Хумаюн Ахмед - Все в лес пошли… (сборник) Страница 16

Милли не оказалось дома. Она ушла с мужем на какую-то свадьбу или что-то вроде того. Но дома была Трина. Она закричала: «Дядя!» – и подняла такой шум, что у Ахлака закружилась голова.

Он любил свою племянницу даже больше, чем Милли, но никогда этого не показывал. Если дети поймут, что их любят, они уже не оставят человека в покое, тем более дети избалованные. Кроме того, Трина была такой же болтливой, как и ее мать, – просто голова шла кругом.

– Какие новости? – серьезным тоном спросил Ахлак.

– У меня отличные новости, дядя, просто замечательные! Сегодня ты не уйдешь от нас, а останешься и будешь всю ночь рассказывать мне истории. Истории о бхутах.

Господин Ахлак зевнул:

– Я могу рассказывать какие угодно истории, но только не о бхутах.

– Нет! О бхутах, только о них!

– Никаких историй о бхутах!

– Почему?

– В конце двадцатого столетия не рассказывают истории о бхутах. И не слушают тоже.

– Почему же не слушают?

– Глупо это. Когда человек летает в космос, спускает зонды на поверхность Марса, смешно, что мы боимся каких-то фантастических существ под названием «бхуты».

– Ну, конечно! Да ты просто не знаешь историй о бхутах.

У Ахлака родилась, было, мысль рассказать ей, что произошло с ним прошлой ночью. Но он сдержался. Пугать детей – это преступление. Поэтому он начал рассказывать одну басню Эзопа.

– У стиральщика белья был осел. Однажды осел упал в чан с синькой, и его шкура окрасилась в синий цвет…

– Дядя, мне не нравится эта история про осла, – жалобно проговорила Трина.

– Тогда слушай историю про пастушка. Один пастушок пас на лугу овец. Он был большой врун и однажды ради шутки закричал: «Тигр! Тигр!»

– Я не люблю всякие поучительные истории. Просто терпеть не могу, – зевая, сказала Трина.

Тогда Ахлаку пришлось рассказать, что с ним случилось прошлой ночью, хорошо объяснив, что на самом деле все это происходило во сне. Нельзя, чтобы в голову ребенка закрались подозрения.

– Мне кажется, что к тебе на самом деле приходил бхут. Вот увидишь: он и сегодня наведается, лампа снова сама включится.

– Выключатель был сломан, – раздраженно сказал господин Ахлак. – Его отремонтировали, и сегодня ничего не случится.

– Случится, случится. Очень даже случится. Бхут осмелел, теперь еще больше историй расскажет. Мне кажется, и петь начнет. Кто знает, какие песни у бхутов?

Домой господин Ахлак вернулся в дурном настроении. Нельзя было рассказывать эту историю. Трина – девочка сообразительная, с фантазией, сделает из мухи слона. Потом еще одноклассницам расскажет. И закрепится вся эта ерунда в головах ее подружек, особенно тех, что поглупее. Если однажды подобные вещи попадают в голову, их бывает очень трудно оттуда вынуть.

Вечером он лег пораньше. Выключил лампу и, когда ложился в постель, ему было интересно, не загорится ли она снова. Ахлак даже разозлился на себя за это. Он же взрослый человек. Если уж в его голове засели эти мысли о бхутах, то можно представить, какие ужасные последствия они могут иметь для детей. Лампа не зажглась. Прождав довольно долго, он лег спать, чувствуя себя расстроенным и даже разочарованным. Неизвестно почему, но ему хотелось, чтобы лампа вновь зажглась сама собой.

– Сэр, вы уже заснули или еще нет?

– Кто это?

– Это я, сэр. Объятый несчастьями бхут. Прошлой ночью мы с вами немного беседовали. Перед уходом я сказал по-немецки: «Гуте нахт, шляфен зи велл!»

– Ах, так это ты!

Господин Ахлак перевернулся на другой бок. Он был уверен, что все опять происходит во сне. И это действительно было похоже на сон. Когда мы спим, то часто видим все шиворот-навыворот. В студенческие годы ему часто снилось, будто он приходит на экзамен и, засунув руку в карман, обнаруживает, что забыл ручку. Сон про бхута чем-то напоминал тот давний студенческий сон.

– Так, значит, ты пришел?

– Воистину, сэр.

– Вчера ты делал всякие фокусы с лампой, а сегодня почему же не делаешь?

– Вы же поставили новый выключатель, вот я ничего и не делаю. Не хочу портить хорошую вещь.

– Как тебя зовут?

Господин Ахлак услышал смешок. Это, наверно, и есть тот самый бхутский смех. Однако кровь не стыла в жилах от ужаса. Ахлаку этот смех даже понравился. Вполне нормальный, естественный смех.

– Над чем смеешься?

