Эдвард Резерфорд - Ирландия Страница 31

Но больше всего Дейрдре поразил древний камень у самой вершины холма – Камень Фаль, или Камень судьбы.

– Когда его касается колесница истинного короля, – торжественно сообщил Фергус, – друиды слышат, как камень кричит.

– А разве потом, – спросил один из братьев, – король не должен спариться с белой кобылицей?

– Обязательно, – с гордостью подтвердил Фергус.

Если братьев больше занимали именно эти подробности возведения на престол нового короля, то Дейрдре покорило само место. С восторгом и трепетом она любовалась прекрасными пейзажами, и не только при свете дня. Закаты и рассветы здесь завораживали своей чарующей красотой, а когда в окрестные долины опускался туман, холм Тары словно превращался в остров, плывущий в мире богов.

Наверное, Дейрдре следовало радоваться, что они едут именно туда.

После полудня вдали показалась Тара. Три колесницы мчались по широкой дороге, возницы вели их треугольником, первой ехала та, что везла Конала, колесница Дейрдре держалась чуть позади слева, а колесница ее отца с братьями – справа. Было тепло, хотя небо по-прежнему закрывали свинцовые облака, и лишь изредка на сером вспыхивали серебристые пятнышки света. Впереди, выстроившись по обе стороны дороги, стояли люди, многие держали в руках корзины. Завидев их, Конал неожиданно сбросил плащ и теперь был похож на обнаженного воина, готового к битве. Все в том же порядке, напоминавшем острие стрелы, три колесницы неслись вперед. Когда они приблизились к людям у дороги, те достали из корзин охапки полевых осенних цветов и стали бросать их в колесницу Конала. И хотя Конал был племянником самого верховного короля, Дейрдре удивилась, что его приветствуют как героя.

Холм был совсем рядом. Дейрдре уже видела толпы людей на длинной земляной стене, окружавшей вершину. В центре стены стояли жрецы, они держали длинные бронзовые трубы и огромные бычьи рога – знаки королевского величия. Позади жрецов высились плетеные стены сооружений, возведенных для праздника. В воздух поднимались тонкие струйки дыма от костров.

Они доехали почти до подножия холма, где на узкой, поросшей травой полосе земли росло несколько деревьев. Отсюда дорога уходила вверх к пологому склону. Жрецы подняли свои трубы. И зазвучал громкий, низкий, пульсирующий гул, перешедший в пугающий рев.

А потом возник черный туман.

Это было так неожиданно и страшно, что Дейрдре закричала. Впереди, оглушительно хлопая крыльями, неожиданно взметнулась ввысь огромная стая скворцов. Тысячи птиц окружили колесницы бурлящим черным облаком. Они носились с бешеной скоростью, и путники словно оказались в центре безумного черного водоворота. Исступленное кружение все продолжалось, мириады крыльев хлопали так громко, что Дейрдре не слышала собственного крика. Темное облако, окружавшее их со всех сторон, то вздымалось, то опадало, то поднималось вновь и вдруг умчалось прочь, чтобы с диким гвалтом опуститься на ближайшие деревья.

Дейрдре оглянулась по сторонам. Ее отец и братья смеялись. Лица Конала она не видела. Но, взглянув на толпы людей на вершине холма, с ужасом поняла, что видели они.

Приближаясь к Таре, Конал только что проехал сквозь черный туман.

Теперь он нарушил третий, последний гейс.

Но думать об этом было некогда: они начали подниматься вверх по склону. Вдоль всей дороги, до самой вершины холма, горели факелы. Когда колесницы почти добрались до верха, двое возничих остановили лошадей, чтобы дальше Конал ехал один по короткому церемониальному проходу с земляными стенами, в конце которого в окружении вождей его ждал верховный король.

Дейрдре видела, как Конал сошел с колесницы и направился к королю, как король обнажил грудь перед племянником для поцелуя и сам повторил ритуал примирения. А потом Конал опустился на колени перед своим дядей, и тот положил ладонь на голову молодого человека, благословляя его.

Казалось, ей бы радоваться при виде этих знаков любви и прощения, но после нападения безумной птичьей стаи Дейрдре никак не могла унять дрожь, да и чувство тревоги не оставляло ее. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, думала она. И почему верховный король и его свита после всех приветствий вдруг отошли в сторону, словно оказывая честь Коналу, когда тот пошел мимо них к друидам, которые, как теперь увидела Дейрдре, ждали его поодаль? Почему беглый принц вдруг превратился в героя?

– Теперь ты должна пойти со мной.

Дейрдре повернула голову и с удивлением увидела стоявшего рядом с колесницей Ларине.

– Тебе приготовили место для отдыха. Ты будешь в надежных руках. – Видя сомнение в ее взгляде, Ларине добавил: – Ты ведь носишь ребенка Конала. Тебе окажут самые высокие почести. Идем со мной.

