Шарлотта Бронте - Секрет (сборник) Страница 42

Ночь была тиха и безветренна. Пока Сен-Клер бродил меж безмолвными шатрами и среди темнеющих рощ, чуть заметно колыхавшихся по берегам реки, росистая прохлада и нежный лунный свет несколько успокоили страсти, бушующие в его груди. Но ни глубокое, подобное целебному бальзаму, спокойствие звездного неба, ни образы мира и отдохновения, какие навевает чудная летняя ночь, не могли вернуть покой измученному сердцу или изгнать червя ревности, терзающего внутренности. Быть презираемым той, ради кого он отдал бы жизнь и кровь, стать для нее предметом насмешек, получить ужасное подтверждение всех своих подозрений и страхов — для его гордого духа это было стократ хуже смерти.

Стоя над рекой и глядя вниз, где глубокие прозрачные воды катились так нежно и плавно у его ног, он всей душою жаждал охладить лихорадку воспаленного мозга, бросившись в их прохладную глубину. Впрочем, Сен-Клер отогнал эти мысли, подсказанные искусителем рода человеческого, и, отчасти презирая себя за то, что принимает близко к сердцу измену лживой женщины, повернулся спиной к потоку и возвратился к себе в шатер. Когда он уже готов был войти, чей-то голос шепнул ему на ухо:

— Остерегайся полковника Перси! Это говорит тебе друг.

Сен-Клер поспешно оглянулся. Он заметил в темноте быстро удаляющуюся фигуру, которая вскоре затерялась меж высоких пальм.

Долго еще граф лежал на походной кровати из оленьих шкур. Сон отказывался смежить усталые веки. Предостережение неведомого друга и прочие предметы, занимавшие смятенный рассудок Сен-Клера, на несколько часов прогнали дрему от его подушки. Все же в конце концов изнемогающая от усталости человеческая природа нашла прибежище в кратковременном забытьи. Едва милосердное забытье избавило графа от горестей, снаружи раздался протяжный и необычайно пронзительный свист. Эндрю, который до этой минуты, казалось, крепко спал в уголке, тотчас осторожно встал и, взяв небольшой фонарь, на цыпочках подкрался к хозяйской постели. Приблизив свет к самым его глазам и убедившись, что граф действительно спит, паж завернулся в зеленый клетчатый плед и бесшумно покинул шатер. Снаружи стоял человек — судя по синей куртке и форменной шляпе, тот самый, кто похитил Эндрю около месяца тому назад. Не произнеся ни слова, они зашагали, а вернее, крадучись двинулись к ближайшей рощице. Лакей шел впереди, знаками побуждая Эндрю следовать за собой. Здесь к ним присоединился еще некто в плаще. Все трое двинулись вниз по течению реки, и через несколько минут растущие вдоль берега деревья совершенно скрыли их из виду.

7

— Ну что же, милорд, победа наконец-то осталась за нами. Однако пришлось немало потрудиться. Клянусь честью, эти черные канальи дрались, как сущие дьяволы!

— Верно, верно. Учитывая все обстоятельства, то, что мы все же смогли их одолеть, можно считать почти чудом.

— Поистине так и есть! Кстати, Сен-Клер, я хочу сегодня вечером устроить второй военный совет. Обстоятельства, о которых вы упомянули, требуют объяснения. Их нужно расследовать со всею тщательностью — вы этим займетесь?

— Непременно, милорд.

Этот краткий диалог произошел между Сен-Клером и герцогом Веллингтоном, когда последний скакал верхом в сопровождении своих офицеров. Только что была достигнута кровавая, но решительная победа над ашанти, хотя и совсем не так, как предполагалось.

В одиннадцать часов ночи — время, назначенное для тайного штурма, — герцог Веллингтон перешел реку Сенегал во главе всего своего войска. При их приближении к вражескому лагерю не раздавалось ни шепота, ни единый огонек не мелькал меж длинными безмолвными рядами белоснежных шатров. Никого не встретив, беспрепятственно дошли до шатра самого принца Квоши. Заглянули внутрь — шатер был пуст. Не понадобилось много времени, чтобы убедиться: лагерь покинут и, кроме них самих, в нем ни души не осталось. Те, кто стоял рядом с герцогом в минуту этого открытия, говорили потом, что на несколько мгновений на лице его выразилось глубокое разочарование, сродни отчаянию. Впрочем, он сразу овладел собой и немедленно отправил во все концы разведчиков — узнать, куда скрылся неприятель. Вскоре разведчики вернулись с сообщением, что вражеское войско направилось на север и остановилось примерно в десяти милях. Тотчас был дан приказ выступить в указанную сторону.

