Уильям Фолкнер - Избранное Страница 43

Хорес пил более умеренно. Гарри закурил сигарету, бросил спичку на пол и поставил ногу на унитаз.

— Не иначе как мне придется сделать для собственного пользования еще один корт, обнести его колючей проволокой и повесить крепкий замок, чтобы Белл не могла устраивать на нем пикники. Там у забора еще много места. И деревьев нет. Устрою его на самом солнцепеке — может, тогда Белл позволит мне тоже на нем поиграть. Ну ладно, пошли отсюда.

Он повел Хореса через свою спальню, остановился, чтоб похвастаться новым магазинным ружьем, которое он только что приобрел, и навязать ему пачку сигарет, выписанных из Южной Америки, после чего они спустились вниз и увидели, что день уже клонится к вечеру. Солнце светило теперь прямо на корт, по которому, мягко шлепая резиновыми подошвами, во всю прыть носились трое игроков, следуя за стремительным полетом мяча. Миссис Мардерс, утопая в своих бесконечных подбородках, сидела на прежнем месте, хотя собиралась уходить, еще когда они поднимались наверх. Белл повернула к ним голову, откинутую на спинку кресла, но Гарри потащил Хореса дальше.

— Мы пойдем искать место для теннисного корта. Я, пожалуй, сам начну играть в теннис, — с тяжеловесной иронией сообщил он миссис Мардерс.

Позже, когда они вернулись, миссис Мардерс уже не было, а Белл сидела в одиночестве с журналом в руках. За девицей, по имени Фрэнки, приехал молодой человек в потрепанном форде, потом явился еще один, и, когда Хорес и Гарри подошли к корту, все трое гостей принялись вежливо приглашать Гарри сыграть с ними партию.

— Возьмите Хореса, — сказал Гарри, явно весьма польщенный. — Он вам даст жару.

Но Хорес отказался, и все трое продолжали приставать к Гарри.

— Ладно, пойду возьму ракетку, — согласился он наконец, и Хорес пошел через корт, следуя за его суетливо виляющим толстым задом.

Белл на мгновенье подняла голову.

— Ты нашел место?

— Нашел, — отвечал Гарри, вынимая ракетку. — Там можно будет иногда самому поиграть. Подальше от улицы, чтоб никто не видел и не заходил.

Но Белл уже снова погрузилась в чтение. Гарри отвинтил пресс и снял его с ракетки.

— Сыграю с ними одну партию, а потом мы с вами быстро сыграем еще одну, пока не стемнело, — сказал он Хоресу.

— Ладно, — согласился Хорес. Он молча наблюдал, как Гарри тяжелым шагом входит на корт и занимает позицию. После первой подачи журнал в руках Белл зашуршал и шлепнулся на стол.

— Пошли, — сказала она вставая.

Хорес встал и вслед за нею двинулся по лужайке в дом. На кухне возилась Рейчел. Они прошли по комнатам, куда все звуки доносились смутно и приглушенно и где в сгущающихся вечерних сумерках мирно поблескивала еле различимая мебель. Белл взяла Хореса под руку, прижала его руку к своему шелковому боку и через темный коридор ввела его в музыкальную комнату. Здесь тоже было пусто и тихо, и она остановилась, вполоборота повернулась к нему, поцеловала, но тотчас отняла свои губы и двинулась дальше. Он выдвинул из-под рояля скамейку, и, усевшись на ней, они поцеловались еще раз.

— Ты не говорил мне, что любишь, уже давно не говорил, — сказала Белл, касаясь кончиками пальцев его лица и спутанных мягких волос.

— Верно, со вчерашнего дня, — согласился Хорес, но тут же начал говорить, и она, прижавшись к нему грудью, слушала жадно и сладострастно, но не очень внимательно, как большая спокойная кошка, а когда он кончил и тонкими нервными пальцами принялся гладить ее по лицу и волосам, она отодвинулась, открыла рояль и ударила по клавишам. Она играла наизусть популярные слащавые мелодии, которые можно услышать в любой оперетте, играла поверхностно, с пристрастием к приторным нюансам. Они долго сидели в полумраке, и Белл, снова погрузившись в вакуум мимолетной неудовлетворенности, воздвигала в нем искусственный мир, в котором двигалась она — романтичная, тонкая, несколько трагичная Белл, а Хорес сидел с нею рядом, наблюдая одновременно и Белл в придуманной ею самой трагической роли, и себя, Хореса, исполняющего свою собственную роль, подобно старому актеру, у которого волосы поредели, уходящий в подбородок профиль расплылся, но который умеет молниеносно отозваться на любую реплику, между тем как актеры помоложе с черной завистью кусают себе пальцы за кулисами.

Вскоре до них донесся тяжелый топот и нечленораздельные раскаты голоса Гарри, который в сопровождении очередного гостя поднимался по лестнице к себе в ванную. Белл перестала играть, опять прильнула к Хоресу и впилась в его губы долгим поцелуем.

