Сосэки Нацумэ - САНСИРО Страница 11

— Да, пожалуйста, — и остановился.

— Как пройти в пятнадцатую палату?

Это была та самая палата, которую Сансиро только что покинул.

— Вы ищете палату Нономии-сан?

— Да, — ответила девушка.

— По этому коридору дойдите до конца, поверните налево, и справа будет вторая дверь.

— В этот коридор… — Девушка указала тоненьким пальцем.

— Да, в этот, в первый.

— Большое спасибо.

Девушка пошла дальше. А Сансиро продолжал стоять, глядя ей вслед. Прежде чем свернуть в коридор, девушка оглянулась. Сансиро покраснел. А она, улыбнувшись, сделала лёгкое движение головой, как бы спрашивая: я правильно иду? Сансиро машинально кивнул в ответ. Девушка свернула направо и исчезла из виду.

Сансиро медленно вышел из клиники. Размышляя на ходу о том, что она, пожалуй, приняла его за студента-медика, Сансиро вдруг спохватился, что вёл себя неподобающим образом. Надо было проводить её до палаты. Вот досада!

Догнать девушку сейчас у Сансиро не хватило смелости. Он так же медленно прошёл ещё немного и резко остановился, поражённый вдруг пришедшей в голову мыслью: лента в волосах девушки была точь-в-точь такой, как та, которую Нономия купил в лавке. Едва волоча сразу отяжелевшие ноги, Сансиро, терзаясь догадками, миновал библиотеку, добрёл до главных ворот, и тут его окликнул неизвестно откуда взявшийся Ёдзиро:

— Эй, ты, почему не был на лекции? Нам сегодня рассказывали о том, как итальянцы едят макароны.

Подойдя ближе, Ёдзиро хлопнул Сансиро по плечу. Они прогулялись немного, и, когда вернулись к воротам, Сансиро спросил:

— Скажи, разве в это время года девушки повязывают тонкие ленты? Ведь их носят только в жару?!

Ёдзиро расхохотался.

— Об этом спроси лучше профессора Н. Он знает всё на свете.

Разговор на эту тему не состоялся. Сославшись на недомогание, Сансиро сказал, что на занятия сегодня не пойдёт. А Ёдзиро повернул к учебному корпусу, всем своим видом показывая, что зря потратил с Сансиро время.

4

Теперь Сансиро постоянно испытывал душевный разлад. Лекции слушал рассеянно, часто не записывая в тетрадь даже важные вещи. Порой он просто не узнавал себя.

Сансиро не понимал, что с ним происходит, и очень страдал. Наконец однажды он не выдержал и пожаловался Ёдзиро, что последнее время скучает на лекциях. Ёдзиро ответил в своей обычной манере:

— Что может быть интересного в лекциях! Только такой провинциал, как ты, мог до сих пор их слушать, терпеливо ожидая какого-то откровения. Ведь это же верх глупости! Их лекции от века таковы. Не удивительно, что ты наконец разочаровался в них.

— Да нет, не то чтобы разочаровался… — оправдывался Сансиро. Его тяжеловесная медлительная речь до смешного не вязалась с небрежно-иронической манерой выражаться, свойственной Ёдзиро.

Такие диалоги не раз повторялись на протяжении примерно двух недель. Однажды Ёдзиро сам критически заметил:

— Каким-то ты странным стал. Можно подумать, что ты устал от жизни. Прямо-таки олицетворение «конца века»![30]

— Да нет, не то чтобы… — по-прежнему мямлил Сансиро.

Он ещё не настолько окунулся в окружавшую его искусственную атмосферу, чтобы восторгаться такими словами, как «конец века», или жонглировать ими, как это сделал бы человек, искушённый в различных новшествах. Некоторое впечатление, правда, произвела на него фраза «устал от жизни». Усталость он и в самом деле ощущал. Однако не относил её целиком на счёт частых расстройств желудка и в то же время не возводил её в жизненный принцип, в угоду моде. По этим причинам разговор с Ёдзиро не получился.

Между тем наступила середина осени. Аппетит у Сансиро с каждым днём улучшался. Апатия прошла. В это время года двадцатитрехлетний юноша не мог, разумеется, чувствовать себя «уставшим от жизни». Сансиро много гулял. Не раз бродил он вокруг университетского пруда, но ничего сколько-нибудь примечательного не случилось. Не раз прогуливался возле клиники, однако встречались ему лишь незнакомые люди. Как-то он зашёл к Нономии, в подвал на естественном факультете, осведомиться о здоровье сестры. Оказалось, что она уже вышла из больницы. Спросить о девушке, встретившейся ему в клинике, Сансиро постеснялся, поскольку Нономия был очень занят. В другой раз спрошу решил Сансиро, поеду в Окубо, побеседую с ним не спеша и выясню, кто она и как её зовут. Поборов в себе любопытство, Сансиро попрощался и отправился бродить по городу. Он прошёл Табата, Докантъяма, потом кладбище в Сомэи, миновал тюрьму Сугамо, храм Гококудзи… Добрался даже до храма Якуси в Араи, На обратном пути он решил заглянуть к Нономии в Окубо, но от крематория пошёл не той дорогой и оказался в Таката, откуда ему пришлось вернуться поездом. В вагоне он съел почти все каштаны, которые купил для Нономии. Остаток уничтожил на следующий день Ёдзиро.

