Лао Шэ - Сказители Страница 29

– Деньги достаются нелегко, – сказала Сюлянь. – Никакой пользы мы от него не получили, зачем же делать подарки?

– Придется все же сделать именно так. Если мы не купим его расположение, то он начнет строить всякие козни. Были бы деньги. Теперь вопрос разрешился, и я очень рад. Я и предположить не мог, что все кончится так удачно. – Он положил руку ей на плечо. – Ты вела себя молодцом. Я знаю, как обидно было стоять на коленях перед этой теткой. Как она сказала? Если ты не будешь сам себя унижать, никто не сможет тебя унизить. Неплохо сказано, запомни эти слова. Это золотые слова.

Сюлянь молча думала о своем. Когда он кончил говорить, она сказала:

– Папа, не переживай за меня. Встала на колени, ну и что? Наоборот, я почувствовала себя совсем взрослой и могу теперь постоять за себя. Ты знаешь, если бы этот старикашка в самом деле взял меня в наложницы, я бы откусила ему ухо. Я и впрямь могла бы это сделать.

Баоцин испугался.

– Не нужно так своевольничать, девочка, не нужно так рваться вперед! – урезонивал он ее. – Жизнь – нелегкая штука, всюду подстерегает опасность. Запомни эти слова: «Если ты не будешь сам себя унижать, никто не сможет тебя унизить». Эту фразу можно прямо включить в текст сказа.

На пути им повстречался ожидавший их Тюфяк. Дальше они пошли вместе, обсуждая по пути происшедшее.

Когда Баоцин закончил свой рассказ, Тюфяк остановился прямо посреди улицы.

– Сюлянь, – закричал он. – Остановись, дай мне хорошенько на тебя взглянуть. – Сюлянь повиновалась, опасаясь, не сошел ли дядюшка с ума. Он долго смотрел ей в глаза и наконец сказал, улыбаясь: – Сюлянь, ты сказала верно. На вид ты еще девочка, однако действовала как взрослая. После такого испытания у тебя должно прибавиться твердости. Ты никогда не пойдешь по наклонному пути, несмотря на то, что всего лишь исполняешь сказы.

У Сюлянь отчего-то снова подкатили к глазам слезы.

Глава 13

Семейство Тан на этот раз получило возможность позлорадствовать по поводу неудачи, постигшей Фанов в связи с Сюлянь. Они никак не могли взять в толк, почему Баоцин не согласился продать Сюлянь. Этот человек просто с ума сошел! Подумать только, для того чтобы оставить дома девушку, он готов еще и заплатить. – Вот уж болван так болван! – твердила тетушка Тан, надсаживая глотку.

Баоцин решил послать деньги командующему Вану как можно быстрее. Он боялся опоздать, чтобы снова не навлечь на себя беду. Самым сложным было то, что у него не было наличных денег. Он посоветовался с женой, думая продать два ее украшения, но та сразу пошла на крик:

– Черта с два! Меня это не касается! Ты что, не знаешь? Я уже говорила твоему брату, Сюлянь – это Сюлянь, а я – это я. Больше я к ней никакого отношения не имею. Думаешь продать мои украшения? Ха-ха!

Баоцин через силу улыбнулся ей в ответ.

– Но ты... Эх, ты никак не можешь уразуметь.

– Я не могу взять в толк! – Тетушка заговорила в пренебрежительном тоне. – А ты можешь? Вон все люди зарабатывают деньги благодаря дочерям. А ты хорош, деревянная башка, за такой паршивый товар еще и сам деньги платишь. Конечно же, если бы ты действительно все понял, то не стал бы сетовать на меня.

– Я хочу сказать, что ты еще не понимаешь опасности создавшейся ситуации.

– Понимаю я или не понимаю – все одно. Так или иначе, я не дам тебе ни фыня.

Баоцин попросил Сюлянь достать свои украшения. Она открыла коробочку и передала отцу, в глазах ее стояли слезы. Баоцину стало стыдно.

– Из-за нескольких украшений не стоит плакать, дочка, – сказал он. – Дождемся лучших дней, и я куплю тебе новые, красивее этих.

Баоцин скопил кое-какие деньги, но предполагал истратить их в самом крайнем случае. Он откладывал деньги в строго определенные дни, не нарушая срока. И если ему иногда не удавалось вовремя отложить, он готов был чуть ли не пожертвовать собой. Кроме того, на этот счет у него имелись свои соображения. Он считал, что раз существует единая семья, то и радости, и горести должны делиться между всеми. Сюлянь уже выросла и тем более должна' учиться, как вести дела.