На рассвете армия достигла горного перевала, за которым виднелась обширная равнина, где выстроились в боевом порядке объединенные силы мавров, ашанти и абиссинцев. Зрелище было великолепное и вместе с тем ужасающее. Первые лучи солнца озаряли запыленных воинов, зажигая яростным блеском оружие и варварскую пышность золотых украшений. Пока войско герцога медленно вытягивалось из ущелья, из рядов африканцев выехал вдруг молодой всадник и, потрясая длинным копьем, крикнул:

— Этой ночью свободе был бы нанесен смертельный удар от руки Белого тирана, не найдись изменника в лагере угнетателей!

С этими словами он снова скрылся среди соплеменников, но не раньше, чем сверкнувшая на лбу золотая диадема выдала архибунтовщика — принца Квоши.

Последовавшую затем битву, что окрасила кровью равнины Камалии, нет нужды описывать; пусть это сделают историки. Довольно будет сказать, что из двадцати пяти тысяч отважных мятежников, бросившихся в бой с первыми лучами рассвета, пылая надеждой и доблестью, к вечеру семнадцать тысяч восемьсот лежали бездыханными на поле брани, дожидаясь, пока стервятники Джебель-Кумр учуют издали пиршество и похоронят их в своих ненасытных утробах.

Наш герой, Сен-Клер, сыграл в тот трагический день одну из самых выдающихся ролей. Не заботясь о спасении опостылевшей жизни, появлялся он во главе бесстрашных горцев повсюду, где бой кипел особенно жарко, и почти желал, чтобы слава о его неустрашимой отваге прогремела по миру, когда сам он будет уже лежать в безгласной могиле, закутанный в последнее земное одеяние, погруженный в сон, от которого никому не суждено проснуться.

Судьба, однако, решила иначе. Ятаган увенчанного тюрбаном мавра, копье свирепого воина-ашанти и даже стрела прославленного лучника-абиссинца, обращаясь против него, словно утрачивали свою разрушительную силу, и когда битва окончилась, граф, медленно возвращаясь со своим отрядом по залитой кровью равнине, с чувством, близким к зависти, взирал на разбросанные по земле изуродованные трупы.

Очутившись в своем шатре, он кликнул Эндрю, чтобы тот помог ему переменить испачканное грязью и кровью платье. Паж не явился на зов. Сен-Клер ждал его напрасно и в конце концов принужден был кое-как переодеться без посторонней помощи. Завершив свой туалет и слегка подкрепившись, он поспешил на совет, поскольку было уже довольно поздно.

Когда он вошел, в шатре царило глубокое молчание, лишь изредка прерываемое случайным шепотом. Герцог сидел во главе стола в необычно задумчивой позе, подперев голову рукой и хмуря брови. Лицо его было мрачно. Едва Сен-Клер уселся, его светлость обвел взглядом шатер, как бы желая убедиться, что все члены совета на месте, а затем, поднявшись на ноги, обратился к ним с такою речью:

— Джентльмены, вас пригласили сюда по причине чрезвычайной важности. Нам предстоит провести расследование, от исхода которого будет зависеть жизнь и честь кого-то из вас. Два дня назад здесь обсуждался план ночного нападения на лагерь противника; враг узнал о нем, и план провалился. Я должен с прискорбием сообщить, что слова, произнесенные сегодня предводителем бунтовщиков перед лицом обеих армий, заронили в мою душу ужасное подозрение. Предатель наверняка находится сейчас здесь. Если он открыто признает свою вину, клянусь, я пощажу его жизнь. Если же он промолчит и виновность его будет раскрыта иными средствами, негодяя ждет самая мучительная и позорная смерть!

Герцог умолк, сурово обводя взглядом лица присутствующих, всматриваясь в них по очереди, словно желая прочесть сердца и мысли.

Несколько минут никто не произносил ни слова. Каждый смотрел на соседа со странной смесью опасения, любопытства и беспредметных подозрений. Лишь один человек в смутном свете факелов не проявлял подобных чувств — напротив, у него в уголках рта играла затаенная усмешка. Это был полковник Перси.

В скором времени он встал и, подойдя к столу, где сидел герцог, тихим голосом спросил:

— Позволит ли мне ваша светлость говорить?

— Конечно, — последовал ответ.

— Если так, — продолжил полковник, выпрямляясь во весь свой немалый рост и спокойно складывая руки на груди, — в моей власти разоблачить бесчестного негодяя, который предал своего полководца и своих товарищей, но прежде чем я назову имя этого труса, пусть он получит еще одну, последнюю возможность спасти свою никчемную жизнь. Предатель, терзаемый муками совести! Выйди вперед и воспользуйся милостью, которой после уже не будет!