Чем бездумнее жил Сансиро, тем веселее становилось у него на душе. Первое время он был так внимателен на лекциях, что от напряжения часто терял способность воспринимать, но сейчас этого с ним не случалось. Он размышлял во время лекций о посторонних вещах, а кое-что сознательно вообще пропускал мимо ушей. Приглядевшись к остальным студентам, Сансиро обнаружил, что все, начиная с Ёдзиро, ведут себя точно так же. И он стал думать, что так, пожалуй, и нужно поступать.

Порой в голову ему приходила мысль о виденной им в тот памятный день ленте. И тогда он испытывал смутную тревогу, даже печаль. Появлялось желание тут же отправиться в Окубо, Но от этой мысли отвлекали различные картины, которые рисовало ему воображение, всё новые внешние впечатления, и он опять чувствовал себя легко и беззаботно, предавался мечтам и никак не мог собраться в Окубо.

Как-то во время послеобеденной прогулки Сансиро добрался до Дангодзака и, спускаясь по его склону, свернул влево, к широкой улице Сэндагибаяси. Стояли погожие осенние дни, и небо над Токио казалось таким же прозрачным, как в деревне. При одной лишь мысли, что живёшь под таким небом, голова становится ясной. А уж как хорошо здесь, в пригороде! Дышится легко, свободно. Душа становится бескрайней, как небо, а тело — упругим, не то что весной, когда чувствуешь себя каким-то расслабленным. Разглядывая живые изгороди по обеим сторонам улицы, Сансиро впервые наслаждался ароматами токийской осени.

Обогнув подножье холма, Сансиро неожиданно увидел узкие и длинные полотнища. Они оповещали, что здесь несколько дней назад начался традиционный осенний показ цветочных кукол[31], изображающих героев старинных сказаний и легенд. Издали доносились голоса, звуки барабана, трещоток. Эти звуки, устремляясь вверх, медленно растворялись в чистом осеннем воздухе и постепенно замирали. Едва касаясь слуха Сансиро, они его не раздражали, а, напротив, радовали.

Вдруг из переулка появились двое. Один из них окликнул Сансиро. Это оказался Ёдзиро. В его спутнике Сансиро узнал того самого человека, который тогда в Аокидо пил чай, и сразу понял, что это Хирота-сан, что, впрочем, он давно уже предполагал. Каким-то странным образом судьба связала его с этим человеком ещё в поезде, когда они вместе ели персики. Ещё глубже ему врезалась в память встреча в Аокидо, когда Хирота пил чай и курил, а Сансиро, побыв там очень недолго, убежал в библиотеку. И тогда и сейчас Сансиро почему-то казалось, что у Хироты лицо синтоистского священника, а нос европейца. Хирота был в своём обычном летнем платье, однако по виду его нельзя было сказать, что ему холодно.

Сансиро хотел обратиться к нему с приветствием, но не знал, что именно сказать, — слишком много прошло с тех пор времени. Поэтому он только приподнял фуражку и поклонился. Это было, правда, слишком вежливо по отношению к Ёдзиро и несколько фамильярно по отношению к Хироте. Ёдзиро тут же запросто познакомил их.

— Мой однокурсник. Окончил колледж в Кумамото и в первый раз приехал в Токио. — Он поспешил сообщить, что Сансиро провинциал, хотя никто его об этом не спрашивал, и повернулся к Сансиро: — А это Хирота-сэнсэй. Преподаватель колледжа…

Тут Хирота-сэнсэй произнёс:

— Знаю, знаю.

Лицо Ёдзиро выразило удивление. Однако он не стал докучать сэнсэю расспросами о том, откуда тот знает его друга, без всяких предисловий обратился к Сансиро:

— Ты не слышал, тут поблизости нигде не сдаётся дом? Разумеется, просторный, чистый, с комнатой для сёсэя…[32]

— Дом? Сдаётся.

— Где же? А он не грязный?

— Да нет, чистый. С большими каменными воротами.

— Замечательно! Говори скорее, где он находится. Каменные ворота, сэнсэй, ведь это просто отлично. Мы непременно его снимем, да? — загорелся Ёдзиро. Однако сэнсэй ответил:

— Каменные ворота не подойдут.

— Не подойдут? Жаль. А почему, интересно?