Кальман Миксат - Странный брак Страница 43

Бутлер тоже расчувствовался от этих торжественных слов, хотел что-то сказать, но не смог и разрыдался.

Хозяйка обняла его за шею, как она имела обыкновение это делать, и, поглаживая Яноша по голове, ласково принялась укорять то его, то мужа:

— Ну, не будь таким ребенком! Постыдился бы плакать перед своим будущим тестем. Что подумает господин Хорват? А ты чего раскудахтался, старый болтун? Подливал бы лучше гостям, не пьют они ничего.

Но старый Фаи высказал лишь то, что было у него на душе. Старик сообщил Яношу, что на завтра для него уже вызваны из Бозоша слуга, камердинер, гусар и четверка лошадей. Но в Бо-зоше Бутлер может пробыть ровно столько, сколько потребуется для торжественного вступления в права наследия, затем отправится в Пожонь на государственное собрание, чтобы блистать там, как подобает магнату. Ведь от того, кому многое дано, и ждут многого. Среди именитых дворян, собравшихся на сессию парламента, у него найдется немало земляков и родственников, которые смогут повлиять на исход процесса. Быть может Яношу удастся обратить внимание всего государственного собрания на беззаконие, совершенное в Оласрёске.

Наутро перед домом Фаи действительно стояла упряжка красивых лошадей, и Бутлер распрощался со своими опекунами, прослезившись вместе с ними по этому поводу; а в субботу господин Фаи отправился в Эгер (будучи кальвинистом, он не хотел делать этого в пятницу). В это время госпожа Бернат письмом известила свою невестку, госпожу Фаи, что старый Хорват тоже отбыл в Буду. Перед отъездом он написал завещание, исключив из числа наследников свою среднюю дочь, а исполнителем завещания "назначил, — писала госпожа Бернат, — моего супруга, с которым они так сдружились за последние дни".

Все пришло в движение, и только в Оласрёске царила полная тишина.

Падкое до всяких сенсаций общественное мнение с затаенным интересом следило за дальнейшим развитием событий. Стало известно, что Бутлер возбуждает процесс, но никто не знал, что со своей стороны предпримет Дёри. Иные много бы дали за то, чтоб потолковать с человеком, который видел новоявленную госпожу Бутлер хотя бы издали, хоть в окошко, а еще больше за разговор с тем, кто беседовал с нею лично.

Но, к великой досаде любопытствующих, все планы обитателей замка в Рёске и их поведение были окутаны тайной. Ворота с самого дня свадьбы были закрыты, на окнах спущены жалюзи, так что весь замок казался опустевшим.

Однако общественное мнение было столь жадным до сенсаций, что некоторые из великосветских дам (красавица госпожа Стараи и звонкоголосая супруга господина Пала Кетцера) решили взять себе служанок из села Оласрёске, чтоб хоть что-нибудь выведать от них о "графине". Краснощеким крестьяночкам в пышных юбках мало что было известно обо всей истории, но и эти скудные сведения оказались достаточно соблазнительными для сплетниц. Барыни с таким же апломбом заявляли "моя служанка из Рёске", как их мужья — "мой чешский егерь".[34] Шуточная затея скоро переросла в страстную моду, так что каждая уважающая себя барыня в комитате стала требовать от своего мужа, кроме флорентийской соломенной шляпки и шведских перчаток, еще и служанку из Оласрёске. И платили девушкам из Рёске в два раза больше, чем остальным. Эта мода не устарела и через двадцать — тридцать лет, когда семья Дёри уже и не жила в тех местах и никто не знал, чем знамениты девушки из этого села. Так уж повелось считать большим шиком, когда севрские чашки на стол, покрытый дамасской скатертью, подавала служанка родом из Оласрёске. Спрос на девушек из Рёске, словно на галочский табак, необычайно повысился. Разумеется, и замуж они выходили быстрее девушек из других деревень; псаломщики, зажиточные ремесленники, да и небогатые дворяне со всего комитата съезжались в Оласрёске на смотрины и выбирали себе какую-нибудь девчонку лет четырнадцати — пятнадцати.

А поскольку все девушки там рано выходили замуж, заполучить служанку из Оласрёске стало очень трудно. Только магнаты типа Шеньеи, Андраши и Майлат могли позволить себе роскошь за баснословные деньги нанять девицу из Оласрёске.

На счастье, и это сумасбродство закончилось, подобно многим другим, а то в наши дни рослые и пышные красавицы из Оласрёске выходили бы замуж только за королей.

