Хумаюн Ахмед - Все в лес пошли… (сборник) Страница 6

– Будь добор, объясни, в чем дело?

– Я сказал, что из Индии, потому что мои оценки дискредитировали бы мою родину.

Серьезность Тойлы Клин, казалось, испарилась. В уголках губ появилась улыбка.

– А что, все студенты из Бангладеш получают только отличные оценки?

– Мадам, студенты из моей страны все прирожденные борцы. Любого американского отличника на куски порвут и даже глазом не моргнут.

– Я не очень понимаю, о чем ты.

– Смысл в том, что они очень крутые. Просто высший класс.

Тойла Клин принялась объяснять, что средний бал у него должен быть не меньше четверки с минусом. Иначе ему не продлят визу. Придется вернуться домой.

– Я пашу по семь часов в день, и на учебу просто не остается времени, мадам.

– А где ты работаешь?

– В пивной, продаю пиво.

Через четыре дня Шафику пришло письмо от Тойлы Клин. Ему предлагали за три с половиной доллара в час работу в библиотеке. Теперь у него появилась хорошая возможность учиться.

Толку никакого это не принесло. Экзамены он сдал плохо.

– Что теперь будешь делать? – нахмурившись, спросила Тойла Клин.

– Я не вижу выхода из сложившегося положения, остается только одно – принять яд.

– Ладно, попробую договориться, чтобы тебе дали еще один шанс в следующем семестре. Может быть, выберешь предметы полегче?

Шафику действительно дали закончить еще один семестр. Тойле Клин пришлось изрядно потрудиться, чтобы получить разрешение. Но во втором семестре оценки у него ничуть не улучшились.

– К сожалению, Шафик, ты не сможешь продолжить свое обучение в этом университете. Что ты теперь собираешься делать? Вернешься на родину?

– Нет.

– Станешь нелегалом?

– Да.

– Удачи, – спокойно сказала Тойла Клин. – Америка – страна возможностей. И тебе может повезти.

Шафик снял комнату рядом с забегаловкой «Грэйв Инн» и продолжал работать у Никс, у Жозефины Никс, так звали женщину, хозяйку этого заведения.

Ростом она была метра полтора. Зато весила сильно за сто килограммов, и казалось, что с каждой неделей она становилась все толще. Жозефина была чернее смолы. Хотя ее предки уже шесть поколений назад переселились из Африки в Америку, цвет кожи никуда не делся. Принимая Шафика на работу, она пробасила:

– Я даю тебе работу только благодаря черному цвету твоей кожи. Все белые люди сделаны из дерьма. Знаешь, что течет у них в крови?

– Нет.

– Яд. Настоящий яд, цикута. Всю несправедливость в мире порождают белые.

– Правда?

– Совершенно точно. Каждый раз, как сюда заходит белый, меня так и тянет врезать палкой по его белой заднице и вышвырнуть к чертовой матери. Но я этого не делаю. И вот почему: по федеральному закону между белыми и черными никакой дискриминации нет. Какой отвратительный, поганый закон. Да разве когда-нибудь белые смогут сравняться с черными?

У Жозефины, правда, работал один белый парень, и ее это, надо сказать, совершенно не волновало.

Не было ни дня, когда Жозефина не смешала бы белого человека с грязью.

Почему Гарри – муж Жозефины – отбывает срок в тюрьме? Только по одной причине: судья был белый, и присяжные белые, и полицейские, которые его схватили, тоже были белые. В такой ситуации что еще могло с ним случиться, кроме двадцати лет тюрьмы? Он не сел на электрический стул только благодаря доброте Девы Марии.

Впрочем, отсутствие Гарри ее не слишком печалило. Раза два за день она восхваляла Иисуса за то, что Гарри сидел в тюрьме. Когда он был на свободе, выпивал половину всего пива в забегаловке. А сейчас хорошо: сидит в тюрьме, сосет палец.

Хозяйка постоянно ругалась с посетителями. Кто-нибудь говорил:

– Жозефина, кажется, ты слишком сильно разбавляешь «Кровавую Мэри» водой.

– Если для тебя сильно – не пей. Я ж тебя на коленях не умоляю.

– Я заплатил и хочу пить нормальный коктейль. Думаешь, я стану пить «Кровавую Мэри», разбавленную водой?

– Еще как станешь. И ты, и потомки твои до четырнадцатого колена.

С Шафиком она постоянно скандалила из-за денег. Больше двух долларов в час не давала. Никакую сверхурочную работу сверхурочной не считала. Он мог работать по десять часов, но платила она ему, как за семь.

При каждом удобном случае тихонько ему говорила:

– Даже не пытайся приставать к моей Элен. Она у меня не такая, как все. Дай мне только повод. Если я увижу что-нибудь такое – убью. Ха-ха.

