Айрат Галиуллин - Тигры и земляника Страница 26

Только закрыл за собой защелку, поворачиваюсь – и чуть не описался! Ну, от неожиданности. Я же помню – в толчке никого не было, а пока дверь притворял, за спиной появился этот… псевдо-Ботан!

Я говорю: «Ты откуда-да взя-взя-лвяз?» Так и сказал. Ну, я стараюсь фонетику передать (как правильнее, Ботан, «фонетику» или «силлабику»?). А он: «Тише, Виргус, тише. Пошли со мной» – и тянет, знаешь, куда? Ежели ты в поездах ездил, дружище (а не только на оленях или там собаках), то видел в туалете за унитазом небольшую дверцу. Ты тоже думал, что она для труб и вентилей? Ну, теперь узнай главнейший секрет Министерства путей сообщения: дверь эта ведет в другую реальность!

(Ботан, поставь здесь смайл на всякий случай, ладно? Ну, вроде как я не всерьез говорю.

: )

Хотя какие там шутки, все так и есть).

Вылезли мы кое-как через узкий ход – монстр впереди, я следом, и – оба-на! – новая мизансцена. Мы в мексиканских прериях!

Ну, вообще-то я не знаю – мексиканская ли это прерия была… да и прерия ли? Сам посуди: солнце жарит как ненормальное, под ногами красная потрескавшаяся земля, и до самого горизонта понатыканы кактусы в человеческий рост. Того и гляди в облаке пыли налетят воинственные индейцы с криком «Маракуйя-а-а!». Или наоборот – ковбои в кожаных штанах. С кожаными лицами.

Я говорю: «Э-э, как тебя… псевдо-Ботан! Ты куда меня приволок?» А монстр голову к небу задрал и отвечает, щурясь на солнце: «Виргус, не называй меня так». – «Ну надо же к тебе как-то обращаться, – говорю. – Не звать же тебя «кыс-кыс» или «Лапусик, ко мне!» Хотя я могу, мне по барабану».

Он задумался, а потом говорит: «Называй меня, например…» В этот миг в воздухе мелькнула тень, и на голову монстра сел… я офигел, дружище! На башку ему сел ворон. Огромный, черный, с блестящими фиолетовыми глазами.

«Так, – думаю, – это уже слишком. Может и вправду с грибами пора завязывать?» Потом сморгнул и вижу – нет, показалось. Не ворон это, а шляпа. Широкополая шляпа с фиолетовыми камушками на тулье.

Монстр достал из кармана носовой платок и стал его разворачивать. Разворачивает, разворачивает… пока тот не превратился в большое довольно-таки полотнище. Накинул его на плечи на манер плаща, из складок достал маску – такую, знаешь, с прорезями для глаз – и стал ну вылитый Зорро. Махнул картинно полой плаща и заявляет: «Называй меня – Дьяболо!»

«Ага, – отвечаю я, – а ты меня зови архангелом Гавриилом. Можно по-свойски – Гаврюшей».

Псевдо-Ботан… то есть Дьяболо мои слова мимо ушей пропустил. Вперился в меня своими пустыми глазницами и говорит: «Ты молодец, Виргус, что слово решил сдержать. Мужское обещание – дело святое». Я отвечаю: «Ну так! Это да. Я же того – всегда!» Не знаю, короче, что сказать. А он продолжает: «Именно твердые принципы, амиго, отличают истинного мачо от неудачника» Я говорю: «Базара нет, мучача. Карамба! Истину глаголешь», и тут замечаю кое-что интересное…

Сам не пойму как получилось, что местность я рассмотрел, но не до конца. И когда освоился в обстановке, периферийным зрением почувствовал неладное. Поворачиваюсь… а сзади плотная черная стена. От края до края. (Только не спрашивай, дружище, от края чего, ладно? От края всего).

«Что это?» – спрашиваю. – «А ты подойди поближе». Я иду как зомби к черноте и вижу, что в ней огоньки сверкают. Прикинь?!

Я, конечно, сразу понял что это.

Глаза.

Глаза поблескивают, словно в зрительном зале оперного театра. Сотни, тысячи… не знаю сколько. Не считал я их, дружище, потому что по коже побежали мурашки и добежали до самых корней волос.

«На нас вселенная смотрит, – говорю я шепотом (такое благоговение меня охватило, аж голос сел). – Это же театр мироздания!»

Ты когда-нибудь на сцене стоял, дружище? Прожектора, лучи рампы слепят, а впереди темно – со сцены зрительного зала не видно. Вот и здесь примерно так же. Только не декорации вокруг, а реальная жизнь – небо без единого облачка, кактусы, трещины под ногами…

И тьма с одной стороны. С глазами.

Я думал – сейчас поседею. Словно заглянул в вечность, а вечность в ответ… И вспомнились слова, Ницше, что ли: «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».

Ноги у меня ослабели, я сел на землю и уставился в темноту, взгляда не могу отвести. Как загипнотизированный. Но потом все-таки оторвался, страшно стало – вдруг затянет?!

