Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни Страница 32

— Господа! — выступая вперед, заявляет «личность». — В город только что прибыл генерал-губернатор князь Хованский. Его сиятельство незамедлительно просит вас всех пожаловать к нему!.. — четко и громко объявив это, «личность» и капитан исчезают.

Полицмейстер, испуганно вскрикнув «Ах!», бросается вслед за «личностью», за ним ринулись председатель и вице-губернатор. Прокурор было тоже рванулся, но хватается за сердце, меняется в лице и падает на пол…

Инспектор и почтмейстер остолбенело смотрят на прокурора, потом начинают метаться.

— Ах, батюшки! — кричит инспектор, бросаясь в дверь. — Доктора! Доктора!

— Воды! Воды! — кричит почтмейстер, выбегая вслед за ним.

Ноздрев поднимается с дивана, оглядывается, видит лежащего на полу прокурора, берет свечу, наклоняется к нему…

Вбегает дрожащий инспектор, у которого в руках графин и стакан с водой. Ноздрев властным жестом берет у инспектора стакан, выпивает воду и, указывая пальцем на прокурора, громко говорит:

— Умер…

Эп. 59.

Вечер. Двор гостиницы. Фонарь. У крыльца снаряженная бричка, около брички Петрушка и Селифан укладывают последние вещи.

Эп. 60.

Номер. Пусто. На полу валяются обрывки бумаг, на табуретке в подсвечнике догорает свеча… Чичиков в шинели и картузе стоит посреди номера и тревожно прислушивается, затем осторожно подходит к окну, выглядывает, берет под мышку шкатулку и, крадучись, идет к дверям… вдруг останавливается.

В дверях стоит дама в черной мантилии и вуали, в руках у нее саквояж.

— Нет, я должна была к тебе прийти! — трагически восклицает дама и, рванувшись к ошеломленному Чичикову, обнимает его. — Что свет? Толпа людей, которые не чувствуют! — целуя его, страстно шепчет дама. — Что жизнь? Долина горестей…

— Но позвольте! — с трудом вырвавшись из объятий, перебивает ее Чичиков.

— Кто вы? Что вам угодно?

— Я та, что вам писала… — откинув вуаль, говорит дама.

Чичиков отпрянул. Перед ним стояла Анна Григорьевна.

— …и та, которую вы отвергли на балу… — грустно улыбнувшись, добавляет она.

— Простите, но я… — чуть смущенно, но вместе с тем сухо произносит Чичиков. — Мне, видите ли, надо немедля ехать… бежать… — вырывается вдруг у него.

— Да, да, бежать! Бежать! — подхватывает Анна Григорьевна. — В пустыню! В горы! На край света! — вдохновенно продолжает она, снова обнимая Чичикова. — О, как я мечтала навсегда покинуть этот город!….

— Оставьте меня!.. — грубо отстраняя ее, кричит Чичиков. И для осторожности несколько отступает.

— Это у вас от безделья, сударыня… — зло говорит он. — Шили бы вы рубахи… вязали чулки, да рожали…

— Ах, вот как?! — гневно перебивает его Анна Григорьевна. И, закрывшись вуалью, поворачивается и гордо направляется к дверям…

…Две горлицы покажутТебе мой хладный прах.Воркуя, томно расскажут,Как я умерла в слезах!..

Остановившись у дверей, трагически, с надрывом произносит она и, как видение, исчезает…

— Дура… Черт бы ее побрал… — облегченно вздохнув, выругался Чичиков… и замер… услышав шум подъехавших к гостинице экипажей. Подскочив к окну, он выглянул и, схватив шкатулку, стремительно кинулся к дверям…

Но из дверей, навстречу ему, появляются: жандармский ротмистр, «странная личность», за ними два жандарма.

— По приказу его сиятельства генерал-губернатора, — четко говорит ротмистр, — вы арестованы…

Чичиков в ужасе застывает…

Эп. 61.

— …В острог! В Сибирь! С мерзавцами и разбойниками! — кричит генерал-губернатор… на стоящего перед ним в его кабинете Чичикова.

