Алена Даль - Хождение по Млечному пути Страница 3

…Между тем поезд замедляет свой ход и, протрубив финиш, останавливается на конечной станции. Памплона. Пассажиры с баулами неспешно тянутся к выходу, утирая пот и терпеливо сохраняя дистанцию. Поднимаемся и мы. Бывший одессит Толик оставляет на всякий случай номер телефона и, пожелав доброго пути, а заодно и доброго вечера на двух языках, направляется к встречающей его женщине. Я же, переминаясь с ноги на ногу, вопросительно гляжу на Эррандо в ожидании дальнейших распоряжений. Поправив багаж, старик повелительно машет рукой куда-то вдаль, и я семеню за ним в указанном направлении. Малодушие и сомнение вкрадчивым холодком заползают в душу, но я храбро сражаюсь со своими ползучими тревогами. Вскоре мы добираемся до автовокзала, откуда отходят рейсовые автобусы в Сан-Себастьян. Всего девяносто километров отделяют Памплону от побережья Бискайского залива.

В автобусе Эррандо вынимает из сумки потрепанную амбарную книгу, испещренную корявым почерком. Страницы ее измяты, чернила расплылись и местами полиняли. Мы принимаемся ее дотошно изучать, при этом баск бубнит под нос непонятную абракадабру и тычет заскорузлым пальцем то в одну, то в другую строчку. Теряясь в догадках, я с понимающим лицом киваю и, время от времени, даже издаю неопределенное мычание, означающее безусловное согласие с мыслью собеседника. Сама же ощущаю себя уставившейся в афишу козой. Долго еще будет продолжаться эта пытка? Видя мое замешательство, Эррандо упирает палец в бок оплетенной бутыли, и до меня доходит, что речь идет о вине. Я изо всех сил напрягаю утомленные извилины и среди чернильных закорючек разбираю цифры, даты и написанные с большой буквы названия. На большее меня не хватает. Осознав всю тщетность наших обоюдных усилий, старик прячет ужасную книгу обратно в сумку. Зато извлекает из нагрудного кармана примятую фотографию семьи. Ну, что ж, это уже гораздо проще! Преобразившись из глупой козы в сообразительную птичку, радостно чирикаю, угадывая на снимке: «Это твоя жена? Твой сын? Внук?» – на что баск отвечает неизменным кивком. Так мы и добираемся до пригорода Сан-Себастьяна Пасахеса, не заметив, как на побережье Атлантики опустилась чернильная ночь…

По пути от остановки до дома Эррандо хранит молчание. Городок укутан кромешной тьмой. Присутствие невидимого океана ощущается лишь по запахам и звукам: ветер приносит с залива влажную соленую морось, острый йодистый аромат водорослей, шуршанье гальки и всплески бьющих о борта лодок волн. Океан тихо и глубоко дышит во сне: прибой – вдох, отлив – выдох. Пульсирующие на безлунном небе звезды льют сверху свой тихий холодный свет…

Возле калитки Эррандо останавливается, поджидая меня, затем жестом приглашает зайти во двор. Во тьме мне удается различить беленые стены, крутые черепичные скаты и старые деревья в саду. Приветливые окна в веселых цветочных занавесках манят теплом и домашним уютом, неожиданно ворвавшимся в мое аскетичное путешествие. Из форточки доносится гипнотический аромат жареной рыбы.

На пороге дома нас встречает статная женщина в длинной клетчатой юбке и белом переднике. У нее черные как маслины глаза, длинная серебристая коса, уложенная толстым жгутом на затылке, и мускулистые голые по локоть руки. Видно, несмотря на поздний час, она только что от плиты. Обменявшись с Эррандо сдержанными приветствиями, сеньора поворачивается ко мне, не выказывая ни малейшего удивления, что муж ее явился не один. Будто уставшие до полусмерти, растерянные русские путешественницы с рюкзаками за спиной для нее обычное дело!

– Тода, – представляет жену Эррандо, и она коротко кивает.

– Элена, – называет он мое имя, и, повинуясь безотчетному порыву, я делаю шаг навстречу и обнимаю женщину. Накопившаяся за день усталость, зыбкая неопределенность моего положения толкают меня на этот неожиданный для меня самой поступок. Но Тода ничуть не удивляется и этому – мне кажется, ее вообще невозможно ничем удивить. Она ласково похлопывает меня по спине и просто, по-матерински говорит:

– Очень устала? Пойдем ужинать, – она произносит это на английском, и языковой барьер а заодно и усталое мое смущение тут же рушатся.

