю защитника конституции, убили сына Милутина, Луку, брата Илии. Милутину удалось бежать к туркам в Белград. Мне рассказали всю историю Гарашана с того момента, когда Милое Джак во время бунта сжег имение старого Милутина в Гарашах под Крагуевцем, а Милош ему, как человеку проверенному, поспешил на помощь и выделил имение в Гроцке. Мне поведали о том, каким Милутин был горячим и неудобным человеком, и Милош его, к досаде народа, разжаловал из князей Ясеницы. О том, как впоследствии, по приговору Милоша и при помощи его человека, Сараманды, Милутин в хижине в Врбице топором зарубил следующего князя Ясеницы, некоего Андрию. Об учебе и карьере Илии. О смещении и возвращении к власти. О гибели Милутина во время бунта против Михаила. О том, как Илия замирился с Михаилом, а потом снова разругался. Как отошел от политики и свои последние годы провел в имении в Гроцке, как состоятельный человек, знающий, что такое настоящая жизнь.

Говорят, что Илия часто сиживал со своими друзьями на Гавране – точно так же, как сидели мы сегодня на Агином холме.

Я предложил всей честной компании создать новый герб Сербии – вертел с поросенком, скрещенный с саблей, в венце из виноградной лозы и дубовых листьев. Можно включить кое-где и сливы. Война и мир.