Анатолий Приставкин - Тихая Балтия. Латышский дневник Страница 23

Взрывы желательны с жертвами, ибо предыдущие двадцать взрывов не достигли результата.

Почти сразу после предупреждения взрыв произошел возле здания Академии наук, но, слава Богу, опять без жертв.

Уже после моего отъезда взрывы продолжались, около ЦК Компартии (но на достаточно безопасном расстоянии), а еще в доме, где проживают военные и т. д. Нашли и некоторых участников, ими оказались люди, связанные с военными, но в печати это промелькнуло коротко, как-то невнятно, и полной ясности не принесло.

Все передачи по Центральному телевидению пытаются утвердить мысль о якобы двух противоборствующих силах в Прибалтике, во всех трех республиках, это опасная тенденция. Кому-то очень надо, чтобы таковой эта обстановка тут была.

И здесь возникает вопрос о русскоязычном населении.

Обычно это работники военно-промышленного комплекса, подчиненного Москве, или учреждений, привязанных к центру: портовые работники, аэрофлот, железнодорожный транспорт.

Но, как ни странно, среди них много учителей.

Что же делает Москва?

Она выдергивает и выставляет по телевидению этих людей (многие из них партаппаратчи-ки) и ихними устами глаголет «истину», а истина такая: вот-де, посмотрите, какие мы брошенные и несчастные, никто нас не слышит, никто не защищает, мы отторгнуты Россией и отторгнуты Латвией.

Но отторгли-то они себя сами, ибо желают жить лишь по имперским законам, по которым пришельцам выгодно было здесь жить. По сути, они были тут на положении колонизаторов в своей колонии.

Другое дело, что наши советские колонизаторы тоже нищи, но менее нищи, чем, скажем, в России, и по своей воле из этой богатой страны не уйдут…

В их число входят и русские из коренного населения, но в основном это лимитчики, люди малокультурные, зависимые от центральных властей и цепляющиеся изо последних сил за благословенный клочок земли, который им послала судьба. Противопоставляя их законной власти, центр укрепляет их силы, внушает им надежду и поддержку, делает их опасными и агрессивными. Отсюда уже недалеко и до столкновений.

Факел (отсюда-то видней) зажжен в Москве, и нужна лишь взрывоопасная обстановка. И она есть. И вот уже пожар вспыхивает до неба, льется кровь, гибнут люди, и население в страхе перед насилием призывает для успокоения армию и горбачевское правление…

Схема эта действует безотказно. И в основе ее только одна их «истина» (она у них всегда одна и та же!) — борьба за власть.

А борьба за власть — это борьба за империю.

Вчера снова показали фильм Станислава Говорухина «Так жить нельзя». Там сцены насилия в Азербайджане, танки вторгаются в Баку, гибнет население… Но если перепутать пленки и вставить отрывок из Литвы, никто не заметил бы подмены, ибо и там, и тут насилие, произведенное по одной, заранее выработанной схеме.

Страшно смотреть, но еще ужаснее думать, что это не только наше ближайшее прошлое, но и наше ближайшее будущее.

Дневник, который я сейчас пишу заново (он тоже был уничтожен в этих событиях), как и фильмы Говорухина, предупреждение людям.

Вот уже и эти строки были написаны, когда в день открытия съезда Верховного Совета РСФСР 28 марта Горбачев вывел на улицы Москвы 50 тысяч (!) солдат и милиции, и омоновцев, со времен Сталина город не видел такого вооруженного присутствия войск, и все это лишь для того, чтобы напугать народ и, может быть, спровоцировать столкновения. И на крови (еще одной крови) ввести президентское правление в неугодной ему столице.

Прибалтика ЕГО ничему не научила. А жаль.

Но она научила нас.

Вспоминаю, еще дня за три до событий в Литве, теперь она станет знаком, мерилом отсчета «нового» времени для страны и для каждого из нас, в электричке, когда мы возвращались со спектакля по Бродскому, возникла драка между молодыми юнцами, жестокая, пьяная, бессмысленная.

Интересно, что ни одной драки и ни одного пьяного в эти «баррикадные» дни я не увидел.

Революционное правосознание?

Слова-то сами по себе ужасные, из тех, из ленинских времен, а по сути верно.

В ситуации, когда весь народ поднимается на защиту, особенно другой видна молодежь, она искренней и чище нас, борьба за свободу ее еще более очищает.

Это большевистская революция, которая не что иное, как переворот (читайте «Несвоевре-менные мысли» Горького), вызывает и призывает в человеке все низменное, черное, скотское.

Теперь можно сравнивать.

