Трактир «Ямайка». Моя кузина Рейчел. Козел отпущения - Дафна дю Морье Страница 18

Она простояла минут десять или даже больше, ожидая какого-нибудь звука или знака, но все было тихо. Только часы в прихожей продолжали тикать, тихо похрипывая и оставаясь глухими к происходящему, — символ старости и безразличия. Один раз Мэри показалось, что она слышит крик; но он мгновенно замер и затих и был так слаб и далек, что мог оказаться порождением ее воображения, растревоженного всем, что она видела после полуночи.

Потом Мэри вышла в прихожую и направилась в темный коридор. В щель из-под двери бара света не пробивалось. Должно быть, свечи догорели. Не сидят ли они там, внутри, все трое в темноте? Перед ее мысленным взором возникла страшная картина: молчаливая, угрюмая троица, связанная какой-то неведомой ей целью; свет был потушен, и это делало тишину еще более зловещей.

Мэри добралась до самой двери и приложила к ней ухо. Не было слышно ни шепота, ни дыхания, ничто не выдавало присутствия здесь живых людей. Затхлый запах спиртного, который висел в коридоре весь вечер, развеялся, и сквозь замочную скважину проникала струйка воздуха. Поддавшись непреодолимому порыву, Мэри подняла щеколду, открыла дверь и вошла.

Никого. Дверь во двор была открыта, и комнату наполнял свежий ноябрьский воздух. Вот откуда сквозило в коридоре. Скамейки пусты, и стол, который рухнул во время первой драки, так и лежал на полу тремя ножками вверх.

Значит, они ушли, должно быть, повернули за кухней налево и отправились прямо на пустошь, потому что Мэри услышала бы, как они переходили дорогу. Ветер приятно холодил ей лицо, и теперь, когда дядя и незнакомцы исчезли, комната опять казалась безобидной и безликой. Страх отступил.

Последний лучик лунного света оставил белый кружок на полу, и в этом круге двигалось темное пятно, похожее на палец. Это была тень. Мэри подняла глаза и увидела, что через крюк в потолке перекинута веревка. Ее-то конец и отбрасывал тень, медленно раскачиваясь туда-сюда в потоке воздуха, сквозящем из открытой двери.

Глава 5

Шли дни, и Мэри Йеллан с упорной решимостью включилась в жизнь трактира «Ямайка». Было ясно, что зимой нельзя оставлять тетю одну, но, возможно, с приходом весны Пейшенс Мерлин удастся уговорить, и тогда они вдвоем уедут из диких пустошей в мирную и спокойную долину Хелфорда.

По крайней мере, Мэри на это надеялась, а пока она должна наилучшим образом использовать те шесть мрачных месяцев, которые были впереди. Девушка решила попробовать вывести дядюшку на чистую воду и передать его вместе с сообщниками в руки правосудия. Если бы дело касалось одной контрабанды, Мэри только пожала бы плечами, хотя вопиющая бесчестность этого промысла и была ей отвратительна; однако все, что она видела до сих пор, служило доказательством того, что Джосс Мерлин и его друзья зашли гораздо дальше: эти отчаянные бандиты ничего и никого не боялись и не останавливались даже перед убийством. События той первой субботы не выходили у нее из головы, а обрывок веревки, свисающий с балки, о многом ей поведал. Мэри нисколько не сомневалась, что дядя и тот, другой человек убили незнакомца, а его тело закопали где-то на пустоши.

Однако доказательств у нее не было, и при свете дня эта история казалась фантастической. В ту ночь, обнаружив веревку, девушка вернулась к себе в комнату; судя по тому, что дверь бара осталась открытой, дядя мог появиться в любую минуту, и, измученная всем увиденным, должно быть, она забылась сном, а когда пробудилась, солнце стояло уже высоко, а внизу, в прихожей, были слышны семенящие шаги тети Пейшенс.

Никаких следов вчерашних событий не осталось; бар был выметен и вычищен, мебель расставлена по местам, осколки убраны, и никакой веревки не свисало с балки. Сам трактирщик все утро провел в конюшне и коровнике, выгребая навоз и ухаживая за скотиной, поскольку помощников у него не было. Когда в середине дня Джосс Мерлин пришел в кухню и, как волк, накинулся на еду, он стал расспрашивать Мэри о живности, которую они держали на ферме в Хелфорде, спросил ее мнение о заболевшем теленке и ни словом не обмолвился о минувшей ночи. Казалось, хозяин пребывает в прекрасном настроении — он даже забывал ругать жену, которая хлопотала вокруг него, как всегда следя за выражением глаз мужа, словно собака, которая хочет угодить хозяину. Джосс Мерлин казался совершенно трезвым, нормальным человеком, и трудно было поверить, что всего несколько часов назад он совершил убийство.

Возможно, в этом преступлении был повинен не он, а его неизвестный товарищ, но Мэри своими глазами видела, как дядя гнал через двор голого дурачка, и слышала, как парнишка вопит под ударами его кнута. Девушка наблюдала, как он верховодил мерзкой компанией в баре, слышала, как угрожал незнакомцу, который воспротивился его воле; а вот теперь он сидел перед ней, набив рот тушеным мясом, и горевал из-за больного теленка.

Мэри односложно отвечала на вопросы дядюшки и пила чай, наблюдая за ним поверх чашки, переводя взгляд с его огромной тарелки с дымящейся едой на длинные крепкие пальцы, устрашающие своей силой и ловкостью.

Прошло две недели, а субботняя ночь не повторялась. Возможно, последний улов удовлетворил трактирщика и его компаньонов и до поры до времени они угомонились, потому что Мэри больше не слышала шума повозок, и хотя теперь она спала крепко, но была уверена, что стук колес разбудил бы ее. Дядя, похоже, не возражал против прогулок племянницы по вересковым пустошам, и с каждым днем она все лучше узнавала окрестности, находя новые, не замеченные раньше тропинки, которые уводили ее всегда вверх в холмы, к скалистым вершинам. Мэри научилась избегать низкой болотной травы, растущей пучками, с метелками на концах, так и манившей к себе, а на деле обозначавшей границу предательской и опасной трясины.

Мэри была одинока, но нельзя сказать, что вовсе несчастна, прогулки в сером свете вечерних сумерек по крайней мере укрепляли здоровье и отчасти скрашивали унылые длинные вечера этих темных месяцев в «Ямайке», когда тетя Пейшенс сидела, положив руки на колени и уставясь в огонь очага, а Джосс Мерлин в одиночестве закрывался в баре или, оседлав лошадь, исчезал в неизвестном направлении.

Никакой компании у них не было, и никто не заходил в трактир отдохнуть или подкрепиться. Кучер дилижанса не солгал, когда сказал Мэри, что в «Ямайку» теперь никто не заглядывает: дважды в неделю девушка, стоя во дворе, провожала глазами проходящие мимо дилижансы. Они исчезали мгновенно, громыхая вниз по склону холма и