Кнут Гамсун - Новая земля (Новь) Страница 29

Кротко и грустно она отвѣтила:

"Нѣтъ, вы не должны спрашивать. Подумайте, что сказалъ бы Олэ, если бы онъ это слышалъ".

"Олэ?" вотъ о немъ онъ ужъ ни минутки не думалъ. Неужели же онъ въ самомъ дѣлѣ долженъ былъ конкурировать съ Олэ Генрихсенъ? Это ужъ было черезчуръ смѣшно, онъ не могъ даже подумать, что она говоритъ это серьезно. Боже мой, Олэ могъ самъ по себѣ бытъ очень хорошимъ, онъ покупалъ, продавалъ, платилъ счета и присоединялъ къ своему состоянію новые шиллинги, но вотъ и все. Неужели деньги имѣли для нея большое значеніе? Кто знаетъ, можетъ быть въ этой маленькой свѣтловолосой головкѣ былъ скрытый уголокъ, гдѣ мысли были заняты кронами и шиллингами, какъ ни невѣроятно это казалось.

Иргенсъ помолчалъ немного. Въ немъ проснулась ревность. Олэ былъ въ состояніи удержатъ ее, она предпочтетъ его можетъ быть ему, у него голубые глаза, и онъ большого роста, у него рѣдкой красоты глаза.

"Олэ?" сказалъ онъ. "Все, что онъ скажетъ мнѣ, совершенно безразлично. Олэ для меня не существуетъ, я люблю васъ".

Въ первый разъ по ней пробѣжала какая-то дрожь, она поблѣднѣла, на лбу появилась складка, она пошла.

"Нѣтъ, это слишкомъ уже гадко", сказала она. "Этого вы не должны были говорить, вы любите меня? Такъ вы не должны этого говоритъ"

"Фрекенъ Агата, еще одно слово. Я въ самомъ дѣлѣ для васъ безразличенъ?"

Онъ взялъ ее за руку, и ей пришлось взглянуть на него, онъ употреблялъ силу, онъ не владѣлъ собою, какъ обѣщалъ, теперь онъ не былъ красивъ.

"Этотъ вопросъ вы не должны мнѣ задавать", отвѣтила она. "Я люблю Олэ, да; понимаете ли вы это?"

Солнце опускалось все ниже и ниже; острова пустѣли; лишь порой показывался запоздалый прохожій тамъ, на дорогѣ, которая по берегу вела въ городъ. Иргенсъ не задавалъ больше вопросовъ, онъ молчалъ, или же говорилъ только самое необходимое. Отъ волненія глаза его казались свѣтлыми. Агата напрасно старалась завести какой-нибудь разговоръ, ей самой не легко было успокоить свое сердце, но онъ этого не замѣчалъ, онъ черезчуръ былъ занятъ своимъ горемъ.

Когда они сѣли въ лодку, онъ сказалъ:

"Можетъ быть, вамъ лучше будетъ поѣхать одной въ городъ, — по всей вѣроятности, тамъ будутъ еще извозчики?…"

"Нѣтъ, Иргенсъ, не будьте злымъ!" возразила она.

Она не могла удержать слезъ, она старалась думать о безразличныхъ вещахъ, чтобъ держать себя въ рукахъ, смотрѣла назадъ на островъ, который они оставляли, слѣдила глазами за птицей, летѣвшей надъ фіордомъ. И съ глазами, все еще влажными, она спросила:

"Что это такое? Это вода? Тамъ вдали, чернее?"

"Нѣтъ", отвѣчалъ онъ: "это лугъ, зеленый лугъ, онъ лежитъ въ тѣни".

"Нѣтъ, — а я думала, что эта вода". - такъ какъ было невозможно говоритъ дольше объ этомъ зеленомъ лугѣ, лежавшемъ въ тѣни, она прямо приступила къ дѣлу и сказала: "Послушайте, Иргенсъ, давайте говоритъ! Не правда ли?"

