Шолом Алейхем - Кровавая шутка Страница 13

Лорнеты и бинокли преследовали интересную парочку и в самом зрительном зале вплоть до момента, когда погас свет, взвился занавес и сцена приковала к себе взгляды, мысли и чувства "шаляпинистов".

Настроение зрительного зала захватило и Бетти, натуру пылкую, страстную и благоговейно подходившую к искусству.

Только один человек во всем зрительном зале не разделял общего настроения - Рабинович. Шаляпин был ему не внове, и пришел он в театр вовсе не для того, чтобы слушать артиста, а в надежде на то, что там он сможет на свободе поговорить с Бетти. Он должен в конце концов открыться ей, должен рассказать то, о чем хотел говорить на следующий день после облавы. Если до сего времени он сдерживался, то только потому, что не чувствовал себя достаточно подготовленным к столь решительному шагу. Он проверял серьезность своего чувства к Бетти. Но в последнее время он пришел к убеждению, что жить без Бетти он не может и что вся комедия, в силу которой он стал "Рабиновичем", была, так сказать, предопределением, фатальным актом. Все это произошло для того, чтобы он мог встретить эту девушку, влюбиться в нее и связать с ней свою судьбу навеки.

Он знает, что придется преодолеть немало препятствий, что много терний ждет его на пути. Он предвидит баталию, которую придется вынести со своим своенравным отцом, со всей истинно русской семьей, которая сочтет позором мезальянс Григория Попова с какой-то безродной девушкой, да еще еврейкой!.. Он много думал об этом, обсуждал всесторонне и пришел к выводу, что все образуется. Отец простит, семья забудет. Не он первый, не он последний... Бывали случаи похлеще!

Много труднее было начать разговор с Бетти. Как приступить? Открыть ли сразу свое инкогнито? Или раньше осторожно выпытать у нее, как бы она поступила, если бы полюбила xристианина?..

Рабинович вспоминает, что он уже однажды задал Бетти такой вопрос. Но она очень серьезно заметила, что тут нет никакого вопроса. Этого просто случиться не может!

– Почему не может? - спросил он встревоженно.

– Так! - сказала Бетти. - Не верю, чтобы при нынешних обостренных национальных трениях христианин мог серьезно полюбить еврейку!

Только всего? Стало быть, разрешение вопроса как будто зависит от того, насколько серьезно полюбит христианин?.. Если так, то все в порядке: можно ли полюбить серьезнее, чем он?

Что Бетти любит его, он не сомневается. Об этом, конечно, знает и мать, а стало быть, и отец. И кажется, оба ничего против этого не имеют. Правда, они не знают, кто скрывается под фамилией Рабинович... Но открытие тайны не только не ухудшит, а, наоборот, улучшит его положение.

Перед взором Рабиновича проносятся картины, одна заманчивее другой. Как будет изумлен Давид Шапиро, когда узнает настоящее имя, чин и титул отца своего "бесправного" квартиранта: "его превосходительство", а со временем "его высокопревосxодительство"... ха-ха-ха! А Сарра? Что скажет Сарра Шапиро, когда узнает, что кроме титула его отец обладает поместьями, лесами и полями в Т-ской губернии? Что владения эти оцениваются в сумму значительно большую, чем так поразивший ее "миллион" его мифической тетки?

О Бетти и говорить не приходится! Она, разумеется, будет несказанно счастлива, когда узнает, кто таков ее избранник!

Рабинович представляет себе ее сияющее от гордости и счастья личико, светящиеся глаза... Затем они вместе едут к его отцу. Старик беседует с Бетти и, несмотря на свой крутой нрав, тотчас сдается, тут же прощает Бетти ее происхождение. Никто не умеет так держать себя, как Бетти! Она достойна чести войти в барские хоромы!

Он во все глаза смотрит на нее, но ей и в голову не приходит мысль об ожидающем её счастье.

Первый акт кончился, и счастливая парочка вышла в фойе. Здесь, в общей сутолоке, он наконец объяснится с ней. Расскажет все, от начала до конца: каким образом он на целый год превратился в Рабиновича и что из этого вышло...

Решено! Это случится сегодня!

Глава 21

ЧЕРНАЯ КОШКА

Планам Рабиновича в этот вечер не суждено было осуществиться... Не успел он с Бетти выйти в фойе, как навстречу им попался вылощенный студент в новеньком с иголочки мундире со шпагой. Студент окликнул Рабиновича и сразу разрушил его настроение и решимость. По ближайшем рассмотрении лощеный студент оказался Лапидусом, тем самым, который проповедовал ренегатство как путь к освобождению. Он уже успел применить свою теорию на практике, попал, конечно, немедленно в университет, надел мундир, прицепил шпажонку и теперь всячески старался как можно точнее копировать истого белоподкладочника и как можно менее напоминать собою еврея...

