Барбара Вайн - Ковер царя Соломона Страница 3

Пакет был смят, сжат, раздавлен ногами толпы, и не было никакой возможности его вернуть. Она не осмеливалась выпустить поручень, который изо всех сил сжимали еще четыре руки. Никогда еще лица других людей не находились так близко от ее собственного, за исключением разве что занятий любовью. Чей-то затылок прижался к ней так сильно, что волосы попали ей в рот – она почувствовала запах немытой шевелюры и увидела чешуйки перхоти. Попытавшись отвернуться, она вывернула шею, но встретилась глазами с другим человеком, смотревшим на нее так пристально, словно они с ним собирались целоваться. Но его глаза были мертвыми, намеренно остекленевшими, слепыми, не желающими ни с кем идти на контакт.

Наконец двери с визгом закрылись и поезд тронулся. Возня, суета, перемещение туда-сюда рук по поручням прекратились, все успокоилось. Люди замерли как неподвижные статуи, будто в игре «Море волнуется – раз». Она поняла, почему это произошло. Если бы они продолжали двигаться и беспокойное шевеление не прервалось, существование внутри поезда стало бы невозможным. Люди начали бы кричать, начали бы бить друг друга, сойдя с ума от абсолютно невыносимого, насильно навязанного им состояния.

Все утихомирились. Некоторые стояли задрав подбородки и вытянув шеи – их лица напоминали лики мучеников на картинах. Другие, напротив, кротко и покорно опустили головы. Хуже всех приходилось невысоким, таким, как толстая девушка, которую она заметила по соседству. Та стояла ни за что не держась, стиснутая окружающими телами, в лицо ей утыкался мужской локоть, а на горло давил угол сумки, которую конвульсивно сжимала под мышкой одна из женщин.

К тому времени она уже давно потеряла из виду свой пакет. И хотя она специально вышла из дома для того, чтобы приобрести это платье, теперь ей было все равно. Ее заботило только выживание, необходимость сохранять полную неподвижность, вытерпеть все, продержаться, пока поезд не прибудет на станцию «Ченсери-лейн». Там она его покинет и выйдет из метрополитена наружу. Сейчас она понимала, что должна была сообразить и подняться на поверхность еще на станции «Банк». Но потеря белого наряда перуанской невесты будет небольшой ценой за побег.

Поезд остановился, и она подумала, что они уже прибыли. Однако двери не открывались, а за окнами была темнота. Значит, они остановились посреди туннеля. У нее не было ни малейшего представления, является ли это обычным делом или чем-нибудь исключительным и нужно ли волноваться по этому поводу. Узница подземки хотела спросить у мужчины, стоявшего рядом с ней лицом к лицу и дышавшего на нее чесноком, но в горле у нее так пересохло, что она совершенно лишилась голоса. Куда отчетливее, чем прежде, она чувствовала, сколько человеческих тел к ней прижималось: локтей, грудей, животов, ягодиц, плеч… Да еще вдобавок это твердое стекло, к которому ее нещадно придавили.

В вагоне становилось все жарче. До этого она не обращала внимания на температуру, но теперь почувствовала, как капельки пота выступили у нее на лбу и на верхней губе, а потом тоненькая холодная струйка потекла вниз между грудей. Ее пронзил холод, но воспринимался он не как облегчение, а, скорее, как приступ боли или удар током.

Духота усиливалась. Вагон дернулся, как будто поезд тошнило, и она приготовилась, затаила дыхание, ожидая начала движения. Но раздалось шипение, и поезд снова замер. Человек рядом с ней хрюкнул. Его лицо было очень красным и выглядело так, как если бы его опрыскали водой. Капля пота стекла по ее лбу прямо в глаз, который тут же защипало. Она спросила себя: почему так? Почему от слез, даже горьких, не больно, а вот соленый пот разъедает глаза?

Пока она это обдумывала, по-прежнему держась за поручень влажной скользкой ладонью и чувствуя, что становится все жарче, поезд снова рванулся вперед. От этого движения, гораздо более сильного, люди вокруг одновременно качнулись, навалившись друг на друга, словно приливная волна, состоящая из человеческих тел. Ее нос ткнулся в чью-то твидовую спину, и она, борясь за глоток воздуха, изо всех сил боднула ее и застонала, когда еще одна ледяная струйка стекла вниз и отозвалась болью.

Может быть, именно этот ледяной шарик, скользнувший по коже, вызвал то, что произошло. Ужасная боль схватила ее за левое плечо, как будто железный коготь. Она выгнула спину и попыталась вытянуть шею, приподнять голову над мешаниной из плоти, волос и вони. Поезд тронулся, плавно двинувшись вперед, и тут стальные когти сомкнулись вокруг нее, как клешни монстра.