"Очень охотно", возразилъ онъ. "Давайте высказывать, напр., наши мнѣнія вотъ о тѣхъ облакахъ тамъ, на небѣ. Мнѣ кажется, что они похожи на большіе бутоны, а конецъ…"

Она слышала, что голосъ его былъ холодный, холодный, какъ ледъ; но, несмотря на это, она сказала улыбаясь:

"А мнѣ кажется, что они похожи скорѣе на облачные шары".

"Да", сказалъ онъ: "я не надѣюсь именно теперь найти подходящее сравненіе; я немного лѣнивъ на это, фрекенъ Линумъ. Будьте справедливы и пощадите меня хоть на этотъ разъ: хотите? Нѣтъ, вы не должны думать, что я близокъ къ смерти… я умираю не легко, но…"

Онъ гребъ сильнѣе, они приближались къ гавани. Онъ присталъ бортомъ, всталъ на деревянную ступеньку и помогъ ей выйти на берегъ. Они оба были безъ перчатокъ, ея теплая рука лежала въ его рукѣ, она воспользовалась случаемъ, чтобы л=поблагодарить его за прогулку.

"А я прошу васъ забыть, что я такъ неожиданно напалъ на васъ со своими сердечными изліяніями", сказалъ онъ. "Дорогая, простите меня"…

И, не дожидаясь ея отвѣта, онъ снялъ шляпу, вскочилъ опять въ лодку и отчалилъ.

Она оставалась на верху, на пристани, видѣла, что онъ прыгнулъ опять въ лодку и хотѣла ему крикнуть, спросить, куда онъ теперь ѣдетъ, но она этого не сдѣлала. Онъ видѣлъ, какъ исчезла за мостомъ ея бѣлокурая головка.

Собственно говоря, у него не было никакихъ намѣреній, когда онъ прыгнулъ снова въ лодку, онъ сдѣлалъ это въ смущеніи подъ впечатлѣніемъ минуты, безъ всякой мысли предпринятъ что-нибудь опредѣленное. Онъ взялъ весла и началъ грести по направленію къ островамъ; вечеръ былъ тихій. Теперь, когда онъ былъ одинъ, имъ овладѣло отчаяніе. Опять разочарованіе, опять неудача, и самая скверная. И во всей его жизни ни одной звѣздочки!

На одно мгновеніе онъ вспомнилъ Ханку, которая искала его, можетъ быть, сегодня, — можетъ бытъ, и въ данную минуту повсюду ищетъ его. Нѣтъ, Ханка не была бѣлокурой, она была темная, она не сіяла, какъ Агата, но она очаровывала. И потомъ, развѣ она не переваливалась немного, когда шла? У Ханки не было такой походки, какъ у Агаты, она переваливалась. И какъ это могло быть, что грудь его не колыхалась, когда она смѣялась.

Онъ вынулъ весла и оставилъ лодку на произволъ. Начинало немного темнѣть. Въ головѣ его роились мысли: человѣкъ среди моря, низложенный король Лиръ, много, много мыслей. Онъ сѣлъ глубже въ лодку и началъ писать, строфу за строфой, на обратной сторонѣ нѣсколькихъ конвертовъ. Слава Богу, его таланта по крайней мѣрѣ никто не могъ похититъ, и при этой мысли онъ весь задрожалъ отъ глубокаго чувства радости.

Онъ закурилъ папироску и началъ пускать дымъ на воздухъ. Собственно говоря, онъ былъ исключительный человѣкъ, поэтъ и только поэтъ. Онъ лежитъ, и его уноситъ лодка, его сердце страдаетъ и кровь кипитъ; но, несмотря на это, онъ пишетъ стихи, онъ не можетъ удержаться отъ этого, онъ подыскиваетъ слова, взвѣшиваетъ ихъ, а сердце его страдаетъ, и онъ боленъ отъ горя. Развѣ это не называлось силой воли?

И онъ снова писалъ…

Была поздняя ночь, когда онъ присталъ къ берегу. На верху, въ одной изъ улицъ, онъ увидѣлъ Мильде; съ трудомъ ему удалось скрыться отъ него. Мильде былъ въ веселомъ настроеніи духа и шелъ подъ руку съ женщиной: шляпа его едва держалась, онъ громко разговаривалъ на улицѣ. Опять корсетъ, подумалъ Иргенсъ; да, да, теперь онъ можетъ развивать въ себѣ эту способность, онъ получилъ премію, которой онъ можетъ теперь сорить направо и налѣво.