М-да… Дьяболо фыркнул, затем говорит с усмешкой: «Вселенная… мироздание… Ты начитался дешевой фантастики, Виргус!» Развернулся и зашагал в пустыню, взбивая сапогами пыль. Шляпу снял, помахивает ею и трындит, как лекцию читает: «Космос, звезды, инопланетяне… Ты заглядывал в другие миры – книжные, киношные, и не понимал, глупец, что целая вселенная – бесконечная и удивительная – раскинулась по другую сторону… по другую сто… по дру…»

И стал пропадать. Словно картинка в телевизоре, ну, когда помехи. Изображение замерцало, звук исказился… А потом он и вовсе исчез.

Только пыль стелилась над бурой землей, но и та быстро развеялась.

Элис. Упс, ошибочка!

Привет, друзья =)

Весь день ходила с ощущением дискомфорта и только к вечеру поняла, в чем тут…

Позвонил Алик. Сказал, что у него все нормально, учеба идет, работа тоже (он недавно стал подрабатывать, не хочет брать у меня денег). В конце разговора добавил, чтобы я не звонила каждый день, это его отвлекает. Мешает.

Мешает… Ходила по дому и думала, думала. Потом с досадой поняла – и мне что-то мешает, а в следующий миг осознала, что именно.

Вчера в Зазеркалье привиделось, будто у меня выросла одна ресничка, вытянулась аж до щеки. Я ее аккуратно ножничками подстригла и забыла, но в реале она продолжала существовать – на каком-то тонком, интуитивном уровне. Словно застряла между двумя…

Ну ладно. Я же обещала рассказать о Зазеркалье, куда я отправилась в поисках Советников…

Я перенеслась в свой Тайный дом, навела там немного порядок, потом посидела, внутренне собираясь. Вздохнула поглубже и открыла дверь – ту, что возникла сама по себе.

За порогом оказалась темная комната. Едва за мной захлопнулась дверь, я очутилась в такой тьме, что не увидела своих рук, даже когда поднесла их к лицу. Признаюсь, я поначалу запаниковала: непонятно, страшно, и дверь обратно не открывается, сколько я не толкала…

Но постаралась взять себя в руки. «А что, собственно, мне терять? Эх, пропадай все пропадом! =)

И тут вспомнилось мне… В детстве, когда я приезжала на каникулы в деревню, мы с девчонками собирались вечерами на скамейке возле палисадника и рассказывали страшилки.

Например, о девочке, которой мама велела не красить ногти красным лаком, если она (мама, то есть) умрет. И вот мама умирает, а дочь, естественно, забывает о предупреждении. Dдруг по радио передают: «Девочка, девочка, сотри лак! К твоему дому едет гроб на колесиках!» Девочка пытается стереть лак, но тот пристал намертво. По радио опять: «Девочка, девочка, сотри лак, гроб подъезжает к твоему дому!» Девочка старается изо всех сил, но один ноготь никак не оттирается. Радио снова: «Девочка, девочка, поторопись! Гроб уже возле твоей двери!» Раздается звонок. Девочка как зомби идет и открывает дверь (зачем, кстати? Сидела бы взаперти, может, и обошлось бы). Из гроба поднимается умершая мать и говорит: «Почему ты меня не послушалась?!» Дочь хотела объяснить, но мама схватила ее за горло и задушила».

Веселенькая история, не правда ли =)

А в вашем детстве такое было? Вы рассказывали истории про «отдай мое сердце!», или «черную-пречерную комнату, где стоял черный-пречерный гроб»?

Как раз такой «черный-пречерный» гроб и появился передо мной в комнате. То ли посветлело немного, а скорее, просто привыкли глаза, и я разглядела… Словно перенеслась в детство и страхи, давным-давно оставшиеся в прошлом, материализовались в виде продолговатого ящика, выплывающего из темноты.

Мои ноги стали мягкими как желе. Я уже приготовилась увидеть маму, услышать ее голос («Почему ты меня не послушалась?!»), но из гроба медленно показалась маленькая фигурка, в которой я узнала…

Здесь, пожалуй, нужно пояснить.

Я очень любила бабушку. Папа умер, когда я была подростком, мама поднимала нас с братом в одиночку. И мне всегда казалось, что брата она любит больше. Глупости, конечно… В общем, я каждый год с нетерпением ждала лета, чтобы поехать к бабуле, которая во мне души не чаяла.

Бабушка среди односельчан слыла… ну, если не колдуньей, то близко к тому. Она умела разговаривать с животными, и те ее слушались. Лечила болезни – знала толк в народной медицине, собирала лесные травки, помнила заговоры, и, как я сейчас понимаю, неплохо разбиралась в психологии. К ней приходили гадать и в трудных ситуациях за советом.

Бабушку побаивались, но уважали. Потому что ничего кроме добра она людям не делала, за всю свою жизнь.