Геннадий Красухин - Мои литературные святцы Страница 12

А вот пародия на стихи В. Луговского:

И так сочиняются ритмы и метры.Про ветры и гетры и снова про ветры.Как ветер лечу я на броневикеС винтовкою, саблей и бомбой в руке.И голосом зычным поэмы слагаюНазло юнкерью и назло Улагаю.То ямбом, то дактилем, то анапестом,Наотмашь, в клочья, с грохотом, треском.От первой строки до последней строкиВетер играет в четыре руки.Талант, говорят,Кентавр, говорят,Не глаза, говорят,Фонари горят.Ветер крепчает. В груди весна.Строфы разворочены. Мать честна!Эх, жить начекуМолодым парнишкой.Пулемёт на боку,Маузер подмышкой.До чего ж я хорош — Молодой да быстрый,Под папахой вьётся клёш,Да эх, конструктивистский.Ветер, стой! Смирно! Равняйсь!На первый-второй рассчитайсь!Кончается строчка.Стоп!Точка!.

Умер этот волшебник перевоплощения 12 октября 1938 года. (Родился 16 ноября 1889.)

Уж и не знаю, что перевешивает в наследии Павла Николаевича Лукницкого (родился 12 октября 1902 года), – его стихи и проза или его дневниковые записи, его книга «Акумиана – встреча с Анной Ахматовой», изданная уже после смерти автора – в 1990-е годы?

Или его уникальная коллекция рукописных материалов поэтов Серебряного века, переданная семьёй Лукницкого в 1997 году в Пушкинский дом?

Или его трёхтомник «Ленинград действует», вобравший огромный фактический материал? В нём Лукницкий как бы отстраняется от демонстрируемого материала, не комментирует его.

Или, наконец, собирание и хранение архива Гумилёва, хлопоты по реабилитации расстрелянного поэта?

Лично мне очень нравятся воспоминания Павла Николаевича, его дневниковые записи, раскрывающие много интересного, как, например, вот эта – разговор с Ахматовой:

Заговорили об Анненском, о трагедиях его, в которых АА нашла сходство с «Путём конквистадоров». Не в «которых», впрочем, а в одном «Иксионе», потому что мотивы Лаодамии и Меланнипы были Николаю Степановичу в 4—5 годах чужды. А Иксион, человек, который становится богом, – конечно, задержал на себе внимание Николая Степановича: это так в духе Ницше, которым Николай Степанович в ту пору увлекался. АА сделала заключение, что поэмы «Пути конквистадоров» сделаны как-то по типу притчи-трагедии, но из неё вынуто действие. И АА заговорила о том, что в поэмах «Пути конквистадоров» нет действия не из-за неопытности Николая Степановича и неумения вложить его в стихи, а совершенно сознательно.

С 11 лет Лукницкий начал вести дневник.

Вообще-то он автор более 30 книг. Романы «Мойра» (1930), «Всадники и пешеходы» (1933), «Земля молодости» (1936), «Ниссо» (написан в 1939—1941, опубликован в 1946-м), «Делегат грядущего» (1970). Повести «Дивана» (1936), «Застава Двуречье» (1940). Многие сборники рассказов, очерков, повестей.

В Великую Отечественную он – военный корреспондент ТАСС. Помимо прочего, о блокаде Ленинграда есть ещё одна его книга «Сквозь всю блокаду», опубликованная в 1988-м – через пятнадцать лет после его смерти (умер 22 июня 1973 года).

Начинал он со стихов. В конце двадцатых – начале тридцатых выпустил две стихотворные книжки. Много стихотворений обращено к А. А. Ахматовой. Например, вот это четверостишие 1925 года:

Ангел мой, Анна, как страшно, подумай,В чёрном удушье одна ты, одна,Нет такой думы, угрюмой, угрюмой,Которую не выпила б ты до дна…

Не скажу, что эти стихи мне нравятся, но они могут рассматриваться как пророческие. Судьба Анны Андреевны предсказана точно.

Мне кажется, что Пушкин хорошо относился к Александру Петровичу Сумарокову. Наверное, не зря он сделал Петрушу Гринёва последователем и подражателем Сумарокова, который, как сказано в «Капитанской дочке» читал стихи Гринёва и «очень их похвалял». Или стихотворение Пушкина «Французских рифмачей суровый судия…», строки из него:

О вы, которые, восчувствовав отвагу,

Хватаете перо, мараете бумагу,

Тисненью предавать труды свои спеша

Постойте…

Они написаны в такой ритмико-синтаксической форме, за которой явно проступают строки очень известной в то время сумароковской «Эпистолы о стихотворстве»:

О вы, которые стремитесь на Парнас,

Нестройного гудка имея грубый глас,

Престаньте воспевать!

