Джек Кэнфилд - Куриный бульон для души. 101 история для мам. О радости, вдохновении и счастье материнства Страница 4

Когда гости ушли, я осталась, чтобы навести порядок. Я мыла посуду на кухне, когда случайно подслушала разговор родителей в соседней комнате.

– Ну что ж, Полин, – сказал мой отец, – неплохое ты получила кольцо. Думаю, что это лучший твой подарок на день рождения.

Когда я услышала ее ответ, на моих глазах выступили слезы.

– Тед, – сказала она мягко, – это действительно чудесное кольцо, спору нет. Но знаешь, какой подарок был самым лучшим? Та коробочка заколок.

Сожми мою руку, и я скажу, что люблю тебя

Помните, как в детстве вы падали и ушибались? Помните, что делала ваша мама, чтобы облегчить боль? Моя мама, ее звали Грейс Роуз, брала меня на руки, несла в кровать и целовала «чтобы не болело». Потом она садилась рядом со мной, держала меня за руку и говорила:

– Когда будет больно, сожми мою руку, и я скажу, что люблю тебя.

Я снова и снова сжимала ее руку, и каждый раз слышала:

– Мэри, я люблю тебя.

Я лучше всего помнила тот ритуал из детства, со словами: «Когда будет больно, сожми мою руку, и я скажу, что люблю тебя»

Иногда я притворялась, что мне больно, только чтобы снова разыграть с ней этот ритуал. Когда я стала старше, он немного изменился, но мама всегда находила способы облегчить мою боль и подарить радость, которая пронизывала все стороны моей жизни. В трудные дни, когда я училась в старших классах, она предлагала мне свой любимый шоколадный батончик «Херши» с миндалем. А в годы моей юности часто звонила, чтобы предложить устроить спонтанный пикник в парке Эстабрук, просто потому, что в Висконсине наступил теплый солнечный день. После каждого моего визита к родителям мама присылала записку с благодарностью, напоминая, как сильно она меня ценит.

Но все равно я лучше всего помнила тот ритуал из детства, со словами: «Когда будет больно, сожми мою руку, и я скажу, что люблю тебя».

Когда мне было почти сорок, однажды утром папа позвонил мне на работу. Он всегда всеми командовал, но тут я услышала смятение и панику в его голосе.

– Мэри, что-то случилось с твоей мамой, и я не знаю, что делать. Пожалуйста, приезжай как можно скорее.

За десять минут, которые я добиралась до дома родителей, меня переполнил ужас, ведь я не знала, что произошло с мамой. Когда я приехала, отец ходил по кухне из угла в угол, а мама лежала на кровати. Ее глаза были закрыты, а руки сложены на животе. Я позвала ее, стараясь скрыть волнение в голосе:

Мы не знаем, когда наступит момент истины, но с кем бы я ни была в этот момент, я поделюсь с ним милым ритуалом моей мамы.

– Мама, я пришла.

– Мэри?

– Да, мама.

– Мэри, это ты?

– Да, мама, это я.

Я не была готова к следующему ее вопросу и не знала, что делать, когда она задала его.

– Мэри, я умру?

Я чуть не разрыдалась, глядя, как беспомощно лежит моя любящая мама.

И тут я подумала: А что бы сказала она?

Целую секунду, длившуюся вечность, я подбирала слова:

– Мама, я не знаю, умрешь ли ты. Но если тебе это нужно, ничего страшного. Я тебя люблю.

Она воскликнула:

– Мэри, мне так больно!

И снова я не знала, что сказать. Я села рядом с ней на кровать, взяла ее за руку и услышала, как говорю:

– Мама, когда будет больно, сожми мою руку, и я скажу, что люблю тебя.

Она сжала мою руку.

– Мама, я люблю тебя.

Мама много раз сжимала мою руку, и я много раз говорила, что люблю ее, в последующие два года, пока она не умерла от рака. Мы не знаем, когда наступит момент истины, но с кем бы я ни была в этот момент, я поделюсь с ним милым ритуалом моей мамы.

«Когда будет больно, сожми мою руку, и я скажу, что люблю тебя».

Это наследственное

Молодая женщина по имени Мэри родила первенца, и поскольку ее муж был на военной службе, она провела пару недель после родов в доме своих родителей.

Однажды Мэри обмолвилась своей маме, что ее удивил рыжеватый цвет волос ребенка – ведь и она, и муж были блондинами.

– Ну как же, Мэри, – сказала ее мать, – ведь твой папа рыжеволосый.

– Но мама, – ответила Мэри, – какая разница, вы же меня удочерили.

С легкой улыбкой мама сказала самые приятные слова, которые ее дочь когда-либо слышала:

– Я все время об этом забываю.