Шагая впереди, друид повел ее к небольшому домику. Когда они почти пришли, Дейрдре вдруг заметила Гоибниу. Кузнец стоял один, в стороне от толпы, и наблюдал за ней. Дейрдре не приветствовала его, да и он не сделал такой попытки. Он просто смотрел на нее. Она не понимала, чего он хочет. Когда они подошли к дому, она спросила Ларине:

– Где Конал?

– Скоро я приведу его к тебе, – пообещал друид.

В домике оказалась девушка-рабыня, которая сразу подала Дейрдре легкую еду и питье, чтобы подкрепить ее силы. Дейрдре решила, что отца и братьев разместят в каком-то другом месте. Она вышла на порог. Вокруг проходило множество людей, но никто не подошел к ней. У нее возникло странное чувство, как будто ее вежливо не замечают и намеренно обходят стороной.

Потом наконец пришел Конал. Его сопровождал Ларине, но держался в нескольких шагах сзади.

Дейрдре поразил невероятный покой, который исходил от Конала. Принц был серьезен, немного печален, но удивительно спокоен. Дейрдре решила, что мир в его душе наступил после встречи с дядей. А с какой нежностью и любовью он смотрел на нее…

– Я поговорил с друидами, Дейрдре, – мягко начал он. – Должно кое-что произойти… – Он помолчал. – Мне будет оказана великая честь.

– Это хорошо, Конал, – кивнула Дейрдре, ничего не понимая.

– Дейрдре, я собираюсь отправиться в путешествие, которое может совершить только принц. И если на то будет воля богов, они даруют нам хорошие урожаи. – Он снова замолчал и задумчиво посмотрел на Дейрдре. – Если бы мне понадобилось пересечь море, чтобы добраться до Островов блаженных и поговорить с богами, стала бы ты мешать моему отъезду?

– Я бы ждала твоего возвращения. Но ведь Острова блаженных очень далеко, – взволнованно добавила она, – в западном море.

– Да, верно. А если бы корабль потерпел крушение, ты ведь стала бы оплакивать меня, но гордилась бы мной, разве не так? Ты бы сказала моему сыну, что он должен гордиться отцом?

– Разве может твой сын не гордиться своим отцом?

– Мой отец с честью погиб в сражении. И мы с матерью не горевали о нем, потому что знали: он ушел к богам.

– Почему ты это говоришь, Конал? – растерянно спросила Дейрдре.

Конал подал знак Ларине, подзывая друида поближе.

– Дейрдре, – начал принц, – ты единственная любовь моей жизни, и ты носишь под сердцем моего сына. Если ты любишь меня так, как я люблю тебя, то не горюй, когда я отправлюсь в дальний путь. И если ты любишь меня, то помни еще одно: Финбар, которого я убил, был моим лучшим другом. Однако Ларине для меня больше чем друг. Я должен покинуть тебя, потому что такова воля богов. Но позволь Ларине всегда быть твоим другом и защитником, и с тобой никогда ничего не случится.

С этими словами Конал поцеловал Дейрдре, повернулся и ушел, оставив ее с друидом.

И тогда Ларине объяснил ей, что должно произойти.

Приближался рассвет. Боялся ли он? Наверное, нет.

В детстве канун Самайна всегда казался ему магическим, но опасным временем. Люди оставляли еду для пришедших из другого мира духов, однако предусмотрительно разжигали костры, чтобы мрачные гости не слишком задержались. Когда Конал был маленьким, его мать в эту ночь всегда укладывала его рядом с собой. А после длинной ночи начинали отбирать скот: коров, свиней и овец, предназначенных для зимнего забоя. Коналу всегда было немного грустно слышать мычание коров, которых вели к загону, где их ждали скотники с ножами. Другие мальчишки с веселым восторгом глазели, как валили и связывали свиней и как те визжали и выворачивались, когда веревки стягивались на их ногах. Потом мужчины подвешивали свиней за задние ноги на деревьях и перерезали горло, визг становился еще громче, и алая кровь расплескивалась вокруг. Коналу никогда не нравилась эта резня, пусть она и была необходима, и его утешало лишь то, что все это происходило с благословения друидов.

Став постарше, в канун Самайна Конал ускользал из дому и сидел где-нибудь в одиночестве. Всю ночь он наблюдал за смутными тенями и прислушивался к тихим шагам посетивших их духов, когда они проникали в дома или шелестели осенней листвой на деревьях. Одного духа он особенно ждал. В детстве Конал твердо верил, что его героический отец обязательно придет навестить его. Снова и снова он рисовал себе образ отца, о котором рассказывала мать. Высокого, голубоглазого, с длинными усами. Он непременно придет к нему. Но отец так и не появился. Однажды, когда Коналу было четырнадцать, перед самым наступлением Самайна он вдруг ощутил рядом странное тепло, словно кто-то стоял совсем близко. И Конал не сомневался, что то и был отец, ведь мальчику так хотелось в это поверить.