Оливия Уэдсли - Честная игра Страница 4

— Все разлетается как дым, не правда ли? — поддразнил ее ласково Джервэз.

Она засмеялась:

— Это в собственном смысле или в переносном?

— Вернее — в переносном, потому что ничто так не неопределенно, как собственное значение слов.

После своих сегодняшних волнений Джервэз чувствовал себя странно успокоенным. Они не много говорили друг с другом. Вдруг он сказал:

— Я страшно рад, что еду завтра.

И Филиппа ответила ему немного рассеянно:

— Я тоже.

Музыка прекратилась, и он подвел ее к столику Сэма. Сэм поднялся и сердечно поздоровался с Джервэзом:

— А, и вы здесь? Великолепно! — И сел.

Сэм очень напоминал Портоса из бессмертного произведения Бэрри; у него были глаза сенбернара, глубоко сидящие, слегка грустные, пытливые и даже немного налитые кровью, как после охоты на крупную дичь. У него были все достоинства хорошей собаки: «верен до стеснительности», как часто говорила о нем Фелисити. Он просил только разрешения находиться возле своей обожаемой и слушаться ее малейшего жеста; у него были хорошие манеры, и он любил комфорт. Ему подошло бы такое имя, как Фидо, Трей или Принц, но — какая ирония судьбы! — при крещении ему дали имя Сент-Клэр, которое Фелисити сразу переделала в Сэмми.

Сэм был во всех отношениях хороший человек и хороший делец. Как только он увидел Фелисити Кардон, он сразу влюбился в нее. Фелисити была старше Филиппы на семь лет и в свои восемнадцать лет была так пышно развита, как это довольно часто встречалось во время войны, и способна была с такой же основательностью разбить жизнь некоторых мужчин, как шрапнель или ядовитые газы. Сэм был тогда богат, и, кроме того, у него была военная форма и выправка, придававшие его добродушной медлительности кажущуюся живость, а всему его внешнему облику — изящество и выразительность.

Фелисити, несомненно, сделала хорошую партию и даже была несколько лет довольна; но война кончилась уже давно, жизнь вошла в свою колею, и Сэм стал тем, чем он был на самом деле, часто до слез раздражая свою жену. У них было два маленьких сына, веснушчатые, спокойные крепыши, совсем в духе Сэма. Ему было очень трудно не гордиться своими малышами. Поэтому, когда ими, бывало, восхищались в клубе, он приучил себя говорить: «Да, вовсе не такие уж плохие ребята». Но обычно он не выдерживал напряжения, которого ему стоило его притворство, а вынимал из кармана кожаный портфельчик и с явным самодовольством показывал серию портретов сыновей, начиная с шестимесячного возраста.

Сэм очень любил Джервэза. Он был много моложе его, и в его любви к нему таилось обожание, которое молодежь испытывает к героям. Джервэз был таким, каким хотел бы быть Сэм. Он часто наблюдал, как натягивается на плечах Джервэза тонкая шелковая рубашка, когда тот взмахивал молотком в поло, а в крикет-клубе Сэм, бывало, искренне восхищался его игрой «без всякого напряжения», в то время как он сам уже задыхался, багровел и обливался потом.

Сэм любезно предложил Джервэзу рюмку коньяку и спросил:

— Едете в Марч, не правда ли?

— Да.

— Мы тоже. В субботу. Старик рассчитывает, что мы покончим с куропатками. Вы видели новое ружье у Ригби? Великолепное, прямо изумительное.

Когда Сэм говорил о ружьях, он даже впадал в лирический тон. И сейчас он как раз собирался пуститься в дальнейшее описание, когда Фелисити прервала его:

— Сэмми, мне хочется потанцевать.

— С удовольствием, дорогая!

Когда они отошли на довольно большое расстояние, Фелисити промолвила:

— Послушай, я хотела тебе рассказать, но как-то все не удавалось… По поводу Джервэза и Филь. Мамми звонила мне за несколько минут до нашего отъезда. Джервэз едет в Марч с определенной целью.

Сэм в этот момент с трудом лавировал между танцующими.

— Знаю. Он говорил мне. Стрелять куропаток. — Фелисити слегка ущипнула его за руку:

— Да нет же, я же сказала, что это из-за Филь. Он хочет жениться на ней. Подумай только, Сэмми, так много денег, и Фонтелон, и вообще…

Сэмми в ответ только кивнул. Некоторое время они танцевали молча. Затем он тихо сказал:

— Хорошо, но ему уже много за сорок, а Филь ведь только восемнадцать…

— Девятнадцать, — поправила Фелисити. — И потом, какое это имеет значение, Сэмми? Только, ради Бога, не болтай об этом и не настраивай Филь против, а то ты все испортишь.

— Я думал, что она увлекается Тедди Мастерсом, — продолжал Сэм упрямо.