Они обхватили ее и потащили вниз, мимо плеч, рук, бедер, лодыжек, прямо к грязной стоптанной обуви. Поезд продолжал мерно приближаться к «Ченсери-лейн». Последнее, что она увидела, прежде чем сердце, с которым всегда было что-то не так, остановилось, был пакет с платьем, валявшийся между чьими-то брючинами.

Вагон был переполнен. Больше ни один пассажир не смог бы туда войти, даже если бы очень постарался. Тем не менее, когда она упала на пол и умерла, все расступились, отшатнулись, давая место, которое было так необходимо ей при жизни.

На «Ченсери-лейн» поезд был остановлен, и труп унесли. В вагоне остался лишь пакет, похоже, из магазина одежды. Он был из плотной бумаги, покрытой темно-синим глянцем, с изображением женщины в неопределенном национальном костюме. Работники метро побоялись его вскрывать и на всякий случай послали за саперами.

В итоге внутри было найдено свадебное платье. Там же находился и счет, на котором был указан адрес покупателя. Платье было отправлено по этому адресу и в конце концов вручено ее семье.

Глава 2

Смерть молодой женщины не попала в книгу Джарвиса Стрингера. Он собирал только самые яркие происшествия, наподобие первого погибшего «зацепера»[6] или абсурдной истории об излишне ретивых рабочих, которым при попытке вручную закрыть вентиляционные вороты снесло головы в туннеле, а также о жертвах пожаров. Впрочем, рапорт о расследовании дела и о дальнейших безуспешных попытках семьи выдвинуть обвинения против компании Лондонских Подземных Перевозок он прочитал внимательно. Если бы у них тогда что-то получилось, этому событию была бы уделена целая глава в разделе о несчастных случаях.

Позже брат погибшей сам попытался встретиться с Джарвисом, но тот в это время находился в России, а его книга была уже почти завершена. Он начал писать ее, еще когда жил с матерью в Уимблдоне, задолго до того, как переехал в так называемую «Школу».

В Лондоне находится старейший в мире метрополитен (так начиналась его книга). Он был основан в 1863 году в викторианском городе с его трущобами, газовыми фонарями, бесправием и бедностью. Семьсот пятьдесят тысяч живущих там людей ежедневно отправлялись на работу. Они шли пешком, приплывали на лодках, приезжали на омнибусах и на лошадях. Были и такие, которые вообще не могли устроиться на работу, поскольку жили слишком далеко.

Тогда один человек придумал дорогу, которая связывала бы все вокзалы, все сходящиеся в город пути. Звали его Чарльз Пирсон. Он родился в семье мебельщика, но сумел стать солиситером Муниципального Совета Лондона.

«Бедный человек, – писал Пирсон, – прочно привязан к своему дому. У него нет ни времени, чтобы добраться пешком до места, где можно получить хорошую работу, ни денег, чтобы туда доехать».

Сначала был разработан план постройки подземных галерей, освещенных газовыми фонарями и с вагонами на гужевой тяге. Этот проект был отклонен из-за опасения, что зловещие туннели могут превратиться в прибежище преступников. За двадцать лет до того, как его мечта была реализована, Пирсон придумал подземную железную дорогу, проходящую по просторным, хорошо освещенным и вентилируемым галереям.

Это был первый набросок проекта метрополитена.

Глава 3

Этот дом находился неподалеку от линии метро, и его всегда называли «Школой». Так звал его и Джарвис Стрингер, с тех самых пор, когда он был еще мальчуганом, слишком маленьким, чтобы что-то запомнить. В то время там действительно находилась школа. Скорее всего, так могла называть дом его мать, которая прежде в ней училась. Джарвису исполнилось всего пять лет, когда школа закрылась, а его дед покончил с собой.

Краснокирпичное викторианское здание было построено на улице Западного Хэмпстеда, идущей параллельно линиям Метрополитен и Юбилейная лондонской подземки. Этот большой, вполне неоготический, но с бельведером в итальянском стиле дом стоял в начале пути между станциями «Западный Хэмпстед» и «Финчли-роуд», там, где рельсы уходят с поверхности в галереи и ныряют под землю. Двор для такого большого дома был маловат, от соседей его отделяли лишь два ряда кустарника и полоска газона с деревьями у самого забора. За штакетником уже можно было видеть поезда, идущие на север – в Эмершам, Харроу и Стэнмор, или на юг, к центру Лондона. С той стороны постоянно доносился перестук колес. Тишина наступала только глубокой ночью.