Да и написано пушкинское стихотворение по тому же поводу, что «Эпистола» Сумарокова, который в ней сражался за чистоту профессии, против пустозвонства и неграмотности коллег.

Кстати, «Эпистола о стихотворстве» была ещё и ответом Ломоносову, который неодобрительно отнёсся к тому, что Сумароков писал любовные песни, широко расходившиеся в списках. Ломоносов был убеждённым сторонником гражданской поэзии, а из лирики признавал только оду.

Вместе с любовными песнями Сумарокову снискали известность его стихотворные трагедии «Хорев» (1747), «Гамлет» (1748), «Синав и Трувор» (1750). Фактически с пьес Сумарокова начинается театр в России. Директором первого постоянного публичного театра был сам Сумароков. В 1772 году он написал лучшие свои комедии «Рогоносец по воображению», «Мать – совместница дочери», «Вздорщица», а годом раньше – самую известную свою трагедию «Димитрий Самозванец».

Издавал Сумароков с 1751 года первый русский литературный журнал «Трудолюбивая пчела».

Словом, его заслуги перед русской литературной несомненны.

Умер Александр Петрович 12 октября 1777 года. (Родился 25 ноября 1717 года.)

13 октября

Вообще больше всех для покойного Алексея Тимофеевича Прасолова (родился 13 октября 1930 года) сделала критик Инна Ростовцева, его близкая подруга. Помню, как она приходила в «Литгазету» с его стихами, как откликалась на его имя с всегдашней готовностью написать о нём, написать рецензию на вышедшую после его смерти (он покончил жизнь самоубийством 2 февраля 1972 года) очередную книжку стихов.

Известность пришла к Прасолову в 1964 году, когда Александр Твардовский опубликовал в «Новом мире» (№8) большую подборку его стихотворений. Прасолов рассказывал, что Твардовский помог составить его книжку «Лирика», которая вышла в 1966 году. Да, он приходил к нам в «Литературную газету», но близкого знакомства с ним ни у кого из нас не возникло: мешала его хроническая тяга к алкоголю.

Это потом, усилиями всё той же Инны Ростовцевой стихами Прасолова заинтересовался влиятельный критик Вадим Кожинов, написавший о нём, составивший его книги в издательстве «Советская Россия» в 1978-м и в соавторстве с И. Ростовцевой в 1983 году. Даже обычно не жаловавший современников поэт Юрий Кузнецов соглашался, что Прасолов – поэт настоящий. Он подарил мне книгу Прасолова, вышедшую в «Современнике» в 1988 году с его послесловием.

Разумеется, Кожинов и Кузнецов прописали покойного поэта в свой русофильский лагерь, представили его выразителем их воззрений. Не знаю, проживи Прасолов больше, он, может быть, и соблазнился примкнуть к людям, имевшим большие возможности печатать своих сторонников и в периодике, и в издательствах. Но я помню Прасолова, читающего не только любимых Блока и Тютчева, но и любимых Твардовского и Слуцкого. И, конечно, свои стихи, многие из которых действительно прекрасны:

Мирозданье сжато берегами

И в него, темна и тяжела,

Погружаясь чуткими ногами,

Лошадь одинокая вошла.

Перед нею двигались светила,

Колыхалось озеро до дна,

И над картой неба наклонила

Многодумно голову она.

Что ей, старой, виделось, казалось?

Не было покоя средь светил:

То луны, то звёздочки касаясь,

Огонёк зелёный там скользил.

Небеса разламывало рёвом,

И ждала – когда же перерыв,

В напряженье кратком и суровом

Как антенны, уши навострив.

И не мог я видеть равнодушно

Дрожь спины и вытертых боков,

На которых вынесла послушно

Тяжесть человеческих веков.

Прекрасная переводчица «Малыша и Карлсона, который живёт на крыше» и вообще книг Астрид Линдгрен, героиня пятнадцатисерийного телефильма «Подстрочник» Лилиана Зиновьевна Лунгина как раз в этом фильме так отозвалась об Алексее Александровиче Суркове: «Это был злой, хитрый, опасный человек, типичный аппаратчик». Я Алексея Суркова злым или опасным не застал. Хотя имел с ним дело как сотрудник «Литературной газеты».