Алексей Слаповский - У нас убивают по вторникам (сборник) Страница 6

– Нет!

– Нет? – удивляется Гена.

– Если только без этого никак нельзя.

– Да ладно, – добродушно говорит Гена. – Это я проверил, на что вы готовы. А когда?

– Я узнаю. Пока известно только, что во вторник.

Добился-таки Быстров суда.

Ну, сейчас посмотрим, что из этого выйдет.

Судья, холеный мужчина с кинематографической внешностью (если не учитывать, что в нынешнем кино слишком много уродышей), тихо и мирно сидит за столом с множеством ящичков-ячеек (такие бывают в почтовых вагонах, где сортируются письма). Он считает деньги в толстой пачке и раскладывает по ячейкам с надписями: «Прокурор», «Адвокат», «Следователь», «Присяжные», «Свидетели» и т. п.

Выступает представитель защиты, мужчина осанистый, агрессивный, самоуверенный, пылающий справедливым гневом.

– Уважаемый суд, уважаемые господа присяжные. Как видите, на месте обвиняемого никого нет, – он указывает на пустующую скамью подсудимых, – поскольку господин Быстров выдвинул иск против государства, а оно, как сами понимаете, неизвестно кто и неизвестно что в личностном смысле, то есть – пустое место. Я могу сказать одно: все обвинения господина Быстрова есть ложь уже потому, что это и так каждому понятно. Человек, не понимающий, что государство желает только блага своим гражданам и вправе убрать с дороги каждого, кто мешает этому благу, не заслуживает доверия. Поэтому я прошу господ присяжных рассмотреть этот вопрос объективно и признать, что обвинения господина Быстрова беспочвенны, абсурдны и граждански аморальны. Я закончил, ваша честь.

– Спасибо, – благодарит судья. – Слово представляется представителю обвинения.

Обвинитель, бойкий седовласый человек с иронической усмешкой и с интонацией человека, который прав, когда все остальные не правы, говорит:

– Прошу вызвать свидетеля обвинения Быстрова Владимира Михайловича.

На трибуне – Быстров-младший.

– Я хочу сказать, – говорит он, – что русская интеллигенция всегда выбирала путь сопротивления любой власти, не допуская и мысли, что она, то есть власть, может быть иногда права в своих действиях. Но с такой же вероятностью мы можем допустить также и мысль, что власть может быть не права.

– Извините – прерывает обвинитель. – Ответьте на конкретный вопрос: вам известно, что вашего брата хотят убить?

– В какой-то мере. Я слышал об этом по телевизору. Правда я, как истинный русский интеллигент, не верю телевизору. И газетам.

– Так вам известно или нет? – настаивает обвинитель.

– Ваша честь, я протестую! – вскакивает защитник. – Это давление на свидетеля!

– Протест принимается, – кивает судья. – Прошу задать вопрос в более корректной форме.

– Вам известно… – заново начинает обвинитель.

– Протестую, ваша честь, это подсказка! – кричит обвинитель. – Представитель обвинения подсказывает, что свидетелю что-то известно, хотя свидетель только что сказал, что ему ничего толком не известно.

– Я только… – вмешивается Быстров-младший.

– Не перебивайте! – рявкает судья. – Иначе я вынужден буду удалить вас из зала. Отвечайте на поставленные вопросы. Обвинитель, вы когда-нибудь сформулируете нормально вопрос?

Обвинитель слегка растерян, но бодрится.

– Скажите, свидетель…

– Протестую, ваша честь! – вскакивает обвинитель. – Это опять подсказка! Он говорит ему «скажите», хотя только что мы убедились, что свидетелю нечего сказать!

– Протест принимается, – говорит судья. – Свидетель, вы можете остаться в зале или подождать в коридоре. У обвинения есть еще свидетели?

– Да, ваша честь. Я прошу вызвать жену моего клиента Светлану Петровну Быстрову.

Светлана на трибуне.

– Ваша честь, я подтверждаю, что моего мужа собираются убить.

– Протестую, ваша честь! – кричит защитник. – Показания не по существу дела!

– Протест принимается, – кивает судья и разъясняет Светлане. – Иск вашего мужа сформулирован следующим образом: такие-то и такие-то представители государства хотят его убить. Хотят, а не собираются. Собираются или нет – другой вопрос. В заявлении указано – хотят. Улавливаете разницу? И наша задача выяснить, хотят или не хотят. А собираются или нет, это предметом сегодняшнего разбирательства не является.

– Они хотят! А этого делать нельзя! Потому что он хороший, добрый, умный человек!

– Свидетельница! – прерывает судья. – Я вынужден вас удалить за оскорбление суда и явную дачу ложных показаний!

– Но чем… Как? – растеряна Светлана.