Оказывается, Эррандо тоже знает английский: когда-то он работал на траулере в составе интернационального экипажа. Но почему тогда не воспользовался им до сих пор? Неясно.

…Дальнейший вечер состоит из купания в старомодной чугунной ванне на львиных ногах, позднего ужина с домашним вином и жареными сардинами и долгожданного отдыха, плавно перетекающего в крепкий здоровый сон. И где? В настоящем баскском доме, в семье рыбака! День назад я и представить себе такого не могла.

История несуществующей страны

…Серое утро. За окном комнаты сумеречная мгла и мелкий дождь. Сырой ветер с Атлантики разогнал с пляжа самых закаленных купальщиков, они заполнили собой прибрежные кафе в томительном ожидании солнца. Стереотип о знойной засушливой Испании сокрушительно разбивается, как только ты приезжаешь на ее северное побережье. Равно как и целый ряд других стереотипов об этой стране. Например, испанка – это не только свободолюбивая, непостоянная в чувствах, гибкая как лоза Кармен, но и мускулистая румяная рыбачка с косой, лишенная дикого своеволия южанки, зато верная помощница и преданная подруга. Жгучее фламенко под звенящие гитарные переборы – лишь андалузская часть музыкальной Испании, а есть еще баскское многоголосие, галисийские волынки, каталонская сардана… Что касается погоды: если сложить количество осадков, выпадающее в разных провинциях Испании, и вычислить среднее арифметическое, то получится вполне привлекательная климатическая картина. Сушь Андалузии, Эстремадуры и Кастилии уравновешивается британской сыростью Страны Басков, Кантабрии, Астурии и Галисии. Синоптикам живется здесь несладко, бессменный прогноз: «Дождик, местами солнце» (запятую можно переставлять). Вот и теперь бухту заволокло густым туманом сродни лондонскому, правда, в отличие от него – экологически чистым. Сквозь его кисельную завесу едва проступают очертания острова Санта Клара. Слева на горе – руины старого замка, справа – статуя Христа. Мрачно и таинственно, однако в этом и кроется сумрачное очарование баскской природы. Тем радостнее встречать солнце!

Сан-Себастьян – административный центр провинции Гипускоа, одной из семи частей Страны Басков, не существующей официально на карте мира, но живущей веками в сердце и генетической памяти любого баска, будь-то французский гасконец или испанский басконец. Разделенность страны и отсутствие государственного статуса – неутихающая боль многих поколений басков7. В эпоху всеобщей глобализации их фанатичное стремление обособиться выглядит, возможно, политической причудой, следствием сложного национального характера и давних исторических обид. Но, попав в страну и познакомившись с ее жителями, понимаешь, за что они борются. Долгое время борьба за независимость была предельно жестокой и кровопролитной. Печально известная экстремистская организация ЭТА лишь несколько лет назад объявила о прекращении терактов. Можно долго обсуждать исторические предпосылки и политические ошибки, приведшие к столь печальным последствиям, спорить об истоках баскского сепаратизма, но лучше оставить это дело историкам и политологам. Для меня куда важнее история Эррандо.

…Прежде чем приступить к рассказу, старик надолго замолкает и пристально вглядывается в запотевшее окно, строгой рамой обрамляющее мглистый залив. Будто пытается рассмотреть в тумане видимые только ему скользящие тени прошлого. Его морщинистые руки разглаживают скрученный валиком бархатный берет. На столе сиротливо стынут две чашечки кофе…

Первый рассказ Эррандо

«…Я появился на свет в тот день, когда бомбили Гернику.8 Там погиб мой брат Домику. Ему было всего 9 лет. Мать рожала меня в подвале горящего дома, куда спряталась вместе с другими от бомбежки. Двое суток горел дом, и двое суток она мучилась в схватках. Когда, наконец, я родился, то не подавал никаких признаков жизни. Чужая старуха, оказавшаяся случайно рядом, схватила меня за ноги и изо всех сил встряхнула вниз головой – так, что я закричал. Она сняла с себя нижнюю юбку, разорвала ее и обернула меня куском материи. Об этом я узнал от матери, когда подрос. Несколько дней мы выбирались из разрушенной Герники. Нам некуда было идти, и мы пошли на восток. Мой отец во время бомбежки был в море. О том, что у него родился сын, он узнал только спустя две недели, когда власти составляли списки живых, мертвых и пропавших без вести. Он долго не мог нас найти, потому что мы с матерью ночевали в разных домах у разных людей – кто приютит…