Иргенсъ свернулъ въ узкую улицу. Но когда онъ дошелъ до "угла", ему пришлось, къ несчастью, повстрѣчаться съ Ойэномъ.

Вотъ не везло ему сегодня цѣлый день. Ойэнъ тотчасъ же распахнулъ плащъ и досталъ рукопись. — Это всего небольшое стихотвореніе въ прозѣ. Да, да, онъ долженъ его прочесть, теперь, сейчасъ, это въ египетскомъ духѣ, дѣйствіе происходитъ въ склепѣ, тонъ рѣзкій и наивный, нѣчто замѣчательное. Но Иргенсъ, не менѣе его занятый своимъ собственнымъ стихотвореніемъ, опустилъ руку въ карманъ. Онъ стремился быть скорѣе дома, чтобъ въ тиши прочесть его. Его мучило нетерпѣніе, онъ забылъ свое обыкновенное высокомѣріе и сказалъ:

"Думаешь ли ты, что я не могу также доставать бумаги, когда захочу?"

Ойэнъ тотчасъ же поклонился; еще никогда съ нимъ Иргенсъ такъ не говорилъ; это было такъ необычно. Онъ предложилъ пойти въ паркъ и поискать тамъ скамеечку.

"Нѣтъ", сказалъ Иргенсъ: "это вѣдь пустякъ и не стоитъ того, чтобъ похвастаться имъ, просто настроеніе". Но тѣмъ не менѣе онъ пошелъ къ скамейкѣ. Сѣвъ на скамейку, онъ оправился и сказалъ довольно равнодушно: "Да, если ты во что бы то ни стало хочешь услыхать, что содержитъ обратная сторона нѣсколькихъ конвертовъ, то я…" И онъ прочелъ свое стихотвореніе:

             Мой челнъ несется             По темнымъ волнамъ             Въ вечерній часъ…             Кругомъ все тихо…             Ужъ сумракъ ночи             Окуталъ море…             Мой челнъ, качаясь,             По тихимъ волнамъ             Плыветъ къ далекимъ островамъ!             Я слышу плескъ             Другихъ челновъ,             Созвучныхъ веселъ             Звенятъ удары.             Ахъ, нѣтъ, — то сердца             Стучатъ удары,             Удары сердца.             Въ темницѣ тѣсной —             Они не молкнутъ никогда…             Со мной недавно             Была Сирена…             Она исчезла,             И я одинъ…             Съ ней все исчезло, —             Исчезла радость,             Погасли солнца,             Померкли звѣзды,             Мой челнъ несется по волѣ волнъ…

   Скажи, скажи мнѣ, - ты видишь островъ?   Кружатся чайки, и берегъ виденъ…   Вдали синѣютъ рядами горы…   Пусть тихо-тихо, пусть тихо-тихо плыветъ мой челнъ.   Тотъ дальній островъ — страна блаженныхъ,   Тамъ слышенъ смѣхъ, звенитъ тамъ радость,   Тамъ хороводы прекрасныхъ нимфъ…   Онѣ смѣются, онѣ сверкаютъ, какъ звѣздъ брильянты!   Туда пусть тихо плыветъ мой челнъ…   Горятъ тамъ щеки, вино искрится,   Звенятъ тамъ пѣсни прекрасныхъ нимфъ…   Забудь о боли, забудь о боли — вѣдь все пройдетъ!..   Мой челнъ плыветъ къ часамъ вечернимъ   Навстрѣчу морю —   Вездѣ вокругъ, вездѣ молчанье —   Покой и тишь…   Полетомъ птицы прорѣзанъ мракъ…   Она дрожитъ…   Ее другая манила дико,   Опутавъ сладко въ сѣтяхъ любви —   Она оставила ее…   Ты на пути своемъ, о птица,   Найдешь другую…   Васъ ночь укроетъ своимъ покровомъ… —   Все замолчитъ.

VI