В конце концов деньги были собраны и отправлены через надежных людей командующему Вану. С этого момента в семье Фан образовались три группировки.

Тетушка представляла собой, так сказать, самостоятельную группировку. Сюлянь и Тюфяк – другую группировку, которая находилась в оппозиции к остальным членам семьи. Баоцин и Дафэн держали нейтралитет.

Баоцин надеялся, что, к всеобщему удовольствию, все наконец уладится. Однажды он зашел к Сюлянь и попросил ее проявить «слабость» и покориться матери.

– Тогда вся семья сможет жить в добром согласии.

Сюлянь, кивнув головой, согласилась. Однажды, когда мать была трезва, она подошла к ней, стала на колени, тронула ее за руку и, как несмышленый ребенок, снизу-вверх посмотрев на нее, улыбнулась.

– Мама, – сказала она с мольбой, – не считайте меня чужим человеком. Я ребенок без отца, без матери. Вы и есть моя мать. Вы моя родная мать. Почему вы меня так не любите?

Тетушка ничего не ответила. Она сидела, уставившись перед собой в одну точку, словно глиняная статуя бодисаттвы. Видимо, она приняла твердое решение и ничего не хотела слышать. На этот раз Сюлянь произнесла столько жалобных слов – и все без толку. Ладно, пусть это будет в последний раз. Она закрыла глаза и опустила голову.

Где-то в глубине ее души начало рождаться чувство гнева. Она подняла голову, но, увидев бледное лицо тетушки, чуть не подпрыгнула от страха. Тетушка плакала. Слезы текли из уголков ее глаз и скатывались по щекам. Она опустила голову, словно не хотела, чтобы Сюлянь видела, что она плачет.

Сюлянь встала и хотела уйти. Тетушка остановила ее и заговорила очень тепло:

– Я не отношусь к тебе плохо, дочка. Ты не думай... Ты не думай, что я хочу тебя выжить. Не было никогда такого, не было. Но, моя несчастная девочка, ты не убежишь от своей судьбы. В народе говорят: «Все, кто скитается, – люди горькой судьбы». Что на роду написано, того не избежать. А раз так, то я и лелею мечту, что ты найдешь себе хорошего человека, будешь жить в достатке и вкушать радости жизни. Мы же, двое стариков, проживших жизнь в бедности, тоже не останемся на бобах. Ты ведь не допустишь, чтобы твой отец и я остались внакладе, верно? Мы столько потратили денег на тебя. – Она подняла глаза и спокойно посмотрела на Сюлянь.

Сюлянь стояла и глядела на нее сверху, уперев крепко сжатые маленькие кулачки в бока. Она вдруг вспомнила слова, сказанные старой госпожой. Губы ее побелели, и она сказала:

– Может быть, у меня на роду и написано всю жизнь маяться, но если я не буду сама себя унижать, то и нет необходимости становиться чьей-то наложницей.

Не успев вытереть слезы, тетушка схватилась за бутылку и сделала глоток.

Высказав матери все, что накипело у нее на душе, Сюлянь почувствовала облегчение. Но мать вовсе не стала к ней мягче, и это ее разочаровало. Сюлянь нуждалась в материнской ласке.

В тот же день вечером она приняла решение. Одними словами мать не проймешь, нужны действия. Надо, чтобы дома обратили внимание на то, что она уже взрослая. Но как тут лучше поступить? Идея созрела внезапно. Сюлянь слезла с кровати, подошла к шкафу и достала альбом с марками. Она долго с грустью смотрела на него, затем со злостью бросила в помойное ведро. Серьезная девушка, желающая заняться делом, не должна тратить попусту время и баловаться марками. Как же начать новую жизнь? Целую ночь она ворочалась в кровати и не могла заснуть. Хотела несколько раз выйти и принести обратно свой драгоценный альбом с марками, но все-таки удержалась.

Организация по сопротивлению Японии прислала Баоцину письмо, в котором просила его труппу поработать в пользу фонда сопротивления. У местных жителей было какое-то странное представление, что войну принесли с собой беженцы. Нужно было мобилизовать народ всей страны на объединение сил в борьбе против врага, поднять боевой дух чунцинцев с тем, чтобы они знали, что и «люди из-за реки» дышат одним с ними воздухом и что у них общая судьба.