Готфрид Келлер - Мартин Заландер Страница 32

— Вовсе нет! Это просто манера! У каждого, кто много говорит, особенно в политике, своя манера, и есть такие, чьей манере свойственна лживость, при том что они могут и не иметь дурного умысла; вечно они норовят расставлять другим мелкие ловушки, ставить их в затруднительное положение, задавать щекотливые вопросы, а для них самих все это скорее защитный барьер, система отпугивания, чем средство нападения. Но что за разговоры мы ведем на свадьбе!

Они приостанавливались тут и там, приветствуя тех из гостей, кого не слишком отвлекали от трапезы. Затем вдоль ограды обошли весь сад, где под сенью развесистых деревьев уже начали собираться разношерстные зрители, надеясь что-нибудь да услышать. Заранее было договорено, что попозже и эту публику, смыкавшуюся все более плотным кольцом, обнесут прохладительными напитками и сдобной выпечкой в корзинах.

К легкой жердяной ограде уже придвинули несколько столов для напитков и корзин.

Маленький мальчонка в белой рубашечке, по примеру старших засунув большие пальцы в проймы воскресной жилетки, стоял впереди с открытым ртом и во все глаза наблюдал за приготовлениями. Г-жа Мария не смогла отказать себе в удовольствии взять с ближайшего стола кусочек пирога и поднести ко рту ребенка, который немедля вонзил в него зубки. Малыш явно намеревался так и продолжать и не вынимал пальчики из пройм; только когда второй мальчуган, постарше, тоже нацелился откусить, первый схватил сладкий пирог и мгновенно исчез.

Для родителей невест тоже настало время вернуться на свои места; им сообщили, что сейчас начнется небольшое праздничное представление, и они поспешили к столу. Неподалеку, на деревянном балконе примыкающего дома, с помощью нескольких десятков локтей белой и красной бумажной ткани устроили сцену. Пьеса, которая будет сыграна, представляла собою написанный рифмованным стихом диалог, примерно в соответствии с идеей, подсказанной Заландером. Ни содержания, ни текста он сам не знал, поскольку после договоренности, достигнутой с молодыми гениями, более не нашел времени этим заниматься.

Когда фанфары подали сигнал к началу и все свадебное общество устремило взгляды на театрик, из матерчатой кулисы вышла ражая молодая крестьянка не то с черпаком, не то с кухонной ложкой за поясом и отрекомендовалась чистой Демократией, сиречь властью народа, которая привыкла сама варить себе кашу, заправлять и есть с пылу с жару и т. д. Из другой кулисы появился затем пожилой господин из разночинцев, но с претензией на благородные манеры, в костюме начала тридцатых годов, в цилиндре, в стоячем воротничке, синем фраке и при маленьких сережках. Выглядел он куда комичнее, чем рассчитывал Заландер и приличествовало случаю. На вопрос, кто он и куда собрался, господин отрекомендовался старым Либерализмом. Дескать, до него дошла весть, что здесь играют большую демократическую свадьбу, и, хотя вообще-то он предпочитает смотреть на Демократию издалека, а не с близкого расстояния, ему все же охота украдкой, одним глазком взглянуть, какова она в семейной жизни. Ну что ж, отвечала ражая особа, он пришел куда надо, она и есть Демократия, пусть держится подле нее, она все ему покажет. Но едва он шагнул поближе и с любопытством вознамерился слегка приподнять косынку у нее на груди, она выхватила из-за пояса черпак и с такой силой угостила его по цилиндру, что тот загудел, ровно барабан.

В сопровождении подобных шуток оба продолжали поучать друг друга, причем Либерализм, примерно как и в жизни, сам того не замечая, присваивал себе один тезис Демократии за другим и защищал их от нее же, а она тем временем, выдвигая новые тезисы, опять далеко опережала его и знай барабанила по цилиндру.

Когда оба наконец уразумели, что таким манером сойдутся нескоро, они заключили перемирие, чтобы повеселиться на свадьбе, а глядишь, и пожениться. Тут музыка внезапно грянула гопсер, то бишь вальс, Демократия и Либерализм подхватили друг друга за бока и исполнили потешный танец. При этом ражая особа с такою силой кружила доброго господина, что фалды фрака разлетались, ноги спотыкались, а стоячий воротничок вывернулся кончиками назад. Словом, двое исполнителей не обошлись без обычных в таких случаях шутовских выходок. Наконец они удалились, причем бабенка отстучала черпаком по цилиндру кавалера вечернюю зорю и просвистела всем знакомый мотив.

Веселый смех в саду и за его пределами вылился в бурю восторженных возгласов. Лишь кучка старолибералов, избирателей Исидора Вайделиха, приглашенных на торжество ему в угоду, ворчала с раздосадованным видом, что знай они об этом, то нипочем бы не пришли. Эти честные люди долгие годы при всех бедах оставались верны своим убеждениям и даже не понимали справедливых, по сути, намеков на нерешительность, или уступчивость, которая сама же и способствует тому, чего опасается.

