Барбара Вайн - Ковер царя Соломона Страница 2

Она выбрала сиденье неподалеку от дверей. Ей казалось, что находиться рядом с дверями безопасней. Она уже не помнила, что поездка должна была стать интересным приключением, маленьким опытом, которого недоставало в ее жизни. Теперь все превратилось в испытание на прочность. Когда поезд тронулся, она глубоко вздохнула, сложив на коленях подчеркнуто расслабленные кисти рук и делая глубокие медленные вдохи и выдохи. Она очень боялась застрять в туннеле – больше того, у нее внезапно возникло чувство, что эти туннели ей, оказывается, глубоко отвратительны. Это было что-то новое. У нее никогда не наблюдалось приступов клаустрофобии, даже в небольших помещениях или в лифтах. Впрочем, раньше она никогда не бывала в туннелях, за исключением тех, которые быстро проскакивала на машине.

Тем не менее она справлялась. С ней все было в порядке. Поезд пришел на «Белсайз-парк», и она с любопытством рассматривала перрон. Эта станция, как и следующая за ней – «Челк-фарм», была отделана белой и светло-коричневой плиткой, напомнившей ей ванные комнаты для прислуги в Стивен-Темпл. Она принялась изучать схему линий на противоположной стенке вагона, сообразив, что в какой-то момент ей нужно будет пересесть на другой поезд. Наверное, на «Тоттенхэм-Корт-роуд», так как именно эта станция находилась на пересечении черной и красной линий. Судя по всему, поезд должен был вскоре туда прийти, а на станции она будет следовать указателям, которые там наверняка имеются, и, таким образом, попадет на Центральную линию, ведущую на запад.

Тем временем поезд подъехал к станции «Кэмдэн-таун»: синий и сливочный цвета, еще одна убогая ванная комната.

И тут произошло нечто неприятное. Такие вещи происходят в плохих снах, в повторяющихся раз за разом кошмарах, от которых просыпаешься в панике и ужасе, но подобное ей не снилось никогда и присниться не могло, поскольку прежде она ни разу не была в подземке.

Следующей станцией должна была быть «Морнингтон-крезент», но ее не было. Вместо этого они приехали на «Эустон». Ей потребовалось немало времени, чтобы понять, что случилось и в чем она ошиблась. В конце концов, ей все объяснила схема. Но к тому времени, когда она разобралась, как ею пользоваться, ее уже била дрожь.

Поезд, на котором она ехала, как, похоже, и все поезда, направлялся на юг Лондона. Но шел через станцию «Банк» вместо «Тоттенхэм-Корт-роуд», описывая петлю вокруг Сити. Иначе говоря, она села не на тот поезд.

Все это время пассажирка едва замечала, что в вагоне находились другие люди. Теперь же она обратила на них внимание. Они не были похожи на тех, с кем она обычно встречалась. Со своими свирепыми, раздраженными физиономиями, они показались ей враждебными, грубыми и даже дикими. Она повторяла себе, что должна сохранять спокойствие. Ведь ничего непоправимого не произошло. Можно выйти на станции «Банк» и там пересесть на Центральную линию, обозначенную на схеме красным.

На «Кингс-Кросс» в вагон зашло множество людей. Это была та самая станция, где недавно произошел пожар[5], она читала об этом в газетах и видела по телевизору. Ее муж – в ту пору она еще была замужем – сказал, что ей лучше такое не смотреть:

– Не стоит этим увлекаться. Поверь, твоих знакомых там быть не могло.

Впрочем, из окна ей не было видно ничего, что бы указывало на последствия пожара. К тому времени, как поезд тронулся, она вообще ничего там не видела. Более того, она едва могла видеть сами окна, так много людей набилось в вагон. Она сидела очень тихо, стараясь сделаться как можно незаметнее и зажав пакет с платьем между коленями. Говорила себе, что ей еще очень повезло занять сидячее место, что тысячи, если не миллионы, людей ездят так каждый день.

Одно было хорошо: больше в вагон не мог зайти никто. Впрочем, ей пришлось пересмотреть этот вывод – сначала на станции «Энджел», потом на «Олд-стрит». Ей пришло в голову, что, возможно, момент, когда уже никто не сможет поместиться внутри, никогда не наступит: все так и будут толкаться и пихаться, до тех пор, пока не передавят друг друга или пока вагон не лопнет. Ей вспомнилась избитая аналогия, сравнивающая людей в переполненном поезде с сардинами в банке, которую она много раз слышала. Если внутри банки что-то идет не так, там появляются газы, ее содержимое разбухает, и все взрывается…

После «Мургэйта» ей пришлось всерьез задуматься о том, как она собирается выходить на следующей станции.

Наблюдая, что делают другие пассажиры, она поняла, что ей не удастся даже встать со своего места так, чтобы никого не толкнуть. Дорогу придется прокладывать локтями, распихивая окружающих. Двери открылись, и голос в динамиках забубнил что-то неразборчивое. Если сейчас она не выйдет, то поезд помчит ее к следующей станции под названием «Лондонский мост», и тогда она вынуждена будет проехать прямо под руслом реки. Об этом на схеме извещала полоска голубого цвета, петляющая то вверх, то вниз, как водопроводная труба – Темза.

