Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни Страница 30

— О, помилуйте! — воскликнул Чичиков и, подскочив к губернаторше, ловко поцеловал у нее руку.

— Вы еще не знаете моей дочери? — не без гордости спросила губернаторша, метнув при этом в сторону Анны Григорьевны насмешливый презрительный взгляд. Чичиков с сожалением разводит руками…

Эп. 42.

— Вот вам моя дочь… — входя в гостиную, продолжает губернаторша, подводя Чичикова к дочери, — только что выпущена из института. Познакомься, душенька, — обращается она к дочке, — это Павел Иванович!.. — Дочка встает… и Чичиков узнает в ней ту самую блондинку, которую он встретил на дороге… на мгновение он немеет… потом, овладев собой, говорит:

— Я имел уже счастье нечаянным образом познакомиться… — склоняясь, он целует ручку дочки и присаживается с ней рядом.

В этот момент в дверях гостиной, волоча за собой прокурора, появился пьяный Ноздрев. Чичиков беспокойно привстал… А Ноздрев, заметив его, радостно растопырил руки и закричал:

— Ба! Ба! Ба! Херсонский помещик! Херсонский помещик! — Чичиков двинулся было в сторону, но Ноздрев, заливаясь смехом, уже подошел к нему, облапил и поцеловал:

— Ну что, много наторговал мертвых? — не выпуская его, громко спросил Ноздрев.

Чичиков дернулся, изменился в лице.

— Вы знаете, ваше превосходительство! — горланил Ноздрев, обращаясь к губернатору. — Ведь он торгует мертвыми!..

Губернатор ошалело привстал, губернаторша тоже. Сзади них откуда-то появилась «странная личность»…

— Приезжаю сюда, — продолжает Ноздрев, — мне говорят, что он купил на три миллиона крестьян, на вывод… Как на вывод? — обращаясь к Чичикову, вскричал он. — Да ведь ты у меня торговал мертвых!

Чичиков растерянно улыбается… Губернатор и прокурор переглядываются… Дочка и мамаша в ужасе… из зала на голос Ноздрева показались гости…

— Послушай, Чичиков, — не останавливаясь, продолжал Ноздрев. — Ну скажи, зачем ты покупал мертвых?

Чичиков молчит. Среди гостей волнение и шепот.

— Экий ты, право, двуличный человек… — обижается Ноздрев. — Ведь у тебя нет лучшего друга, чем я! Ведь ты мне дороже отца родного! Ваше превосходительство, прокурор… — обращается он к тому и другому, — позвольте мне поцеловать его…

Чичиков пятится, угрожающе сжимая кулаки…

— Да уж ты не противься, — подходя к нему и пытаясь обнять его, говорит Ноздрев. — Одну безешку позволь запечатлеть в твою белоснежную щечку.

Чичиков в бешенстве толкает Ноздрева. Тот отлетает прямо на губернаторшу с дочкой и падает вместе с ними на пол… Гости ахают. Чичиков бросается вон… Ноздрев вскакивает, хватает стул и с криком:

— Держи его! Держи… — бросается за Чичиковым. Гости шарахаются. Дамы визжат. Оркестр грянул галоп. По залу проносится Чичиков. За ним, распугивая гостей, со стулом мчится Ноздрев. Чичиков с разбегу юркает в дверь… Ноздрев, не добежав, поскользнулся и грохнулся на пол…

Эп. 43.

Улица. Ночь. Ветер. По улице, оглядываясь, как затравленный зверь, проносится в расстегнутой шинели Чичиков… Вбегает в ворота гостиницы… взлетает по лестнице…

Эп. 44.

…и, появившись в номере, захлопывает дверь, набрасывает крючок и настороженно замирает. Затем подходит к окну и, тяжело дыша, прислушивается… Издалека ветер доносит обрывки галопада.

— Черт бы побрал всех, кто выдумал эти балы… — злобно говорит он, сбрасывая шинель и шляпу. — И чему сдуру обрадовались… В губернии неурожай… голод, так они за балы… Невидаль, что иная навертит на себя тысячи и пойдет вертеть хвостом… а ведь все на счет оброков или на счет совести нашего брата… — остервенело шипит Чичиков, срывая с себя воротничок, галстук и фрак.

— Балы, балы… Веселость! — зло продолжает он. — А ведь просто дрянь!.. Взрослый, совершеннолетний вдруг выскочит весь в черном, общипанный, как черт, и ногою дряг, дряг, дряг, точно блохи его кусают. А все из обезьянства, все из обезьянства! Эх… вы!… — угрожая кому-то кулаком, исступленно выкрикнул Чичиков и ослабело опустился на стул.

— Но Ноздрев… Ноздрев… — сжимая голову, простонал он. — Ах, подлец!