Кстати, в той же электричке проходила женщина, просто одетая, пальто и платок, она негромко и даже как-то интеллигентно позвала всех, кто был в вагоне, а, значит, и нас, приходить и очиститься в Академии наук, ибо грядет конец мира.

Почему это происходило в Академии наук, а не в церкви, я не понял. Не в этом дело.

— Мы увязли в делах дьявола, и нет нам прощения… Лишь очищение, исповедь и прозрение через них поможет нам в трудный и последний час…

Сказала и ушла.

А через несколько дней, прямо в святые праздники, и началось…

Спускаюсь на завтрак, внизу, рядом со столиком дежурной, на диванчике женщина, немолодая, внешне респектабельная. Но что-то настораживало, скорей всего голос, не столь просящий, сколько требующий немедленного к ней внимания.

— Я вас давно жду, — произнесла она. — Вы можете уделить мне внимание?

Такая железная закваска обычно встречается у старых классных дам, выработавших в непрерывной борьбе с детьми непререкаемый тон, да еще у совслужащих, куда такие женщины чаще всего идут не столько по идейным соображениям, сколько от одинокой жизни. В народе их именуют иронично «совбаба», имея в виду особенный «корчагинский» несгибаемый характер и другие далеко не женские черты.

У женщин такого рода обычно строгий современный стиль одежды, решительная походка и мертвая хватка в разговоре, за очками с холодным звериным блеском непонятного цвета глаза.

— Я не думала, что у вас так ограниченно, что я должна общаться лишь десять минут… (поджатые в обиде губы). У меня разговор долгий, я не спала всю ночь…

— К сожалению… — выдавливаю из себя.

Я почему-то уверен, что мне хватит и двух минут, чтобы понять, что эта дама от меня хочет.

Судя по манерам и по каким-то неуловимым признакам, я подозреваю в ней человека от Интерфронта. Манера поведения у них обычно стандартная, настойчиво требуют их выслушать, потом заявляют о поддержке Народного фронта, в котором они разочаровались, и далее… ложь, смешанная с правдой, о том, какие злодеи латыши, которые всех обманули и меня, разумеется, тоже обманули.

В этом, последнем пункте они становятся особенно агрессивными, мне иногда кажется, что у них появляется волчий оскал.

Я смотрю на даму и жду.

— Но это невозможно, — говорит она, прочно усаживаясь на диван в прихожей, так что я и при желании не смогу уйти. — Я вот тут записала… Но если у вас так ограниченно, что с обыкновенным человеком с улицы вы даже не находите возможности поговорить по душам…

Ох, не человек она с улицы, теперь я это знаю.

Тут она покопалась в сумке, которую держала на коленях, поискала, но бросила, и сразу же сказала:

— Я человек трудной судьбы… Вот вы написали о выселенных чеченцах, а я их видела у себя в Казахстане, в Кокчетавском районе… Мои родители еще до революции владели там мельницей… Они были репрессированы… Поэтому, когда организовывался мемориал, я перечислила им свою зарплату… Хотя работаю я учительницей и получаю не так уж много…

— Значит, вы учитель? — спросил я с некоторым даже облегчением и смущением, что принял приличного человека за негодяя.

— Я работаю учителем русского языка и литературы, — отвечала она. — И вот я слушала вас по телевидению…

— Да, да, — кивнул я.

— Вы защищали правительство Латвии и Народный фронт… как вы сказали, «демократию»… Но ведь демократии-то никакой нет…

— Вы Интерфронт? — тут же спросил я, заслышав знакомые нотки.

— Нет, нет, — ответила она потупясь. — Я даже хотела вступить в Народный фронт, но… Видите ли… Со стороны властей идет подавление всего, что связано с русской национальной культурой… И вы, как человек русский, могли бы помочь, а вы не помогли… Не защитили нас…

— Простите, простите, — перебил я. — Вы, наверное, плохо слушали, я ведь призывал солдат не стрелять в людей, разве это не защита?

— Защита, — сказала она. — Но это защита латышей, а не русских… А нас-то кто здесь защитит? Вы не знаете, что они с нами тут делают? Они ввели языковые цензы, и теперь в школе и в институте невозможно преподавать, не зная их языка?

— Но ни в каких странах мира вас не примут на работу без достаточного знания языка!

— Но хотя бы учат языку бесплатно?

— Эмигрантов.

— А мы кто?

— А вы… Кстати, с какого вы здесь года?

— Сорок восьмого.

— И до сих пор не выучили латышского языка? — воскликнул я.

— Но у них некому учить! — заявляет учительница. И я вижу, что она лжет. Быстро поправляется: — Но дело не в этом. Они везде нас третируют, они называют нас колонизаторами…