— Это невыносимо, — сказала она, быстрым движением головы отнимая губы от его рта. Оттолкнув от себя его руку, она громко ударила по клавишам, потом оторвалась от рояля и, запустив пальцы в волосы Хореса, с силой притянула его к себе, поцеловала, но тотчас снова отняла свои губы и проговорила:

— Пересядь на другое место.

Хорес послушно отошел. Было уже почти совсем темно, и в полумраке виднелись только очертания ее фигуры — склоненная голова, трагическая неподвижная спина, и, глядя на нее, он вновь почувствовал себя молодым. «Мы все время неожиданно выскакиваем из-за угла, — подумал он. — Как подозрительные старые дамы, шпионящие за служанками. Или нет, скорее, как мальчишки, которые пытаются перегнать марширующих солдат».

— Всегда остается развод, — сказал он.

— Как, еще раз выйти замуж?

Руки ее упали на клавиши, и аккорды слились и снова затихли в миноре. Над головой грохотали тяжелым стаккато шаги Гарри, от которых содрогался весь дом.

— Ты будешь никуда не годным мужем.

— Не буду, пока не женюсь, — возразил Хорес.

Она сказала: — Иди сюда, — и он подошел к ней, и в сумерках она показалась ему трагически юной и близкой и снова пробудила в нем щемящее чувство утраты, и он познал печальное плодородие мира и полную надежд безнадежность времени, обманывающую самое себя.

— Я хочу иметь от тебя ребенка, Хорес, — сказала она, и к эту самую минуту ее собственный ребенок прошел по коридору и робко остановился в дверях.

На мгновенье Белл превратилась в какое-то безобразное, обезумевшее от страха животное. Стремительным, грубым движением оторвавшись от Хореса, она изо всех сил ударила по клавишам, и инстинктивный порыв к самозащите охватил ее с такою безумною силой, что неотвратимо нарастающая волна отчаянного сопротивления, затопив вечерние сумерки, задела даже и Хореса.

— Поди сюда, Титания, — сказал он.

Силуэт девочки вырисовывался в дверях.

— Ну, чего тебе? — В голосе Белл явственно зазвучали нотки облегчения. — Пересядьте подальше! — зашипела она на Хореса. — Чего тебе, Белл?

Хорес отодвинулся от нее, но не встал.

— У меня есть для тебя новая сказка, — сказал он.

Но маленькая Белл все еще не двигалась с места, словно ничего не слышала, и мать сказала ей:

— Ступай играть, Белл. Почему ты вернулась? Ужин еще не готов.

— Все ушли домой, — отвечала девочка, — мне не с кем играть.

— Тогда отправляйся на кухню и поболтай с Рейчел, — сказала Белл, снова резко ударив по клавишам. — Ты до смерти мне надоедаешь, слоняясь без дела по дому.

Девочка постояла еще немного, потом послушно повернулась и ушла.

— Пересядь подальше, — еще раз повторила Белл.

Хорес сел на стул, и Белл опять заиграла — громко, быстро, с каким-то холодным остервенением. Над головой снова раздался топот Гарри — они с гостем теперь спускались по лестнице. Гарри что-то говорил, потом голоса удалились и смолкли. Белл продолжала играть; в темной комнате все еще витал слепой порыв к самозащите — так судорога мышцы держится еще долгое время после того, как исчез вызвавший ее импульс страха. Не оборачиваясь, Белл спросила:

— Ты останешься ужинать?

— Нет, — отвечал он, внезапно возвращаясь к действительности.

Она не встала вместе с ним, не повернула головы, и он через парадную дверь вышел в поздние летние сумерки и увидел, что над неподвижными деревьями уже мерцает бледная звезда. На дорожке возле самого гаража стоял новый автомобиль Гарри. Сам Гарри копался в моторе, а дворецкий — он же садовник, он же конюх — держал над его нависшей, словно утес, головой переносную лампу, освещавшую мягким синеватым сиянием склоненную спину Гарри, а также его дочь и Рейчел, которые, держа в руках инструменты и извлеченные из чрева автомобиля детали, с сосредоточенным вниманием на несхожих лицах стояли рядом с ним. Хорес зашагал домой. Не успел он дойти до угла, где ему надо было сворачивать, как уличные фонари зашипели, мигнули, погасли и снова вспыхнули под сводами листвы на перекрестках.

В этот вечер состоялся концерт маленькой Белл — кульминационный пункт ее музыкального учебного года. В течение всего вечера Белл ни разу на него не взглянула, не сказала ему ни слова — даже в прощальной суматохе у дверей, когда Гарри пытался зазвать его наверх выпить стаканчик на сон грядущий и когда он на мгновенье ощутил ее близость и почувствовал крепкий запах ее духов. Она не сказала ему ни слова даже и тогда, и он наконец отодвинул Гарри в сторону, закрыл дверь, за которой осталась маленькая Белл и полированный купол Гарри, шагнул в темноту и убедился, что Нарцисса его не дождалась. Она была уже на полдороге к улице.