Внезапно закашлявшись, Чичиков испуганно смолк… хватается за горло, трогает шею, разевает рот… Сразу мрачнеет, делается испуган и озабочен…

Эп. 45.

В это время на одной из отдаленных и пустынных улиц города дребезжал весьма странный экипаж, появление которого может еще более увеличить то неприятное положение, в какое попал наш герой.

Дело в том, что в этом экипаже, похожем скорее на толстощекий арбуз, поставленный на колеса, среди бесчисленных ситцевых кисетов, валиков, подушек, напичканных калачами, кренделями и кокурками[5], сидела рядом с дворовой девкой знакомая нам помещица, коллежская секретарша Настасья Петровна Коробочка.

Шум и визг железных скобок и ржавых винтов колымаги разбудил на другом конце улицы будочника, который, подняв алебарду, закричал спросонья что стало мочи: «Кто идет?» Но увидев, что никто не шел, а вдали проехала лишь колымага… поймал у себя на воротнике зверя и, подойдя к фонарю, казнил его на ногте. После чего, отставивши алебарду, он опять заснул по уставам своего рыцарства…

Эп. 46.

Поутру, едва лишь на приходской церкви Николы-на-недотыках ударил к заутрени колокол, из дверей оранжевого деревянного дома с мезонином выпорхнула дама в клетчатом щегольском клоке, Вскочила с необыкновенной поспешностью в стоявшую у подъезда коляску, которую лакей тут же захлопнул дверцами, и, ухватившись за ремни сзади коляски, закричал кучеру: «Пошел!»

Дама, назовем ее в отличие от других «просто приятной», везла только что услышанную новость и чувствовала непреодолимое желание скорее сообщить ее…

Эп. 47.

Подъехав к одноэтажному дому с белыми барельефчиками, коляска остановилась. Выскочив из коляски, дама, торопливо пробежав узенький палисадник с решеткой…

Эп. 48.

…появилась в передней своей приятельницы.

— Вы слыхали, милочка, прелестник-то наш каков? — звонко с ней поцеловавшись, спросила приятная дама.

— А что, что, говорите скорее!.. — воскликнула дама-хозяйка, вводя гостью в голубую гостиную.

— Нет, это роман, совершенный роман! — опускаясь в кресло, начала приятная дама. — Вообразите, милочка. Вдруг, в глухую полночь является он, вооруженный с ног до головы, вроде Ринальдо Ринальдини, к помещице Коробочке и требует продать все души, которые умерли…

— Ах, боже мой, какие страсти, — взволнованно произнесла хозяйка.

— Перепуганная насмерть Коробочка, — продолжает приятная, дама, — говорит ему, я не могу их продать, они мертвые. А это, — кричит размахивая пистолью, — мое дело знать, мертвые они или живые!.. и такого ужасного скандальозу наделал. Вся деревня сбежалась… ребенки плачут… все кричат; ну, просто оррер, оррер, оррер!..

Эп. 49.

А Чичиков, осунувшийся, больной, сидит полураздетый в кровати и, разинув рот, со стоном рассматривает в зеркало свое горло.

Эп. 50.

В голубой же гостиной уже появилась третья дама — Софья Ивановна.

— Нет, нет! — категорически заявляет она. — Здесь не мертвые души! Здесь что-то другое…

— Ну, а что, что вы полагаете?

— Как вы думаете, Софья Ивановна?

— Я, признаюсь, потрясена. Совершенно потрясена! — закатив глаза, интригующе воскликнула Софья Ивановна.

— Но, однако ж, говорите…

— Не томите ради бога!.. — наперебой вскричали дамы.

— Мертвые души… — медленно начала Софья Ивановна.

— Ну, что, что? — вся в волнении, подхватила хозяйка.

— Мертвые души… выдуманы для прикрытия, а все дело в том, мои милые, что он хочет увезти губернаторскую дочку!..

Это было так неожиданно и необыкновенно, что приятная дама и дама-хозяйка, услышав это, так и окаменели на месте… Затем, вскрикнув в одни голос;

— Ах, боже мой!

— Ах, как интересно! — вскочили и бросились к дверям…

Эп. 51.

…и, выбежав из дома и обмениваясь на ходу какими-то восклицаниями, возбужденные до крайности, дамы чуть ли не бегом добрались до своих экипажей, вскочив каждая в свою коляску, они мгновенно разъехались в разные стороны…

«…Решив так остроумно вопрос с мертвыми душами, — говорит голос автора, — дамы полетели по городу разносить эту новость… И буквально через час все пришло в брожение… Как вихрь, взметнулся дремавший доселе город. Везде и всюду заговорили про мертвые души, про Чичикова и губернаторскую дочку…»