— Ах, это же ребячество, и больше ничего.

— Что ж! Надеюсь, они будут счастливы! — сказал Сэм, но в голосе его не слышалось особого воодушевления; он был взволнован, и ему было не по себе. Он представлял себе Джервэза в самых различных положениях, но никогда не думал о нем как о муже Филь.

«А почему бы нет? — уговаривал он самого себя. — Честное слово, здесь нет ничего необычайного».

Он отвел Фелисити обратно к столу и стал наблюдать за Филиппой до тех пор, пока Фелисити не толкнула его локоть, как будто нечаянно, и не сделала в ответ на его изумленное лицо предостерегающей комичной гримаски… Двадцать лет… а то и все двадцать пять… по меньшей мере… Ему казалась такая разница в летах слишком значительной. И не то чтобы Вильмот ему не нравился. Наоборот. Никто, даже он сам, не мог бы выдержать с ним какое-либо сравнение. Но брак — это совсем другое дело!..

Он продолжал украдкой наблюдать за Джервэзом… Вот чем объясняется все его поведение этим летом… званые обеды… и все вообще… Понятно, старики будут этому способствовать. Никто так хорошо не знал цену денег, как Кардон. Да, да, этот простой, и вместе с тем хитрый, любящий посмеяться Билль. Если, как он сам часто говорил, сердце у него золотое, то зато голова — железная!

Что же касается брака… Сэм продолжал размышлять. Легкая рассеянная улыбка играла на его лице. Как бы там ни было, но своим сообщением Фелисити испортила ему весь вечер. И не то чтобы он мог указать что-нибудь определенное: «Вот причина моего волнения». Нет, он не мог это сделать, иначе он постарался бы избавиться, так или иначе, от такого ощущения. Возраст… конечно… но стоило только посмотреть на Вильмота, чтобы понять, что возраст здесь не играет никакой роли.

«Я ничего не могу возразить против этого, и все же что-то заставляет меня противиться», — решил Сэм.

Так он и сказал Фелисити, когда перед сном пришел на цыпочках из комнаты своих мальчиков. Фелисити сидела перед зеркалом. Сэм стал сзади, наблюдая за ней. Фелисити, втирая кольдкрем, сделала ему в зеркало гримаску. Он улыбнулся, отошел и сел на край постели.

— Послушай, Флип. — Фелисити что-то промычала в ответ. — Я хочу сказать по поводу Джервэза и Филь. Я боюсь, что они не подойдут друг другу.

Но на этот раз Фелисити решительно ответила:

— Ах, Сэмми, не надо же быть таким глупым. Они прекрасно подходят друг другу. Почему бы нет? Филь нравятся драгоценности Вильмота, а Джервэз без ума от нее.

— Да, но увлекается ли Филь им?

— Это придет. Такого типа женщину, как Филь, в ее возрасте, так же легко научить быть без ума от мужчины, как и научить пудриться. Молодежь всегда переходит от одного увлечения к другому, но когда ее крепко держат в руках, она перестает быть такой изменчивой и привыкает к человеку…

Она встала и включила свет бесконечного количества лампочек вокруг зеркала; проходя мимо Сэма, она покрутила одну из кудряшек его густых темных волос и рассмеялась. Сэм покраснел до корней волос.

— Тебе никогда не следует ничего говорить к ночи, — продолжала Фелисити, — потому что это на тебя так «тяжело ложится», как выражалась наша няня, когда нам удавалось что-нибудь стащить от званых обедов. Понятно, она имела в виду наши желудки… Ну, улыбнись же, а то я подумаю, что ты сам влюблен в Филь.

Сэм поднялся и воскликнул с великолепным жестом:

— Я никогда не буду любить ни одной женщины, кроме тебя!

Фелисити взглянула на него, почему-то рассмеялась, а затем глубоко вздохнула.

ГЛАВА II

Моя душа, полная презрения, возвышалась над всем миром, как Гибралтар возвышается над спокойной синевой вод. До тех пор, пока разорвавшая горизонты буря не открыла передо мной твой образ.

Марч, имение Кардонов, находилось на границе Беркшира. Когда Джервэз, сам управляя автомобилем, миновал Хенли и свернул на Неттлбед, дождик, накрапывавший с самого утра, вдруг перестал, и мягким светом засияло осеннее солнце.

Джервэз невольно замедлил ход: как-то жалко было расставаться со всей окружающей красотой; леса стояли еще в своем осеннем уборе, сплошь в красных и золотых пятнах, усыпанные искрящимися на солнце каплями дождя. Завтра вся дорога будет усеяна автомобилями, отправляющимися за город на «week end»; но сегодня, в эти часы, Джервэз был сам себе господином. Он остановил машину на краю дороги и закурил; все равно было еще слишком рано являться в Марч, а ехать оставалось каких-нибудь три мили.