Пока Дёри выжидали, господин Перевицкий развил лихорадочную деятельность. Составив и подав в суд каноников ходатайство о расторжении брачных уз, он отправился в Туроц за новыми смазливыми родственницами: каноники тоже люди из плоти и крови (причем, плоти у них в избытке) и могут стать более покладистыми, когда о существе дела им будет докладывать красивая женщина, а не старый адвокат с прокуренными желтыми зубами. Ничто не ускользало из поля зрения Перевиц-кого. В Вене он держал своего агента, который инструктировал папского нунция, как следует отписать о деле в Ватикан. Другой доверенный человек (тот самый адъюнкт Кифика, что ловко подделывал документы) был отправлен в Вену с наставлением создать нужное настроение среди иезуитских попов, пользовавшихся большим влиянием во дворцах земных владык, в особенности у набожных светлейших княгинь. Но действовал не один только Перевицкий; не дремали и другие. Возвратился из Эгера осыпанный множеством обещаний господин Фаи; господин Мик-лош Хорват в своих письмах из Буды на имя Фаи тоже сообщал обнадеживающие вести.

"Я встретил здесь могущественного патрона, — сообщал ои между прочим, — в лице моего школьного товарища, некоего графа Ласки, генерала в отставке, который каждый день вистует в обществе супруги наместника. Когда он рассказал супруге наместника о возмутительном злодеянии Дёри, названная дама пришла в сильное негодование и заявила своему мужу: "Какой же ты наместник, если у тебя в стране такое творится!" Этот Ласки мой хороший знакомый, в прошлом он довольно известный полководец. Однако наши венгерские патриоты третируют его и обвиняют в том, что он навеки испортил императорскую армию, будучи первым из тех, кто больше заботился о красоте солдат, чем об их храбрости… Я остановился в гостинице "Семь курфюрстов" в Пеште…" и так далее.

Только от Бутлера Фаи не получал никаких известий. Уже прошло несколько недель, а из Пожони не было ни писем с почтовым дилижансом, ни гонца (большие господа в те времена предпочитали посылать вести через гонцов, нежели писать самим). Бездействует мальчик или что-то предпринимает? Впрочем, он не обратил бы на это молчание серьезного внимания, если б депутаты государственного собрания от комитата Земп-лен, прибывшие на комитатский сейм, не сообщили Фаи, что Яноша Бутлера в Пожони нет и не было. Старик не на шутку встревожился, и хотя как раз в это время начал выступать Ференц Казинци и неудобно было "испариться" из зала, Фаи немедленно приказал заложить лошадей и, нигде не останавливаясь, помчался в Бозош.

— Где граф? — спросил он обитателей замка. Управляющий и лакеи доложили господину Фаи, что его сиятельство граф Бутлер был в имении месяц тому назад, он провел тут всего три дня и уехал.

— Не знаете, куда?

Никто не знал. Кучер, отвозивший молодого графа, рассказал, что доставил его до Капоша, где он и сошел на рыночной площади.

— Ну, а потом?

Кучер, туповатый малый, с трудом ворочавший непомерно большим языком, ни слова не ответил на вопрос Фаи, только выпятил нижнюю губу и пожал плечами.

— Ты что, онемел? — обрушился на него Фаи.

— Ну, сошли, больше ничего.

— Сказал он, по крайней мере, что-нибудь? Кучер подумал, поскреб затылок.

— Нет, ничего не сказали.

— А потом что ты делал?

— Вернулся домой.

— Почему же ты вернулся домой?

— Потому что они велели мне отправиться домой.

— Значит, он все же сказал тебе что-то, осел?

Фаи задумался. Уж не взбрело ли Яношу в голову осмотреть свой замок в Пардани, или в Розмале, или в Эрдётелеке? Молодые люди охочи до новых впечатлений, вот он, верно, и наслаждается осмотром своих владений.

Фаи приказал разослать столько гонцов, сколько у Бутлера было замков в этой части страны, с наказом отыскать барина во что бы то ни стало и как можно скорее, потому что Фаи будет с нетерпением ждать их возвращения. Кроме того, один всадник был отправлен в Борноц, к Бернатам.

На другой и на третий день гонцы стали возвращаться. Все докладывали господину Фаи, что графа нигде найти не удалось. Эти неожиданные розыски дали обильную пищу для пересудов; стали поговаривать, что молодой граф исчез. А если исчез, значит, наверняка это дело рук барона Дёри! Его люди и прикончили молодого графа. Бедный молодой Бутлер! Что ж, придумано неплохо, теперь из бракоразводного процесса не выйдет ничего, так и останется барышня Дёри вдовой — графиней Бутлер!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Такие слухи повергли Фаи в смертельный страх, да и не только его: почтенный господин Будаи, управляющий имениями, беззаветно преданный этой семье, которой служили еще его предки, тоже не на шутку перепугался. Он почти не знал Бутлера, но с него достаточно было того, что это последний отпрыск рода. Когда останки графа будут опущены в Добо-Рус-кайский склеп, навсегда исчезнет и фамильный герб: больше уже не увидишь его ни на сбруе лошадей, ни на фронтонах замков, ни на дверцах экипажей — нигде, никогда! Земли графа останутся на месте, только владеть ими будут другие. А это последнее казалось управляющему особенно страшным…