Элен тоже была подарочек, матери под стать. Достаточно было взглянуть на нее, и желание приставать пропадало. Но Жозефина этого не понимала.

Элен и вправду была не такая, как все. Постоянно кривлялась перед Шафиком. Однажды пригласила его в кино, но только начался фильм, как стало понятно – почему. Жесткое порно.

– Здесь ты научишься всем тонкостям, – пробасила Элен.

И вправду, материал был обширный.

В дверь постучали.

Значит, кто-то незнакомый – знакомый бы позвонил. С первого раза звонок найти просто невозможно.

«Наверное, девушка, – подумал Анис. – Только девушка может постучать дважды, выждать, а потом стукнуть еще раз. Ни у одного мужчины не хватит терпения».

Анис открыл дверь, там действительно стояла девушка. Мелисса. Выглядела она очень нарядно, на плече у нее красная вельветовая сумка, а золотистые волосы волнами падают ей на плечи. Ночью ему показалось, что она совсем еще ребенок. При дневном свете он понял, что ошибся.

– Ты что, меня не узнаешь?

– Узнаю. Ты Мелисса, Мелисса Гилберт.

– Я могу пройти?

– Да, проходи.

– Ты свободен сегодня вечером? – спросила Мелисса, зайдя внутрь.

– А что ты предлагаешь?

– Хочу пригласить тебя поужинать. У меня сегодня день рождения.

– С днем рождения, Мелисса.

– Спасибо. Ну так как, ты пойдешь?

Анис сомневался.

– Если не хочешь, не ходи.

– А куда ты хочешь пойти?

– У меня в кармане сорок долларов. В любой ресторан в пределах этой суммы. Тебе нравится мексиканская еда? Это будет дешево.

– Конечно, очень нравится.

– Я хотела пригласить тебя в какой-нибудь очень хороший ресторан, но что я могу поделать? Меня никто не содержит. Школу я не окончила. То официанткой работаю, то детей нянчу. Чтобы скопить эти сорок долларов, мне пришлось два месяца работать по восемь часов в день.

– Если ты не против, я заплачу за ужин, – сказал Анис.

Мелисса рассмеялась.

– У меня, конечно, сейчас дела неважно идут, но в ближайшее время я стану мультимиллионершей. На самом деле, я не люблю тратить деньги.

– Ты и вправду станешь миллионершей?

– Хочешь поспорить? Да моя мать спит на мешке с деньгами. Меня она из дома выгнала, чтобы я ее не отравила. Я тоже боготворю старушку. Каждую неделю пишу ей письма: «Как здоровье, матушка? Правильно ли лекарства пьешь? Берегись сквозняков в жаркую погоду». Ха-ха-ха.

Анис тоже засмеялся.

– К старости люди становятся такими. Деньги для них – самое главное, они жизнь за них отдать готовы. И вообще, я считаю, что всех, кто старше пятидесяти, надо гнать в шею на какой-нибудь необитаемый остров. Нет, я серьезно. Знаешь, сколько у моей матери денег?

– Нет.

– Второй муж у нее был какой-то польский бизнесмен, владел компанией по морским перевозкам. Когда он умер, все досталось моей матери, в том числе два дома, да что там, два дворца: один во Флориде, другой – на Багамских островах. Мама все продала, спрятала деньги в банк, а сама поселилась в доме для престарелых: комната за копейки, дешевая еда. Нет, ты можешь в это поверить?

– С трудом.

– Я ее дочь, а посмотри: цепляюсь за сорок долларов.

Анис заметил, что на глазах у Мелисы блестят слезы. Это неправильно – американки не плачут. Их так просто не сломаешь.

– Мы ведь пойдем ужинать не раньше шести, может, кофе выпьешь? – спросил Анис.

– Давай.

– Тебе с сахаром и молоком?

– Две ложки сахара, молока не надо.

– Вот станешь ты миллионершей, на что ты потратишь эти деньги? – спросил Анис, заваривая кофе.

– В первую очередь – на пластическую операцию: у меня очень маленькая грудь. Сделаю себе силиконовую грудь. По мне, конечно, не скажешь, что она такая уж маленькая: я ношу специальный лифчик, на поролоне.

– А, понятно.

– В таком лифчике даже маленькая грудь может быть очень привлекательной. Но стоит его расстегнуть – и ты сильно разочаруешься. Хочешь посмотреть?

– Нет, я тебе на слово верю.

– Кроме того, у меня и нос неправильный: отвислый какой-то. Разве нет?

– Мне кажется, что нет.

– У тебя просто нет чувства прекрасного, поэтому ты не понимаешь: стоит его немножко приподнять – все было бы по-другому.

– Как по-другому?

– Я бы тебе сказала: «Расстегнуть лифчик? Увидишь, какая у меня маленькая грудь. Хочешь посмотреть?» Ты бы мне тогда ответил: «Конечно, почему бы и нет? Куда смотреть? Показывай!»