– Смеюсь над этим людским заблуждением в отношении бхутов. Вы считаете, что раз у вас есть имена, то и у нас должны быть. На самом деле это не так. У бхутов, сэр, нет имен.

– Как так? – удивленно спросил господин Ахлак.

– Мы представляемся по делам, а не по именам.

– Скажите-ка!

– Правду говорю, сэр. Возьмем, например, имена глупых бхутов: Дурак 1, Дурак 2, Дурак 3, Дурак 4… Чем больший дурак, тем больше номер. Узнав номер, вы сможете сказать, насколько это большой дурак. У людей нет такой системы, у вас по имени не поймешь, дурак человек или умный.

Господин Ахлак разинул рот, а бхут серьезным тоном продолжал:

– Наша система, сэр, глубоко научна.

– А по вашей системе, как тебя зовут?

– Писатель 74.

– Ты что, писатель?

– Есть такой грешок, сэр.

– Почему же грешок? Стать писателем не так-то просто. Писатель 74… Это значит, ты большой писатель?

– Получил, парочку наград, сэр. В прошлом году получил главную бхутскую награду – железную медаль. Железную медаль дают очень редко, сэр.

– Железную медаль получил, говоришь?

– А еще одна моя вещица включена в программу бхутошколы. Это высокая честь.

– И то правда. Ты стоишь или нет? Подвинь стул и сядь. Я с тобой на «ты» – неудобно как-то.

– Ничего неудобного, сэр.

– Садись, садись.

Ахлак услышал звук передвигаемого стула. Кто-то сел. Было темно, и он ничего не видел.

– А что за вещица в программе бхутошколы?

– Одна статейка.

– Как она называется?

– Это статья о людях, называется «Се человек!»

– Должно быть, интересная статья.

– Исследовательская статья, сэр. Для бхутят она трудновата.

– Ты пишешь только статьи или еще и рассказы с романами?

– Рассказы. Недавно вышла моя книжка под названием «Рассказы про человека».

– Ты бхут, а пишешь, как погляжу, все о людях.

– Как люди пишут о бхутах, так и я пишу о людях.

– Я бы послушал рассказик-другой.

– В таком случае, сэр, я принесу книжку?

– Принеси.

Бхут отправился за книгой, а господин Ахлак, дожидаясь его, заснул. В ту ночь ему так и не удалось послушать рассказ.

В колледже все знали Ахлака как серьезного человека. Почему-то все, кто преподает математику, вообще серьезны по природе – Ахлак выделялся даже среди них. Когда у него один урок, он проводит его и сразу уходит домой. Когда два или три занятия, тогда в перерывах между ними он сидит в преподавательской и читает газету. В разговорах преподавателей он никогда не принимает участия – не любит.

Но сегодня он сделал исключение. Как обычно, Ахлак сидел в преподавательской и читал газету, а рядом с ним сидел преподаватель бенгальского языка Шамсуддин Ахмед. Он беседовал с сидящим прямо напротив него Дабируддином, преподавателем логики. Эти двое были хорошими друзьями, вот только каждый божий день из-за любой чепухи между ними разгорались яростные споры. Бывало, что споры эти доходили до рукопашной. Директор даже запретил им садиться рядом. Тогда они стали усаживаться друг против друга и заводили непринужденный разговор, который плавно перетекал в спор, который вполне мог закончиться дракой.

Сегодня они заспорили о том, как давать имена. Шамсуддин имел привычку, что бы ни обсуждалось, переходить к Рабиндранату Тагору. У Дабируддина дней десять назад родилась дочка, но имя ей еще не выбрали. И поэтому Шамсуддин посоветовал:

– Назови ее Минакши. Рабиндранату Тагору это имя очень нравилось.

– А что означает имя Минакши? – спросил Дабируддин.

– «Мин» значит «рыба», а «акши» – это «глаз», получается Минакши – «рыбоокая»…

– У моей дочки глаза не как у рыбы. У нее вполне человеческие глаза. Зачем же называть ее Минакши? Ее тогда логично назвать Манушакши – «человекоокая»…

– Но имя Минакши очень нравилось Рабиндранату Тагору. И дочь самого Будходева Босу он назвал Минакши.

– А может, он потому ее так назвал, что глаза у нее были, как у рыбы, как у карпа.

Лицо Шамсуддина побагровело:

– Что ты имеешь в виду: глаза, как у карпа?!

– Ну если глаза не как у карпа, то тогда как у какой-нибудь другой рыбы, например, как глаза форели или лосося. Не такой человек Рабиндранат Тагор, чтобы давать имя в честь какой-нибудь рыбы просто так. Нет, не такой он человек, чтобы взять и вот так вот запросто придумать неподходящее имя.

Спор уже почти разгорелся, как вдруг, ко всеобщему удивлению, заговорил Ахлак: