Андреа Басфилд - Неверная. Костры Афганистана Страница 22

– Я думал, ты живешь не здесь, – сказал я.

– Ну да, ночую обычно в доме тети. Но шумно там, просто ужас – слишком много женщин, вот в чем беда. Твой ход.

Я взял биток и изловчился подкинуть одну из своих белых шашек поближе к лузе.

– Неплохо, – сказал Ахмад. – Но тебе надо как следует потренироваться.

– Я только вчера начал играть.

– Да, и тебе надо как следует потренироваться.

Ахмад засмеялся, и в этот момент я заметил в нем некоторое сходство с Хаджи Ханом.

– Кажется, твой отец ночью был не в духе, – заметил я, глядя, как Ахмад методично опустошает доску.

– Ну! Ворчал до самого утра.

– Это из-за нас?

– Кого – вас? – Ахмад поднял на меня озадаченный взгляд.

– Меня и Джорджии, – сказал я. – Он сердился, потому что мы приехали без приглашения?

– Да нет, что ты, – Ахмад покачал головой. – Джорджия здесь – всегда желанный гость. Это ее дом, так говорит отец.

– А.

– Ну, если хочешь знать, он ворчал из-за каких-то семейных дел. Но скоро все уладится, как обычно.

Часа через три после моего завтрака и два после отбытия Ахмада на одном из «лендкрузеров» его отца обратно в дом, где было «слишком много женщин», в холл сошла Джорджия, вполне довольная с виду.

– Поехали, Фавад, пора повидаться кое с кем насчет коз, – сказала она, и мы быстренько обулись, запрыгнули в другую машину Хаджи Хана и помчались по Джелалабаду.

День был прекрасный, небеса прозрачны, никаких выхлопов и пыли, от которых нечем дышать в Кабуле, любовная индийская песня на кассете…

Кроме Джорджии, меня и водителя, в машине был еще охранник с автоматом, который устроился на переднем сиденье, поставив свое оружие между ног. Он был не из наших, а значит, как я понял, его приставил к нам Хаджи Хан.

Двигаясь в направлении Пакистана, мы проехали мимо большого портрета мученика Хаджи Абдул Кадыра, прежнего вице-президента, которого убили через восемь месяцев после побега талибов. Он родился в Джелалабаде, и я подумал, что земляки, наверное, любили его, раз вывесили этот портрет.

Выбравшись из города, мы проехали через грязную деревню, потом – через плоскую коричневую равнину, нырнули в длинные ряды зеленых оливковых деревьев, а потом – в тоннель из каких-то других, огромных деревьев, клонившихся над дорогой, словно в попытке обнять своих сородичей, растущих на другой стороне.

Приехав в другую деревню, мы свернули с главной дороги направо, миновали небольшой рынок и выбрались на ухабистую дорогу, что вела в Шинвар, – там-то мы и должны были, вероятно, встретиться с «кое-кем» и его козами.

В этой местности обнаружилось великое множество заброшенных маковых полей.

Я как-то видел их фотографии в одной из кабульских газет, которые меня просил читать ему Пир Хедери. Маки так и сияли красотой, и мне подумалось, помнится, что если они так же хороши на вкус, как и на вид, то неудивительно, что люди становятся наркоманами.

По дороге нам встретился старик с ослом, нагруженным хворостом. Джорджия попросила остановить машину, открыла окно и, после обязательных приветствий и расспросов о благополучии родных, спросила, где можно найти человека по имени Баба Гуль Рахман.

Старик воздел руку к небесам и поведал, что найти его мы сможем в хибаре за полем у холма.

– Если хибара у него еще есть, – пробормотал он.

Джорджия сказала «спасибо», посмотрела на меня и пожала плечами, и мы поехали за поле к холму, дабы поглядеть, есть ли еще хибара у Баба Гуля.

Добравшись до холма, мы с облегчением обнаружили, что хибара есть, только вот, к досаде нашей, Баба Гуля в ней не оказалось. И кто-то из детей – то ли его, то ли не его – побежал за ним в соседнюю деревню.

Время в ожидании мы проводили сидя на траве и попивая чай, который подала нам девочка примерно моего возраста, а может, чуть старше. Это была старшая дочь Баба Гуля, как сказала мне Джорджия, уже встречавшаяся с ней раньше.

Звали девочку Мулаля, и были у нее прелестнейшие зеленые глаза, какие я только видел.

– Как поживаешь? – спросила у нее Джорджия. – Козы ваши выглядят хорошо.

– Ладно, хоть это хорошо, – ответила девочка.

– Что-то не в порядке, Мулаля?

– Это же Афганистан, ханум Джорджия, когда здесь все бывает в порядке? Мой вам совет – если хотите шерсть с наших коз, берите ее сейчас.

– Почему? Стадо болеет?

– Отец, – сказала девочка.

– Болеет?

– Можно сказать и так, хотя смерть ему не грозит, будь проклята наша судьба.