– Сказав, что ваш муж хороший, добрый человек, вы намекнули, что присутствующие, и в том числе я, нехорошие и недобрые люди. Это оскорбление. При этом ваш муж не может быть умным, потому что умный человек никогда не подаст в суд на государственные органы. То есть это явная ложь с вашей стороны. Прошу вас покинуть зал заседаний!

Светлана, плача, идет к двери. Судья смотрит на ее фи-гуру.

– Секундочку!

Она останавливается с надеждой.

– А вы что вечером делаете?

– Я?.. Не знаю… Я…

– Телефончик в приемной оставьте, я позвоню.

Светлана, вконец растерявшаяся, выходит.

– Ну что ж… – говорит судья.

И тут звонит телефон, он берет трубку. Слушает. В зале переговариваются.

– Тихо! – кричит судья. И в трубку: – Да. Конечно. Конечно. Без вопросов. Спасибо.

Кладет трубку.

И:

– Мое решение таково: обвиняемый, несомненно, виновен. Я вас имею в виду, – указывает он на Быстрова.

– Я истец!

– Мне лучше знать, кто вы. Вы обвиняетесь в клевете, подрыве государственного строя и организации заговора.

– Какая же клевета? Меня убить хотят!

– Никто вас убить не хочет – и мы этот вопрос уже прояснили! Собираются – да. В силу необходимости. Но это не значит, что хотят! Они не хотят, они вынуждены. А вы обвиняете, что хотят! Это клевета. И я вынужден вынести приговор…

Судья мешкает, звонит по телефону:

– Извините, а сколько дать?

Слушает.

– Понял.

Кладет трубку. Объявляет:

– Пять лет в колонии общего режима с отбытием наказания в условной форме! Освободить из-под стражи в зале суда. Что, нет стражи? Ну, пусть так идет.

Братья Быстровы выпивают в дома Владимира. Надежда выходит с тарелкой, со стуком ставит ее на стол.

– Ты чего это? – спрашивает Владимир.

– Того! Лишь бы повод – выпить! – уходя, ворчит жена.

– Я не с кем-нибудь, а с братом! – кричит ей вслед Владимир. И поднимает стопку: – Твое здоровье.

– Оно мне больше не понадобится, – мрачно отвечает Вадим.

– Зря ты так. Нет, я понимаю, обидно, неприятно. Но как советуют мудрецы? Если не можешь изменить обстоятельства, надо посмотреть на них с другой стороны.

– Это с какой?

– Им что важно? Они же бьют своих – чтобы свои же и боялись. А если ты будешь чужой, это совсем другой резонанс! Это международный скандал, понимаешь?

– Но я же не чужой.

– А кто тебе мешает им стать? Представителем, например, оппозиции и в каком-то смысле добровольной жертвой. Пострадать за правду и справедливость. За народ. Я знаю кое-кого в ЦК КПСС.

– Ты не бредишь? Какая еще КПСС?

– Отличная партия, между прочим. Это не то, что ты думаешь. Коллективный Подпольный Союз Справедливости.

– А другие не коллективные?

– Нет, конечно. Там никого, кроме руководства, нет. У них съезд как раз послезавтра, надо пойти.

– А через пять дней – вторник.

– Ничего, брат, успеем! Кстати – я так, на всякий случай, – ты завещание составил? У тебя библиотека хорошая, а дочь и жена читать не любители. Растащат кто попало.

И вот братья подходят к зданию, где на фронтоне транспарант: «2-й съезд Коллективного Подпольного Союза Справедливости».

Здание охраняют милиционеры. Вокруг – толпа возмущенных обывателей с плакатами: «Долой справедливость!», «Не хотим перемен!», «За веру, царя и Отечество!», «Руки прочь от власти!».

На входе братьев осматривают, шмонают.

– Где делегатские мандаты? – спрашивает человек в штатском.

– Это наши, наши! – кричит некий функционер.

И провожает братьев в зал.

В зале битком. В президиуме председатель партии Мигунов, другие ответственные товарищи. Мигунов встает, поднимает руку:

– Позвольте съезд нашей партии считать…

Но тут заминка, шепот, ропот: открываются двери, и входит с группой сопровождающих Капотин.

Аплодисменты, переходящие в овацию.

Капотин машет рукой: хватит. И делает знак Мигунову: начинайте.

– Итак, – возглашает Мигунов, – открываем второй съезд нашего Коллективного Подпольного Союза Справедливости. Слово для доклада предоставляется мне.

Он идет к трибуне.

– Товарищи! Рад приветствовать вас на нашем съезде людей, не согласных с политикой власти, хотя и поддерживающих ее! Извините, рекламная пауза.

На большом экране демонстрируется реклама пива – спонсоры съезда.