— Виноват, ваше сиятельство! — падая на колени, вскричал Чичиков. — Я мерзавец! Я негодяй! Но бог свидетель, я всегда исполнял долг гражданина! Я всегда любил и уважал начальство! — задыхаясь от страха, он подползает к ногам генерала.

— Подите прочь!.. — кричит генерал, отпихивая его носком сапога.

— Смилуйтесь! Пощадите, ваше сиятельство… — хватаясь за сапог и целуя его, плача, выкрикивает Чичиков.

— Прочь! Взять его!

— Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! — орет, лобзая сапоги, Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков отбивается, визжит, плачет…

— В острог! В Сибирь! На каторгу! — орет взбешенный генерал-губернатор.

Эп. 62.

Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоит какой-то пожилой, важный чиновник и «странная личность». В руках чиновника толстая книга «Купчих крепостей». У «странной личности» опечатанная чичиковская шкатулка.

Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и запечатывают сургучной печатью…

— Шка-ту-лка! — доносится издалека чичиковский вопль…

Эп. 63.

— Шкатулка!.. — кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь мрачной, полуподвальной камеры острога.

— Моя шкатулка… — стонет он, бессильно прислонясь к стене. — Ведь там все!.. Имущество… Деньги… Бумаги… Все разнесут… Все украдут…

Где-то далеко возникает похоронный звон.

— О боже… — тяжело дыша, продолжает Чичиков. — Какая судьба! Какая судьба… Потом и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней прожить… Покривил, не спорю, покривил… Но ведь я трудился, я изощрялся. А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такие несчастье?.. Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать плодов… и уже, кажется, рукой их… Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень… И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары… — с болью стонет он. — Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал! Снова терял… И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! — в отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на солому…

Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:

— Святой боже, святой крепкий.Святой бессмертный, помилуй нас…

Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается похоронный хор, наполняя собой камеру… Медленно приподнимаясь, Чичиков испуганно вслушивается… Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и, прильнув к решетке, смотрит.

— A-а, прокурора хоронят! — зло усмехаясь, кричит он. — Жил, жил и умер. И вот напечатают теперь в газетах, — издевательски продолжает Чичиков, — что скончался почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг… Эх вы! Мошенники! — потрясая кулаком, кричит он. — Весь город мошенники. Один был порядочный человек, да и тот свинья!..

Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя, с тяжелым стоном опустился на скамейку…

Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше…

Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались шаги, лязг ключей, запоров, наконец, дверь с визгом отворяется и в камере появляется «странная личность», за ней силуэтом виднеется жандармский ротмистр.

«Личность» подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись, отрекомендовалась:

— Самосвитов.

Встречались.

Знаю все…

Но… не отчаивайтесь… — загадочно улыбнувшись, «личность» приблизилась к Чичикову и тихо добавила, — тридцать тысяч.

Чичиков вздрогнул, отшатнулся.

— Тут уж всем: и нашим, и генерал-губернаторским, и… — жестом дополнила «личность».

— И мне… мне удастся освободиться?.. — взволнованно спросил Чичиков.

«Личность» молча кивнула головой.

— Но позвольте… — дрожащим от волнения голосом спрашивает Чичиков, — как же я могу… Мои бумаги, деньги… Шкатулка…

— Не беспокойтесь… — перебивает его «личность». — Ночью получите все.

— А лошади?.. А бричка?..

— Все будет готово. Ждите, — спокойно сказала «личность» и, еще раз улыбнувшись, двинулась к дверям…

Эп. 64.

Ночь. Особая комната главной канцелярии генерал-губернатора. Шкафы. В дверь быстро одна за одной входят две фигуры в темных плащах. Войдя, они открывают плащом небольшой фонарь, тускло освещая себя и комнату, — это «странная личность» и жандармский ротмистр. Подойдя к одному из шкафов, «личность» срывает печать, открывает его и вынимает шкатулку.

Ротмистр тем временем сгребает к шкафам какие-то бумаги и, достав из фонаря огарок свечи, поджигает их. Вспыхнули, загорелись бумаги, повалил дым… юркнув, скрылись за дверью фигуры…

Эп. 65.

Рассвет. Тревожные удары набата. Из-за угла выскакивает закутанный в шинель Чичиков, за ним со шкатулкой в руках Петрушка.