Крис Клив - Золото Страница 9

Словом, можно без труда сочинять что-нибудь для каждого часа. Беда лишь в том, что от этих выдумок устаешь, а вот этого показывать нельзя ни в коем случае. Вот почему порой приходится отдыхать так, как сейчас, – в темноте, в туалете.

Отдохнув, Софи подняла руку, нащупала шнурок, потянула за него и включила свет. Деревянная рукоятка давно уже отвалилась и потерялась, и вместо нее мама привязала одну из своих золотых медалей, выигранных на чемпионате стран Содружества. Медаль раскачивалась и поблескивала при свете голой, без плафона, лампочки.

Из кухни донеслась музыка. Софи улыбнулась. У папы, значит, хорошее настроение.

Через дверь туалета было слышно, что отец подпевает песне, как любой отец на свете. Софи любила мгновения, когда мама и папа были счастливы, хотя папина любимая музыка казалась ей полной фигней. Вообще же, если хорошенько сосредоточиться и аккуратно укладывать эти мгновения в память, их можно потом собирать, как старинные медные монеты или драгоценные камни.

Софи ухватилась за край раковины, подтянулась, села на унитаз и помочилась. Моча сегодня была лимонно-желтого цвета. Она порадовалась тому, что мама и папа этого не увидели, потому что они, конечно бы, испугались. Она спустила воду и старательно вымыла руки в маленькой раковине «пирожком», получившимся из двух обмылков. Потом вытерла руки о джинсы. Через дверь она услышала, как родители смеются в коридоре. Мама сказала папе, чтобы он перестал петь.

Софи забралась на унитаз – взглянуть в зеркало, висевшее над раковиной. Каждый день приходилось смотреть, как она выглядит. Она делала это здесь, где ее никто не мог видеть. Софи сняла бейсболку с логотипом «Звездных войн» и внимательно осмотрела голову. Осталась одна-единственная прядь волос, свисавшая на лоб слева. В зеркале отражались темные круги под глазами, но в этом, наверное, был виноват резкий свет лампочки. Похоже, лицо еще больше осунулось. Софи поднесла пальцы к щекам, провела по скулам и почувствовала, какие они острые. На миг она испугалась, но тут же поняла, что это не связано с лейкозом. Просто на нее так повлияла микрогравитация «Звезды смерти». Это она вытягивает из тебя силу. Наверное, именно так выглядели штурмовики – если снять с них шлемы.

Софи надела бейсболку и еще раз придирчиво посмотрела на свое отражение. Она потерла пальцами щеки, чтобы они разрумянились хоть немного. Потом продумала все, что сделает дальше. Войдет в кухню, скажет папе, какая паршивая у него музыка, а затем поднимется наверх, в свою комнату, и ляжет в кровать. Нет, не так: «У тебя музыка – шигня», – скажет она, нарочно шепелявя, как Руби. Папа улыбнется, встанет на колени и подерется с ней понарошку, а мама будет смеяться, глядя на них. А значит, наступит еще один час, на протяжении которого мама не будет волноваться.

«Шигня», – повторила Софи, копируя Руби.

Том Восс до сих пор помнил, каково ему было в Мехико в шестьдесят восьмом, когда для олимпийской бронзы не хватило одной десятой секунды. Ту горечь обиды он ощущал даже теперь. Она жила у него в груди – жаркая, неотомщенная. Сорок четыре года спустя он продолжал остро чувствовать каждую десятую долю каждой секунды. Единицы времени, как зубья пилы, рассекали его. Другие люди так время не воспринимали. Зубцы пилы сливались для них в неразличимом тумане, а потом, в один прекрасный день, люди вдруг в изумлении просыпались, ощущая, что распилены пополам, словно ассистенты небрежного иллюзиониста. А Том знал, как происходит это распиливание.

Звонок от агента Зои пришелся на то время, когда Том отмокал в ванне, пытаясь заставить сгибаться колени.

– Она опять переспала черт знает с кем, – сообщила агент. – В Фейсбуке об этом трещат напропалую.

– В Фейсбуке? – переспросил Том.

– Это в Интернете, Томас. Социальная сеть. Люди пользуются такими сетями, чтобы обмениваться информацией с друзьями. Друг – это тот, кто…

– Ха, – хмыкнул Том. – Знаю я, что такое Фейсбук. У Зои там куча поклонников, да?

– Девяносто тысяч. Столько было, когда я туда заглянула в последний раз.

Прижав мобильник к уху плечом, Том массировал колени. Воспаленные связки уже не реагировали на втирания мази. Вообще-то Том прекрасно знал, что связки могли бы реагировать лучше при одном условии: если бы несколько десятков лет он применял законы суровой тренерской дисциплины в своей собственной жизни. Настала пора признаться, что у шестидесятилетнего мужика с пивным животом суставы уже не те. Но, черт, на свете полно налоговиков, укрывающихся от уплаты налогов, врачей, курящих самые крепкие «Мальборо». С какой стати ему становиться первым в мире стариком, который прислушивается к себе? В конце концов, он спортивный тренер, а не какой-то там треклятый первооткрыватель.

