Панас Мирный - Гулящая Страница 31

Ночь была звездная, но темная, как бывает весной. В густом сумраке снуют по двору тени, доносятся людские голоса, но кто говорит – не видно. В окне спальни свет режет ей глаза, но отвести их Христя не может. Это горит восковая свеча у изголовья покойной. Там лежит она, скрестив на груди руки, не чувствует, не видит... А давно ли она провожала ее, Христю, в село? Давно ли они сидели вдвоем и говорили о том, как хорошо жить в селе, среди лугов, на широком просторе...

Христя еще вспомнила, что хотела рассказать хозяйке о том месте под липой, откуда все так хорошо видно. А пришла и что застала?

Страх охватил ее, словно лед сковал сердце. Вспомнила она свое возвращение из села. Вот она входит во двор. Пусто, двери в сени открыты, она идет в кухню. Тихо, ни души. Сумерки окутывают дом. Где же люди? Зашла в столовую – никого, заглянула в спальню. Там что-то чернеет на кровати. Христя подходит. Это же хозяйка. Бледная как смерть, только глаза горят. «Что с вами? Захворали?» – Олена Ивановна только качает головой и что-то шепчет. Так шелестит засохшая трава осенью. «Не было... не было... ох, смерть моя!» – только и разобрала Христя. Потом она подняла руки, покрытые темными пятнами, и сразу опустила, повернулась, вздохнула и закрыла глаза.

Больше Христя ничего не помнит. Слышит людской говор, шум, как на базаре, снова слышит брань. Вот псаломщица укрывает платком умирающую. Земля поплыла под ногами Христи.

Серый рассвет стоял над землей, когда Христя очнулась. Вокруг – никого, только сизый туман. Сквозь сумрак она видит желтое пятно на стекле окна от колеблющегося пламени свечи. Что же теперь делать? Где переждать лихое время? Да и что это ожидание ей даст? Куда деваться? Идти в село, к матери? А тут как будет? Загнибида ведь ее из-под земли достанет!.. Она теперь как человек, заблудившийся в степи: и туда ткнись – пусто, и сюда – голо; сколько ни кричи, никто тебя не услышит в безмолвной пустыне.

Христя задумалась. По коже мороз продирает, а голова в жару, в глаза точно песок насыпали. Она попыталась встать, но не смогла. Так она долго сидела неподвижно; в ушах у нее стоял гул и звон, а сердце словно хотело вырваться.

– Ты тут спала? – услышала она внезапно охрипший голос.

Это был Загнибида.

– Знаешь что? – продолжал он, не дождавшись ответа. – За то, что ты служила верой и правдой и хорошо работала, вот тебе, и уходи с Богом, – и сунул ей в руку какую-то бумажку.

Христя посмотрела на бумажку – серая, новая, хрустящая; она еще такой никогда не видела. «Что это – деньги или клочок бумаги?» Долго она глядела на нее и перебирала в руках. «Надо спросить...» Но вокруг ни души. Она все так же неподвижно сидела, не имея сил двинуться.

Всходило солнце, туман рассеивался, и на траве заискрились капельки росы. С улицы уже доносился шум и говор. Люди спешили на базар.

«Что ж я здесь сидеть буду? – очнувшись, подумала Христя. – Расчет я получила. Пойду на базар, может, кого из села увижу, попрошу, чтобы подвезли».

И, поднявшись, она ушла со двора. На улице ей снова стало страшно. А что, если Загнибида догонит ее и заставит вернуться?... Скорей, Христя, скорей беги домой!

Глухими улицами, минуя базар, она выбралась из города.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Уж целую неделю живет Христя в селе, но никак не может вернуть утраченный покой. Все мерещится ей покойная хозяйка... синяки на шее, измученное лицо, страшные глаза. Христя боялась одна оставаться в хате. Если мать уходила, Христя шла с ней, а вечером страх не покидал ее и в присутствии матери. На улицу или погулять в девчатами – и не говори. Уж сколько раз забегала Горпына и другие подруги, но Христя упорно отказывалась. По селу пошел слух, что это не зря. К тому же Приська однажды попросила Карпа разменять бумажку, которую принесла Христя.

– Так это ж полсотни рублей! – крикнул Карпо.

– Полсотни? – испуганно спросила Приська. – Это же большие деньги. Где их Христя могла взять? – Тяжелое сомнение закралось в ее сердце.

– Где ты взяла такие деньги? – спросила она дочь.

– Хозяин дал, – и Христя рассказала, как было дело.

Приська вертела деньги в руках, пристально глядя на Христю.

– Ты врешь! – крикнула Приська, еще строже глядя на дочь.

Христя изменилась в лице. Что это – и мать ей не верит?

– Знаешь, сколько это? – спрашивает Приська.

– А откуда мне знать?

– Пятьдесят рублей. Где ты взяла?

Христя заплакала.