Дитя родилось

Ввоскресенье незадолго до Дня благодарения мой прихожанин Ангус Макдоннел сказал, что у него родился внук, малыш Ангус Ларри. Он попросил меня окрестить его. Совет нашей церкви остался недоволен этой просьбой, поскольку семья ребенка жила в другом штате. Церковь очень серьезно относится к поддержке тех, кого взяла под свое крыло.

Но желание Ангуса Макдоннела было важнее, и в следующее воскресенье малыш Ангус Ларри был окрещен в присутствии своих родителей Ларри и Шерри, дедушки Ангуса, бабушки Минни и многих других членов семьи.

В нашем приходе крещение традиционно проходит так: пастор спрашивает: «Кто стоит с этим ребенком?», и тогда вся родня малыша встает с мест и остаток церемонии проводит на ногах. Держа на руках Ангуса Ларри, я задал этот вопрос, и все его родственники встали на ноги.

Когда все поспешили из церкви домой доедать индейку, я отправился обратно в святилище, чтобы потушить свет. На передней скамье сидела женщина средних лет. Она будто не могла подобрать слова и долго не решалась поднять на меня глаза. Наконец она сказала, что ее зовут Милдред Кори, и похвалила славную церемонию крещения. Она вновь помолчала и добавила:

– Моя дочь Тина недавно родила ребенка. Его полагается крестить, верно?

Я предложил Тине и ее мужу позвонить мне и обсудить вместе все детали. Милдред вновь заколебалась, а затем, впервые не отводя взгляда, сказала:

– У Тины нет мужа. Ей всего восемнадцать, и ее причастили в этой церкви четыре года назад. Она вступила в молодежное содружество, но потом стала встречаться с тем мальчишкой, которого исключили из школы… – Теперь ее речь лилась потоком: – …она забеременела и решила оставить ребенка, и она хочет крестить его здесь, в своей церкви. Но она боится прийти и поговорить с вами, святой отец. Она назвала сына Джеймсом, Джимми.

В любви нет страха, но безусловная любовь прогоняет страх.

Я сказал, что передам их просьбу в совет церкви на утверждение.

Когда речь об этом зашла на следующем собрании, я рассказал то, что и так уже всем было известно: Тина была прихожанкой и незамужней матерью и личность отца была неизвестна. Хотя, конечно, все знали, кто отец – город у нас был маленький.

Мне задали несколько вопросов, чтобы убедиться, что Тина возьмет на себя ответственность за крещение ребенка. Я отметил, что и она, и маленький Джимми живут в нашем городе, где мы можем их поддерживать.

Мы все представляли себе неприятную картину: Тина с подростковыми прыщами и всем прочим, маленький Джимми у нее на руках; отца давно и след простыл; и когда будет задан заветный вопрос, на ноги поднимется только Милдред Кори. Нам всем было больно об этом думать. Но совет разрешил провести крещение. Его назначили на последнее воскресенье поста.

Церковь в тот день была полна народу, как и всегда бывает перед Рождеством. К алтарю нервно, живо, улыбаясь только мне и немного дрожа, подошла Тина с месячным Джимми на руках.

Эта молодая мать была так одинока. Их с ребенком ждала непростая жизнь.

Я начал службу, а затем, отыскивая глазами Милдред Кори, задал свой вопрос: «Кто стоит с этим ребенком?» Я слегка кивнул Милдред, намекая, что ей нужно встать. Она медленно поднялась, глядя по сторонам, а затем ответила мне улыбкой.

Я перевел глаза обратно к молитвеннику. Я собирался задать Тине церемониальные вопросы для родителей, но тут заметил движение среди слушателей.

Поднялся Ангус Макдоннел и Минни вместе с ним. Затем встала еще одна пожилая пара. Затем учитель шестых классов в воскресной школе, молодая пара новых прихожан, и вскоре перед моим недоверчивым взором вся церковь стояла вместе с маленьким Джимми.

Тина плакала, Милдред Кори держалась за скамью, будто стоя на палубе качающегося корабля. В каком-то смысле так оно и было.

В утренней проповеди в тот день прозвучали несколько строк из Евангелие от Иоанна:

Господь даровал нам любовь, и мы называемся чадами Его… Никто не видел Бога никогда; если мы возлюбим друг друга, Господь будет с нами, и Его любовь будет в нас безусловна… В любви нет страха, но безусловная любовь прогоняет страх.

На той церемонии крещения старые слова ожили; они воплотились в жизнь, и все ощутили это.

Идеальный сын

Когда мне было двадцать шесть, я родила прекрасного сына: у Джорджа были черные волосы и зеленые глаза, обрамленные длиннющими ресницами. Он заговорил в девять месяцев, начал ходить в десять и научился кататься на лыжах, когда ему было два года. Он был моей радостью, и я не знала, что способна любить кого-то так, как любила его.