Мы с Джорджией переглянулись, в надежде, что кто-то из нас понял, о чем она говорит. Мулаля эти взгляды перехватила и объяснила свои слова:

– Он снова играет в карты, Джорджия, и, когда проигрывает, платим за это мы. Должно быть, это кара Аллаха за грех, который он совершает, – только взгляните, где мы теперь живем!

Девочка махнула рукой в сторону хибары. На самом деле то была скорее палатка, шаткое деревянное строение, обтянутое пластиковой упаковочной тканью, на которой виднелись начальные буквы названия неизвестно чего – «UNICEF».

Тут к нам подошла мать Мулали – крохотная женщина с лицом словно высеченным из камня гор, нас окружавших.

Она приветливо поздоровалась с Джорджией, но обнимать ее не стала.

Кивнув дочери, она увела Мулалю сгонять коз, и я успел заметить, когда она отворачивалась, выражение глубочайшего стыда на ее лице. Я понял в тот миг, что морщины, изуродовавшие ее, появились из-за бесконечного унижения, которое ей приходилось терпеть, живя с таким мужем. И сейчас, когда дочь уже поведала о семейном позоре посторонним людям, не имело смысла даже делать вид, будто в жизни этой есть хоть что-то хорошее.

Порою, когда у тебя вообще ничего нет, единственное, что остается, – сохранять достоинство. Но даже это у тебя могут отнять какие-то несколько слов – если не остережешься.

– Хаджи Хан тебе обрадовался? – спросил я у Джорджии, пока мы, сидя на траве, ждали Баба Гуля.

– Он был уставший, но, думаю, обрадовался, – ответила она, подергивая за ниточки, торчавшие из ее обтрепавшихся снизу джинсов.

– Думаешь ?

– Да.

– Не знаешь ?

– Ну… – Джорджия глубоко вдохнула и выдохнула, – нет. На самом деле не знаю.

Я недоверчиво покачал головой. Что-то мало походило подобное воссоединение любящих на то, каким оно могло бы быть у Лейлы с Меджнуном.

Их историю рассказала мне однажды Джамиля на Чикен-стрит, а ей рассказала ее мать, желая забыть о боли, причиненной в очередной раз кулаками мужа.

Лейла была очень красивой девушкой и родилась в богатой семье. Когда она выросла, родные хотели, конечно, выдать ее замуж за богача, а она влюбилась в Меджнуна, который был очень беден. Когда об их любви узнали, был большой скандал, и Лейле запретили видеться с Меджнуном. Потом родители все-таки заставили ее выйти замуж за богача, и тот увез ее в другие края. Но хотя у нее все было – и богатство, и прекрасный дом, она все равно любила Меджнуна, так сильно, что однажды не смогла больше выносить разлуку с ним и покончила с собой. Меджнун, узнав о смерти Лейлы, сошел с ума и умер в конце концов на ее могиле.

Ни разу в этой истории не упоминалось о том, что Меджнун устал и поэтому, возможно, был не слишком рад видеть Лейлу.

– Но ты-то ему была рада? – спросил я.

– Фавад, Халида видеть я всегда рада, но жизнь – сложная штука, ты же знаешь.

– На самом деле – не знаю, – возразил я. – Я еще ребенок и многого не знаю.

Джорджия улыбнулась:

– Извини, Фавад, иногда я забываю о твоем возрасте. Ты кажешься на удивление взрослым! И прав, как всегда: в жизни есть сложности, о которых ты пока не знаешь. Поэтому – да, я была рада его видеть, но вышло так, что мы поссорились и сказали друг другу много лишнего, и теперь в душе у меня не осталось никакой радости.

– Из-за чего вы поссорились?

– Даже и не знаю… из-за ерунды. Раньше мы из-за такого не ссорились, особенно когда только начали встречаться. Тогда все было хорошо… но все меняется, правда?

– Наверное, – ответил я. Потом покосился на нее краешком глаза и спросил: – Хочешь об этом поговорить? Разговоры иногда помогают изгнать всякие сложности из своего разума.

Джорджия узнала собственные слова, сказанные накануне, и засмеялась.

– Так мне и надо… Ладно, попробую.

Когда мы познакомились с Хаджи Халид Ханом, я работала на самые первые в вашей стране выборы. Захватывающие были времена – появились реальные надежды и возможности, и в разгаре всех этих сумасшедших упований мне встретился самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела.

До того мгновения я не верила в любовь с первого взгляда. Объяснить это трудно… но это такое состояние ума и сердца, когда ты чувствуешь себя ожившим, и каждое утро кажется стоящим пробуждения.

Итак, мы встретились – группа международных сотрудников, в которую входила я, и команда афганцев, приехавших в Шинвар для подготовки к выборам.

В те дни в Шинваре, по слухам, было очень опасно – там укрывались талибы и всевозможные бандиты, поэтому Халид и предложил нашей группе свою защиту и место, где остановиться.