Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах Том 5 Страница 32

3 и опять мелькали

4 у него перед глазами

5 то паутина и пыль, то собственное отражение, то лицо

6 барина. «Хоть бы сквозь землю провалиться! [подумал] Эх! смерть нейдет!» – подумал он [и замигал чаще и чаще]. Он предчувствовал патетическую сцену, а это ему всё равно что вострый нож.

7 И так он чувствовал, что мигает чаще и чаще, – и вот, того и гляди, брызнут слезы. Наконец он отвечал барину известной песней, чем я тебя огорчил, только в прозе.

– Чем же я огорчил вас, Илья Ильич? – почти плача сказал он.

8

– Чем? давно ли я у тебя стал всё равно что «другие»?

9 а? покорно благодарю! Да ты подумал ли, что такое «другой»?

И он остановился, продолжая глядеть на Захара.

– Сказать ли тебе, что это такое? а?

Захар повернулся, как медведь в берлоге, и вздохнул на всю комнату. ‹л. 47›

– «Другой» – [это есть] кого ты разумеешь – есть голь окаянная, грубый, необразованный человек; живет это всё грязно, бедно, на чердаке; он, каналья, и выспится себе на войлоке где-нибудь на дворе: что эдакому сделается? ничего. Трескает-то он картофель да селедку. Нужда мечет его из угла в угол, он и бегает день-деньской. Он, пожалуй, и переедет на новую квартиру.

158

Вон Лаганов: возьмет линейку под мышку да две рубашки в носовой платок и идет: «Куда, мол, ты?» – «Переезжаю», – говорит. Вот это так «другой»! А я? Хм. Я, по-твоему, «другой»? а?

Захар взглянул на барина, переступил с ноги на ногу и молчал.

– Что такое «другой»? – продолжал Обломов, – «другой» есть такой человек, который сам себе сапоги чистит, одевается сам, хоть иногда и барином смотрит, да врет: он не знает, что такое прислуга; послать некого, сам сбегает за чем нужно; и дрова в печке сам помешает, иногда и пыль оботрет…

– Из немцев [многих вот] много эдаких! – угрюмо сказал Захар.

– То-то же. А я? Как ты думаешь: я «другой»? а?

– Когда же вы другой! – сказал

1 Захар.

2 – Бог знает, что это напустило такое на вас…

– Нет, ты

3 погоди, ты посмотри, что ты сказал. Ты разбери-ка, как «другой» – то живет. «Другой» есть такое творение, которое работает, бестия, без устали,

4 бегает, суетится,

5 не поработает, так и не поест. «Другой» кланяется, «другой» просит, «другой» унижается… А я? Ну-ка реши: как ты думаешь? «другой» я? а?

– Да полно вам, батюшка, томить-то меня!

6 – жалобно говорил

7 Захар, – ах ты! Господи!

– Я [всё равно что «другой»] «другой», по-твоему? а? Да разве я мечусь, разве работаю? мало ем, что ли? худощав или жалок на вид? Разве недостает мне чего-нибудь, а? Кажется, подать, сделать есть кому? Я ни разу не натянул себе чулков на ноги,

8 слава Богу! Захочу, так чужими руками высморкаюсь, приставлю

159

сторожа чихать за себя… Так как же я «другой»? Пойду ли я охотой на целый день из дома?

1 стану ли переезжать, беспокоиться? Из чего мне? И кому я это говорю? Не ты ли с детства ходил за мной? ты всё это знаешь, видел! ‹л. 47 об.› Что за крайность? Ты бы должен был понять это, ты знаешь,

2 что я воспитан нежно, что я ни от холода, ни от голода

3 никогда не терпел, нужды не знал, [работой] хлеба себе не зарабатывал – так как же ты решился сравнивать меня с «другими», а?

4 и вообще никакими подлыми делами не занимался, так как же это у тебя достало духу

5 равнять-то меня с «другими»… а?

6 я спрашиваю тебя, как ты, мол, это решился?

7

Губы у Захара

8 вздулись от внутреннего волнения [он молчал]: патетическая сцена [поглоти‹ла›] гремела, как туча, над головой его. Он молчал.

– Захар! – повторил Илья Ил‹ьич›.

– Чего изволите? – чуть слышно просипел он.

– Дай еще квасу.

Захар принес квасу, [и пошел было] и когда Илья Ил‹ьич›

9 отдал ему стакан, он было проворно пошел к себе.

– Нет, нет, ты постой, – заговорил [Иль‹я› ‹Ильич›] Обломов. – Я спрашиваю тебя, как ты мог так горько оскорбить барина, которого ты

10 носил на руках,

160

которому век служишь и который благодетельствует тебе?

Захар не выдержал.

1 Он начал мигать чаще и чаще. Упреки [барина] Обломова и его сомненья подняли со дна сердца весь осадок преданности к барину.

2

– Виноват, Илья Ил‹ьич›, – начал он сипеть с раскаянием, – это я по глупости, право, по глупости сказал.

3

– А я, – продолжал Обломов голосом оскорбленного и не оцененного по достоинству человека, – забочусь

4 день и ночь, тружусь; и когда голова горит, сердце [чуть] замирает, по ночам не спишь, ворочаешься, всё думаешь, думаешь, как бы лучше: а о ком? для кого? всё для вас, для крестьян, стало быть, и для тебя. Ты, может быть, думаешь, глядя, как я иногда покроюсь совсем одеялом с головой, что я лежу как пень да сплю; нет, не сплю я, а думаю всё крепкую думу, чтоб крестьяне не терпели ни в чем нужды, чтобы не позавидовали чужим, чтобы не плакались на меня Господу Богу на Страшном Суде, а молились бы да поминали меня добром. Неблагодарные! – с горьким упреком произнес

5 Обломов.

Захар тронулся окончательно последними

6 словами.

7 Он начал понемногу всхлипывать; сипенье и хрипенье слились на этот раз в одну невозможную ни для кого ноту, разве только для какого-нибудь китайского гонга или индейского там-тама.

8

161

– Батюшка, Илья Ил‹ьич›! – умолял он, – полно вам! Что вы, Господь с вами, такое непутное

1 несете! Ах ты, Мать Пресвятая Богородица! Какая беда вышла

2 нежданно-негаданно…

– А ты! – продолжал, качая головой и не слушая его, Обломов, – ты бы постыдился выговорить-то! Барин всё равно что «другой»!

3 ‹л. 48› Вот какую змею отогрел на груди!

4 Да как это язык-то повернулся у тебя?

5 А я еще в плане моем определил ему особый дом, огород, отсыпной хлеб, назначил жалованье! Ты у меня и управляющий, и мажордом, и поверенный по делам! Мужики тебе в пояс; все тебе: Захар Трофимыч да Захар Трофимыч, а он всё еще недоволен: в «другие» пожаловал! вон и награда! Славно барина честит; ох! в горле совсем пересохло: квасу поскорей! Догадайся сам: слышишь, барин хрипит.

6

Захар, утирая слезы, пошел за квасом, а Илья Ильич

7 был и сам [глубоко] растроган. Увещевая Захара, он глубоко проникнулся в эту минуту сознанием [своих] благодеяний, оказанных им крестьянам, и последние упреки досказал плачущим голосом глубоко обиженного человека.

8

– Ну, теперь иди с Богом! – сказал он примирительным тоном Захару, когда тот подал ему квасу, – надеюсь, что ты понял свой проступок