– Боже! И вы мне не верите! – крикнула она. – Недаром эти деньги жгли меня, как огонь, я их и брать не хотела... И сама не знаю, как они очутились в моих руках.

– Да я верю... верю... только... дитя мое, – сквозь слезы сказала Приська. – Такие деньги даром не дают... Опять же эта смерть... Как бы ты не накликала беду на наши головы!

Христя не поняла, на что намекает мать.

– Пусть меня Бог покарает, если я украла! – только и сказала она.

«Нет, она не такая... – думала Приська, с жалостью глядя на плачущую Христю. – И взбредет же такое в голову. Она ж еще совсем дитя... Скорее всего хозяин ошибся. Захлопотался и не заметил... Я не буду менять этих денег, спрячу. Может быть, он вспомнит, когда придет в себя, так отдам ему. Зачем нам такие деньги? Человек ошибся, а мы скрыли... Господь с ним и с его деньгами... Хорошо, что хоть отпустил Христю раньше срока...»

И Приська, несмотря на то, что нужда у нее была большая, спрятала эти деньги в сундук.

Но этим дело не кончилось.

Карпо не удержался и в шинке рассказал, какие бывают хорошие заработки в городе. Люди сразу подхватили этот слух, и он полетел из хаты в хату, с одного конца села на другой.

– Вот поди ж с этой Притыкой! За такое короткое время и такие деньги принесла! И то она только одну бумажку показывала, а Бог его знает – может, их у нее десять или и того больше! Странно только, как она легко их раздобыла. Не было ни гроша, а то сразу такое богатство! Тут что-то не так, тут что-то есть, – толковали люди.

– Что есть? Я знаю что, или украла, или... в городе на таких гладких, как она, найдутся охотники, – сказал Грыцько Супруненко.

– Гляди, если дядька Грыцько не окажется прав, – говорили мужчины.

– Это, значит, на легкие хлеба польстилась? – спросил один.

– В этом роде, – поддакивали женщины, – видно, недаром Христя нигде не показывается. Девчата звали ее на улицу – не идет. Все горюет о покойной хозяйке.

– Не помогла ли ей умереть? – с язвительной усмешкой вставил Грыцько.

Его слова вызвали новые толки и пересуды. По селу поползли слухи один страшнее другого. Одни говорили, что Христя продалась какому-то лавочнику; другие – что она обокрала хозяев и убежала; третьи, что она в сговоре с самим хозяином укокошила хозяйку и пришла только на время в село, а скоро снова вернется в город, но уже не служить, а хозяйничать в доме покойной. Где правда, где ложь – никто толком не знал. Знали только, что есть пятьдесят рублей, и строили догадки о том, откуда эти деньги взялись.

– Да, этого не скроешь! Оно когда-нибудь выплывет, – говорили люди, избегая встречаться с Приськой. Уж на что Одарка, и та, спросив у Приськи, где Христя взяла деньги, и не добившись толкового ответа, начала их сторониться. А Бог его знает, может, тут в самом деле нечисто – лучше держаться в стороне, а то и сам в беду попадешь.

Приська и Христя ничего не знали об этих толках. Христя только заметила, что девчата ее избегают, больше к ней не заходят, а встретив, скажут слово-другое и скорей бежать... А Приська? Она уже привыкла к одиночеству и ни о чем не догадывается. Одно только ее удивляет: почему Одарка никогда к ней не заходит в хату? То, бывало, она если не у нее сидит, так к себе зовет; а теперь и сама не идет, и Приське неловко набиваться.

Прошла еще неделя. Кто-то вернулся из города и привез новость. Загнибиду посадили с тюрьму за то, что он задушил жену. Ее откопали и нашли синяки на теле.

Эту новость Одарка рассказала Приське, увидя ее на огороде.

– Слышала? – спросила Приська дочку, передав ей рассказ Одарки.

Христя побелела как мел... «Так, так, оттого он и дал мне такие деньги... чтоб молчала», – подумала она. Но матери ничего не сказала.

Грустные, легли они спать. Христя не могла уснуть – мысль о хозяевах не оставляла ее. Приська лежала молча, может быть, спала.

Вдруг послышался издалека неясный шум, топот. Он приближался, становился все отчетливей. Вот уж и собака во дворе залаяла, слышен шум около хаты.

– Эй! Отворяйте!

Христя узнала голос Грыцька. Сердце у нее упало.

– Кто там?

– Вставайте! Зажгите свет! – кричит Грыцько.

– Не пускайте, мама! Не пускайте!.. – испуганно говорит Христя.

– Кто там? – снова спрашивает Приська.

– Открой – увидишь.

– Не открою, пока не скажете кто.

– Ат-ва-ряй! А то хуже будет, если сами отворим! – кричит чей-то незнакомый голос.

«Господи! Разбойники!» – подумала Приська.

– Да открывай, – говорит Грыцько. – Становой тут. Пришли твою дочку поздравить.