Сельма Лагерлёф - Император Португальский Страница 14

Ян подскочил к самому краю пристани и склонился к воде с таким выражением лица, какое было у него всегда, когда Клара Гулля шла ему навстречу и какое ему никогда не удавалось принять, когда он разговаривал с кем-нибудь другим.

Его рот приоткрылся, губы подрагивали, но до Катрины не долетало ни одного слова. Одна улыбка на его лице сменяла другую: так бывало, когда девочка шутила с ним.

— Ян, — сказала Катрина, — что это с тобой?

Он не ответил, а только сделал ей рукой знак, чтобы она замолчала.

Сразу вслед за этим он приподнялся, и было заметно, что он провожает взглядом нечто направляющееся вдаль по маленьким серым волнам, но что бы это могло быть?

Это нечто, казалось, быстро двигалось в том же направлении, куда только что ушел пароход. Вскоре Ян уже больше не стоял склонившись, а выпрямился и прикрыл рукой глаза, чтобы лучше видеть.

Так он стоял, пока, должно быть, смотреть стало не на что. Тогда он повернулся к Катрине. Он даже подошел к ней.

— Ты, может быть, ничего и не видела? — спросил он.

— А что тут было видеть, кроме озера и волн? — спросила она в ответ.

— Девочка приплывала на лодке, — сказал он, тут же понизив голос и перейдя на шепот. — Она одолжила лодку у капитана. Я видел на борту ту же надпись, что и на пароходе. Она сказала, что забыла кое-что, когда уезжала. Она кое о чем хотела поговорить с нами.

— Мой дорогой, ты и сам не знаешь, что говоришь! — сказала Катрина. — Если бы девочка возвращалась, я бы уж, верно, тоже видела ее.

— Помолчи, сейчас ты услышишь, что она хотела нам сказать! — все так же таинственно и торжественно прошептал Ян. — Так вот, она беспокоилась, как мы будем тут вдвоем. В прежние времена, сказала она, она ходила промеж нас, держа меня одной рукой, а тебя — другой, и все шло хорошо. Теперь же, когда она больше не соединяет нас, она прямо и не знает, что же будет. «Может быть, отец и мать будут жить теперь каждый сам по себе», — сказала она.

— Боже, неужели она могла такое подумать! — сказала Катрина. Она была так поглощена этими словами, которые повторяли ее собственные мысли, что забыла о том, что дочь никак не могла подплыть к пристани и поговорить с мужем без того, чтобы она сама это заметила.

— «И вот я вернулась, чтобы соединить ваши руки, и вы должны не разжимать их, а ради меня крепко держаться друг друга, пока я не вернусь и снова, как в прежние времена, не возьму вас за руки», — сказала она. Как только она произнесла это, она снова погребла прочь.

На некоторое время на пристани воцарилось молчание.

— Вот моя рука, — сказал Ян нетвердым голосом, будто был смущен и испуган. Он протянул руку, всегда сохранявшую удивительную мягкость, какой бы тяжелой работой он ни занимался. — Ведь это девочка так хотела, — добавил он.

— Да, а вот — моя, — сказала Катрина. — Я не понимаю, что ты там мог увидеть, но раз уж вы с девочкой хотите, чтобы мы держались вместе, то тогда этого хочу и я.

И потом уже всю дорогу до самой избы они шли, держась за руки.

ПИСЬМО

Прошло около двух недель с тех пор, как уехала Клара Гулля из Скрулюкки. Однажды днем Ян, отец ее, чинил изгородь пастбища возле самого леса. Пастбище было настолько близко к лесу, что он мог слышать, как шумят ели, и видеть, как глухарка ходит и клюет под деревьями, ведя за собой целый выводок птенцов.

Он уже почти покончил с работой, когда услышал громкий рев, доносившийся с горы. Рев был так ужасен, что он чуть было не испугался.

Он замер и прислушался, и вскоре рев послышался снова. Когда он донесся во второй раз, Ян понял, что бояться нечего. Напротив, наверняка это кто-то зовет на помощь.

Он отбросил прутья и колья и бросился через березовую рощу в черную еловую глушь. Ему не пришлось особенно далеко идти, прежде чем он увидал, в чем было дело. Здесь наверху было огромное гиблое болото, и все случилось именно так, как он и думал. Одна из коров хозяев Фаллы завязла в трясине.

Он сразу увидел, что это лучшая корова на скотном дворе, та, за которую Ларсу Гуннарссону предлагали двести риксдалеров.

Ее глубоко засосало в трясину, и она была так напугана, что лежала без движения и только изредка слабо мычала. Но он мог заметить, как она боролась поначалу. До самых рогов она была забрызгана грязью, и повсюду вокруг нее зеленые бугорки мха были ободраны.