Поток выходящих людей подхватил ее и вынес из вагона. В такой ситуации было бы затруднительно остаться в поезде. Со всех сторон ее нещадно давили, пихали и толкали. Воздух на платформе оказался тяжелым и прокисшим, но после духоты вагона он показался ей свежим. Она глубоко вдохнула. Теперь следовало найти красную линию – Центральную.

Самым удивительным было то, что ей не пришло в голову проследовать по указателям «Выход», покинуть станцию, выйти на улицу и поймать такси. Сообразила она это, только когда уже ехала на запад по Центральной линии. Почему она об этом не подумала, разыскивая переход с одной линии на другую? Все ее мысли в тот момент направлены были на то, чтобы разыскать правильный путь. Пакет с платьем был к тому времени весь измят, а светлые туфли покрыты черными царапинами. Она чувствовала себя запачканной.

Один раз она свернула не туда. Простояла на платформе несколько минут, ожидая поезда, и, разумеется, села бы в него, если бы представилась такая возможность. Но она не смогла заставить себя, подобно другим, лезть вперед, протискиваясь сквозь плотную людскую массу, сбившуюся в дверях. Когда двери закрылись, утрамбовывая пассажиров, она случайно подняла глаза на светящийся указатель над головой и очень обрадовалась, что так и не попыталась залезть в вагон. Поезд шел на восток, в какой-то Хейнолт, о котором она до того ни разу в жизни не слышала.

Тогда она перешла на нужную платформу. Здесь тоже было много людей. Подошедший поезд направлялся в еще одно незнакомое ей место. Хэнджер-лейн. Но она знала, что направление верное: он должен был остановиться на Бонд-стрит, куда она и хотела попасть. Ей подумалось, что если бы она почаще пользовалась подземкой, то со временем разобралась бы, как там все устроено. Но одного раза с нее было более чем достаточно.

Впрочем, в подошедший поезд она вошла без особого труда. Не нужно было никого отталкивать, хотя сидячих мест в вагоне уже не имелось. Те, кому тоже не досталось места, стояли, поэтому ей оставалось только смириться с этим. В любом случае, это не должно было продлиться долго. Наверное, ей следовало послушаться голоса из динамиков, который просил пройти дальше в вагон. Но она осталась стоять у дверей, одной рукой ухватившись за поручень, а другой – сжимая пакет с платьем.

Недалеко от нее сидел совсем молодой парень. Она ждала, что он встанет и уступит ей свое место. Всю жизнь мужчины отказывались ради нее от своих мест: вставали, увидев ее, на теннисных матчах и лошадиных бегах, уступали сиденья у окошка в самолете и удобно расположенные кресла на балконе при проезде на королевский кортеж. Этот же тип даже не пошевелился, продолжая читать «Стар». Она так и осталась стоять, вцепившись в поручень и в свой пакет.

На станции «Сент-Пол» платформу покрывала огромная толпа. Она увидела целое море лиц, и на каждом из них читалась непреклонная решимость во что бы то ни стало сесть в этот поезд. Снова, как прежде на Северной линии, она подумала, что должно быть какое-то правило, может быть, даже закон, который ограничивал бы количество заходящих в вагоны людей. Чтобы, как только положенное число было бы достигнуто, появлялся бы специальный служащий, который выгонял бы лишних.

Но никто так и не вмешался, даже тот бестелесный голос из динамиков, а люди все заходили и заходили внутрь, подобно наступающей армии или крушащему все на своем пути тарану, изготовленному из мужских и женских тел. Она не видела, опустела ли уже платформа, потому что не могла ничего больше разглядеть. Какой-то человек, стремясь пролезть как можно дальше вперед, зацепился за пакет с платьем, и тот выскользнул из ее руки. Она попыталась схватить его, но безуспешно: в кулаке вместо пакета оказалась зажата чья-то юбка. Она, чуть не плача, выпустила ее, увидев встревоженное выражение лица владелицы. Возможно, такое же выражение было сейчас и у нее самой.

Пакет был смят, сжат, раздавлен ногами толпы, и не было никакой возможности его вернуть. Она не осмеливалась выпустить поручень, который изо всех сил сжимали еще четыре руки. Никогда еще лица других людей не находились так близко от ее собственного, за исключением разве что занятий любовью. Чей-то затылок прижался к ней так сильно, что волосы попали ей в рот – она почувствовала запах немытой шевелюры и увидела чешуйки перхоти. Попытавшись отвернуться, она вывернула шею, но встретилась глазами с другим человеком, смотревшим на нее так пристально, словно они с ним собирались целоваться. Но его глаза были мертвыми, намеренно остекленевшими, слепыми, не желающими ни с кем идти на контакт.