Мартина Заландера тоже смутил вид, какой приобрела его идея, и как устроитель праздника он чувствовал себя обиженным. А потому воспользовался наступившей тишиной, чтобы произнести свою речь и должным образом возместить ущерб, восстановить первоначальную добрую идею.

Это ему более-менее удалось, и тот же народишко, что восторженно рукоплескал глумливому обращению с Либерализмом, принялся аплодировать ему, когда он провозгласил здравицу в том числе и за присутствующих почтенных представителей Старолиберальной партии как гарантов истинности слов, что в горе и в радости должно плечом к плечу идти навстречу светлому грядущему, когда будет лишь одна партия — партия объединившихся и примиренных патриотов!

Вот тут-то, как говорится, и открылись шлюзы. Целых два часа почти без перерыва и со всех сторон слышались тосты. К вящему удовольствию и утешению сотрапезников, однако ж, пир возобновился, с новыми блюдами и более изысканными винами. Обе новобрачные пары должны были с наступлением темноты покинуть праздник и на проходящих поездах добраться до Линденберга и соответственно в окрестности Лаутеншпиля. Удобные эти поезда останавливались здесь одновременно. От свадебных путешествий отказались, потому что нотариусы еще не имели заместителей, а невесты никуда не стремились, наоборот, ничего не желали так горячо, как уединиться в идиллии нового домашнего очага, вдали от мирского шума. Все для этого было приготовлено, и в каждом доме ждала прилежная служанка.

Обе пары завершили обход гостей, поблагодарив всех за оказанную честь и должным образом попрощавшись, меж тем как на столы уже выставили множество свечей, а по краю сада зажгли чаши со смолою. У подножия маленькой сцены они на мгновение остановились, поскольку у братьев разом возникла мысль, что после происшедшего им, членам Большого совета, не мешает все-таки сказать несколько слов. Они полагали, что лучше всего будет, если они, представители двух партий, проиллюстрируют, как говорится, провозглашенное тестем примирение партий, быстро поднимутся на сцену и там, произнеся соответствующие краткие речи, на глазах у всего свадебного общества обменяются рукопожатием. Пока братья обсуждали, кому — старолибералу Исидору или демократу Юлиану — первым взять слово, на сцене у них над головой послышался громкий топот, привлекший всеобщее внимание.

Двое оболтусов, не то оборванных бродяг, с суковатыми палками и котомками за спиной, под ручку вылезли на балкон, топая и горланя. Оба в лохматых париках из пакли, с такими же бородами, с огромными фальшивыми носами — понять невозможно, кто бы это мог быть. Вроде как не зная, куда податься, они наконец отпустили друг друга и стали лицом к лицу. Не иначе как два шутника, вырядившись таким манером, надумали повеселить компанию, и все, посмеиваясь, ждали, что они представят. Некоторое время оба бранили судьбу, Бога и весь свет, потом начали советоваться, что бы такое предпринять, дабы обеспечить себе благополучное житье-бытье. Они перечислили великое множество несуразных вещей, какие уже перепробовали или могут испробовать, и тут вдруг один придумал: не использовать ли убеждения, которые определенно где-то завалялись, поскольку надобности в них никогда не возникало.

— Убеждения? — вскричал второй. — Ведь и у меня они наверняка где-то есть, свеженькие, как новорожденный младенец!

Оба мигом скинули с плеч котомки, развязали и принялись рыться в жалком барахлишке, но долго ничего не находили.

— Погоди! — воскликнул один. — Вот тут, кажись, что-то есть! — С этими словами он достал маленькую деревянную игольницу. Осторожно приоткрыл и заглянул внутрь. — Ага, тут они! — Он быстро закрыл крышку.

Второй оболтус отыскал крохотную коробочку для пилюль, с такой же осторожностью, как первый игольницу, открыл ее, тотчас закрыл и вскричал, что его убеждения там, в целости и сохранности!

Каждый теперь удостоверился, что означенное достояние не пропало, — так как же с ним поступить? И вдруг один из оболтусов вспомнил, что вскорости в этих краях состоится пышная свадьба чистой девы Демократии и старика Либерализма и по этому случаю потребуется большой запас убеждений, причем обоего рода, и либеральных, и демократических. Всякого, кто располагает оными, пусть даже в малых количествах, ожидает превосходное угощение, а коли он основательно выпьет-закусит, ему обеспечена хорошо оплачиваемая должность с непрерывным отпуском и т. д. Оба единодушно решили отправиться на эту свадьбу и предложить свои убеждения. Но чтобы не быть друг другу помехою, разделиться: один явится к невесте, а другой — к жениху. Тут они еще раз осмотрели свои малюсенькие достояния в игольнице и в пилюльнице — не найдется ли указания, кому куда податься. Но подсказок не обнаружили, а потому измыслили другой выход: определить по жребию, у кого из них убеждения будут либеральные, а у кого демократические.