Сперва она мычала с такой силой, что Яну казалось, что ее должно было быть слышно по всему Аскедаларна. Но никто, кроме него, не поднялся к болоту. Лишь только он понял, как обстоит дело, он, ни минуты не мешкая, помчался вниз к усадьбе за подмогой.

Работать пришлось очень долго. Надо было разложить по болоту доски и жерди и подсунуть под корову веревки, чтобы поднять ее. Когда они добрались до нее, она уже погрузилась по самую спину, и лишь ее голова торчала над трясиной.

Когда они наконец вытащили корову на твердую почву и доставили ее в Фаллу, им сообщили, что хозяйка приглашает всех, кто спасал корову, зайти на чашечку кофе.

Никто не проявил такого усердия в спасательных работах, как Ян из Скрулюкки. Вся заслуга в том, что корова была спасена, принадлежала ему. И подумать только, ведь это была корова, стоившая минимум двести риксдалеров!

Это была невероятная удача для Яна, потому что невозможно было себе представить, что новые хозяева не обратят внимания на такой подвиг.

Однажды нечто подобное случилось при старых хозяевах. Тогда сильно поранилась об изгородь лошадь. Тот, кто обнаружил лошадь и организовал ее доставку домой, получил от Эрика из Фаллы десять риксдалеров, хотя она поранилась так сильно, что Эрику пришлось ее пристрелить.

А корова была жива и совсем не пострадала. Было ясно, что на следующий день Ян сможет пойти к звонарю или к кому-нибудь другому, кто умеет писать, и попросить его написать письмо Кларе Гулле, чтобы она возвращалась домой.

Когда Ян вошел в хозяйскую избу в Фалле, то тут уж он, конечно, преисполнился гордости. Кофе разливала старая хозяйка Фаллы, и Ян не удивился, что она протянула ему чашку даже раньше, чем Ларсу Гуннарссону.

За кофе все только и говорили о том, каким молодцом был Ян. И только хозяева не сказали ничего. Ни новый хозяин, ни его жена не раскрыли рта, чтобы произнести хоть слово похвалы.

Но раз уж Ян теперь твердо знал, что трудные времена позади и счастье возвращается, то ему не сложно было утешиться.

Могло же ведь статься, что Ларс молчит только для того, чтобы придать больший вес тому, что он собирается сказать.

Он очень долго медлил с похвалой. Остальные тоже замолчали и выглядели несколько смущенно.

Когда старая хозяйка Фаллы стала предлагать еще кофе, многие застеснялись, и Ян тоже. «Ну вы-то выпейте, Ян! — сказала она. — Если бы вы не были так расторопны сегодня, мы бы лишились коровы, которая стоит целых двести риксдалеров».

После этого наступило глубокое молчание. Все обратили свои глаза к хозяину, потому что теперь не оставалось ничего другого, как ждать, что последуют слова благодарности и от него.

Он пару раз откашлялся, словно для того, чтобы то, что он собирался сказать, прозвучало достаточно весомо.

— Мне кажется, что в этом деле есть что-то немного странное, — сказал он. — Все мы знаем, что Ян должен двести риксдалеров, и все мы знаем, что именно эту сумму мне прошлой весной предлагали за Звездочку. Уж как-то больно удачно складывается для Яна, что Звездочка угодила сегодня в болото, а ему удалось ее спасти.

Ларс замолчал и еще раз откашлялся. Ян поднялся и подошел поближе, но ни он, ни кто другой не нашелся что ответить.

— Я не знаю, почему вышло так, что именно Ян услыхал рев коровы там, в болоте, — продолжал Ларс Гуннарссон. — Может, потому, что, когда произошло несчастье, он был еще ближе, чем уверяет. Может, потому, что он увидел возможность избавиться от долга, и именно он завел корову…

Тут Ян с такой силой ударил кулаком по столу, что чашки высоко подскочили на блюдечках.

— Ты судишь о других по себе, — сказал Ян. — Такое мог сделать ты, но не я. Знай же, что я замечаю твои хитрости. Однажды прошлой зимой ты…

Но как раз когда Ян собирался сказать нечто такое, что не могло бы кончиться не чем иным, как непримиримой враждой между ним и хозяевами, хозяйка Фаллы дернула его за рукав.

— Посмотрите на улицу, Ян! — сказала она.

Он посмотрел и увидел, что через двор идет Катрина с письмом в руке.

Это, наверное, было письмо от Клары Гулли, которого они с таким нетерпением ждали с тех самых пор, как она уехала. Катрина знала, как он обрадуется, и поэтому пришла с письмом сюда.

Ян растерянно огляделся. Много гневных слов вертелось на языке, но теперь на это не было времени. Какое значение для него могла иметь месть Ларсу Гуннарссону? Какой смысл ему было защищаться? Письмо притягивало его с силой, которой он не мог противостоять, и он оказался на улице возле Катрины раньше, чем люди в избе опомнились от испуга по поводу тех обвинений, что он чуть было не осмелился бросить хозяину.