Увидав Рабиновича, да еще в сопровождении хорошенькой девушки, Лапидус рассыпался мелким бесом и стал похваляться выгодами своего теперешнего положения.

Не говоря уже о том, что сам Лапидус и все его россказни ничего, кроме гадливости, не могли вызвать в Рабиновиче и Бетти, наш пылкий любовник призывал все возможные проклятия на голову этого квазиофицера за то, что он разбил все его планы, заготовленные на этот вечер...

Оставалась одна надежда на обратный путь из театра. Но настроение Бетти, узнавшей, что Лапидус принял христианство, уже не предвещало ничего xорошего.

Наши герои вышли из театра. Было морозно. Снег лежал белым покрывалом, звезды отливали красным и зеленым цветами, но в воздухе, несмотря на холод, чувствовалась какая-то неуловимая мягкость.

– Пойдемте пешком? - предложил Рабинович.

– Пойдемте! - согласилась Бетти, заглянув в глаза своему спутнику.

Рабинович взял Бетти об руку. Идти под гору было скользко и трудно, но тем приятнее и веселее было скользить, тесно прижавшись друг к другу.

Несмотря на ясное небо, откуда-то с высоты срывались отдельные снежинки, кружились белыми мотыльками в свете фонарей и медленно никли к земле...

Рабинович забыл о неудачном вечере в театре. Наедине с Бетти он вообще легко забывал обо всем. Что ему теперь до всех "проклятых" вопросов - о русских, евреях, вероисповедании, когда он держит ее руку и чувствует ее дыхание и слышит, как бьется ее сердце?.. К черту все сомнения и размышления! Он знает только, что любит и любим! Это ясно, как сверкающее над головой небо, как снег, хрустящий под ногами...

Бетти вдруг громко засмеялась и воскликнула:

– Вот комик!

– Кто?

– Лапидус!

Рабинович даже остановился от неожиданности.

– Чем, собственно, он вас смешит?

– Да всем! Вспомните рассказанную им историю о девушке, которая записалась в проститутки, чтобы получить право жительства в столице? Ха-ха-ха!

Неужели эта грустная история могла вызвать в Бетти только смех?

Очарование ночи исчезло. Будто черная кошка пробежала между ними. Нет, больше он не в силах молчать. Он должен высказать все, что думает об этом. Рабинович стал подбирать слова помягче:

– Неужели у вас, Берта Давыдовна, не найдется ни капли жалости и сочувствия?

– Жалости? Сочувствия? К кому? К этому рыжему пшюту, который продал свою совесть за голубой мундир и бронзовую шпажонку? Ха-ха-ха!

Звонкий смех Бетти не был созвучен с настроением Рабиновича. Еще за минуту до того он был готов умолять ее на коленях, чтобы она отдала ему себя навеки... Но ее резкое отношение к Лапидусу, ее нетерпимость в вопросе перемены веры ужаснули его...

Неужели все пропало? Не может быть! Еще есть время... Он должен сказать ей все, что скопилось в его сердце... Должно же это когда-нибудь кончиться! Ведь не сегодня-завтра правда о нем все равно выплывет на поверхность.

И, заглянув глубоко в ее глаза, он сказал мягко и тихо:

– Бетти, я хочу вас спросить... Вы говорите, что Лапидус продал совесть за мундир. Ну, а если бы он сделал это из других побуждений?

– Например?

Рабинович остановился, взял Бетти за обе руки и с дрожью в голосе проговорил:

– Ну, предположите... что было бы, если бы я, скажем, полюбил вас и вы полюбили меня?.. И вдруг вы узнаете, что...

Бетти пронзила его взглядом, и недобрая, как показалось Рабиновичу, усмешка скользнула по ее губам.

– Ну, чего же вы мнетесь? - спросила она. - Вы хотите знать, что сделала бы я, узнав, что вы собираетесь сделать то же, что и Лапидус?..

"Нет, не то, не то! Еще хуже!" - чуть не крикнул Рабинович. Он сжал ее руки. Но Бетти вырвалась и пустилась стрелой к дому.

– Бетти! Берта Давыдовна! - крикнул он вслед.

Бетти не отозвалась. Сколько Рабинович ни просил ее остановиться, выслушать, дать ему хоть слово сказать - ничто не помогало. Она не хотела слушать, даже уши затыкала, когда он к ней приближался... Оба возбужденные и запыхавшиеся, они добежали до дому.

– Ш-ш-ш! - встретила их Сарра Шапиро, дожидавшаяся их возвращения. - Чего это вы мчались как угорелые? И почему пешком?