– Ну так вот, – продолжала агент. – Она переспала с этим малым, а он, как видно, проснулся и понял, с кем провел ночь. И он, значит, выходит в Интернет и выкладывает фотки, где только может. И не только фотки. Прямо сейчас о пикантных подробностях читают все жители земли – кроме, разве, китайцев, поскольку у них Фейсбук заблокирован, и кроме тебя, потому что ты – старый реакционер и тебя такая веселуха не интересует. Хочешь, прочту тебе эту грязь, которую он запустил?

– Не особенно.

– А я все-таки прочту, – упорствовала дама. Пришлось выслушать. Но что делать с такой информацией, Том не имел понятия.

– Я Зоин тренер на треке, – наконец вымолвил он. – А кого она укладывает в койку – это, черт возьми, ее личное дело.

– Согласна, – сказала агент. – Я сообщаю тебе это лишь для того, чтобы ты был в курсе, а еще я хотела предложить…

«При чем тут „в курсе“? – разозлился Том. – Почему нельзя просто сказать: „Том, я хотела с тобой поделить-ся…?“»

– Все нормально? – осведомилась его собеседница, услышав рычание Тома в трубке.

– Это, знаешь, серьезный философский вопрос.

– Просто… ты вроде что-то сказал.

– Угу. Я зарычал. Так рычат звери в Австралии, и, похоже, мой рык подействовал, потому что ты перестала трещать.

– Послушай, я ведь просто пытаюсь помочь, верно?

– Ты, милочка, просто пытаешься уберечь свои пятнадцать процентов.

– Зоя – лицо «Перье», Том. Есть что оберегать.

– Послушай. Если газировке нужно лицо, это ее проблемы. Моя работа – помочь Зое выиграть золото в спринте на Олимпиаде, до которой осталось сто двадцать семь дней.

– Верно. И я пытаюсь сказать, что мы с тобой на одной стороне. Разве это поможет ей сосредоточиться на тренировках – то, что ей перемывают кости в Фейсбуке?

– Спорить не стану, но чего ты от меня хочешь? Чтобы я закрыл Фейсбук? Я, конечно, могу посоветоваться с моим брокером, но почти уверен, что он мне не принадлежит.

– Можешь ты поговорить с Зоей? Она тебя уважает. Том улыбнулся, его голос смягчился.

– Лестью, милочка, можно добиться многого, но обманываться не стоит. Зою я пытаюсь держать в узде с ее девятнадцати лет. Будь моя воля, я бы держал ее в анабиозе все время, пока она не тренируется и не соревнуется. Я бы в нее стрелял из духовушки иглами со снотворным – так усыпляют тигров. Но что я могу поделать? Я тренер. У тренеров все оружие – свисток да секундомер.

– Я надеюсь, что-то сделать тебе все-таки удастся, – сочувственно пробормотала его собеседница, – потому что завтра все это перекочует в газеты, а дальше начнет раскручиваться по спирали. Уговори ее хотя бы не подливать масла в огонь.

– Ладно, попробую, – вздохнул Том. – Поглядим, что получится. Пока больше ничего обещать не могу.

– Спасибо, Том. За мной должок.

– Ну… Может, сделаешь меня лицом чего-нибудь? Агент расхохоталась. В телефоне раздалось что-то похоже на гоготание гусыни, сунувшей голову в полупустую консервную банку с сиропом.

– А скажи, лицом чего бы тебе хотелось стать? – отхохотавшись, спросила она.

– Ну-у-у, я не знаю, – протянул Том. – Может, нурофена? Глотаю тоннами.

– Думаю, они бы предпочли кого-нибудь помоложе и не страдающего болями.

– Смеешься?

– Ага, но уж таков шоу-бизнес.

Том отключился, минуту подумал, а потом отправил Зое эсэмэску – попросил ее прийти к нему через час. Если уж предстояло говорить с ней с позиции начальника, то лучше проделать это в его логове. Правило номер один в укрощении тигров: зверь должен знать, что он – на твоей территории.

Зоя ответила сразу же:

«О’кей, босс».

Умница. Поняла, в чем дело. Она приедет, он ее пропесочит, потом они выпьют по чашке чая, и он ее выпроводит.

Ему стало тревожно за Зою. Он так старался вести себя с ней правильно. Отец из него получился никудышный, но порой казалось, что Зоя и Кейт – его второй шанс. Он заботился о них, пожалуй, больше, чем должен был за свою зарплату, – ведь они тренировались у него с девятнадцати лет.

Том позволил себе помечтать о том, что бы он сделал с тем мерзавцем, который размазал Зою по всему Интернету. Мстительные фантазии Тому всегда удавались. Если бы не болели и лучше гнулись колени, уж он бы накостылял этому гаду по полной. Вот оно – приятное преимущество иллюзий над реальностью.