Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1) Страница 45

Появление полковника Ньюкома произвело сенсацию в городе. "Синие" так же рьяно обсуждали его в "Косуле", как непреклонные либералы в "Королевском Гербе". Мистер Спирс, управляющий сэра Брайена, не знал, как ему себя вести, и со следующей вечерней почтой запросил об этом хозяина. Преподобный Балдерс, доктор богословия и местный пастор, завез полковнику свою визитную карточку.

А между тем не дела и не корысть, а только любовь и признательность привели Томаса Ньюкома в город его отцов. Отобедав, наши путешественники в сопровождении конюха, относившего их записку, двинулись к скромному домику, в котором обитала подруга детства Томаса Ньюкома. Добрая старушка заложила очками Библию и кинулась на грудь своему мальчику — мальчику, которому шло уже на шестой десяток. Но еще больше и нежней целовала и обнимала она Клайва. Она с трудом узнавала полковника с этими усищами, а Клайв был точной копией милого ее сердцу юноши, что покинул ее без малого сорок лет назад. И чем нежнее прижимала она к себе мальчика, тем живее вставали в ее памяти дни, когда они с Томми были вместе. Добрая женщина без конца рассказывала про своего любимца, про то, какой пригожий он был в детстве и какой шалун. Настоящее представлялось ей как в тумане, зато прошлое виделось ясно и отчетливо. Когда, не переставая болтать, они уселись вокруг сверкающего белизной чайного стола, возле которого суетилась аккуратная служаночка, — щедрость полковника позволяла его няне держать помощницу, — милая старушка попросила Клайва сесть рядом с ней. В этом сладком, благоговейном забытьи ей то и дело чудилось, будто это он — ее питомец, а вовсе не тот сидящий насупротив служака с бронзовым лицом, поредевшей шевелюрой и грустными глазами. Ведь он почти половину отпущенного людям века провел вдали от нее, но где бы он ни был, здоров он был или болен, в опасности или в печали, ему днем и ночью сопутствовали ее простодушная любовь и молитва. Нет, не напрасно прожил свою жизнь тот, кто заслужил такую любовь! Так возблагодарим же судьбу за то, что иным из нас даровано это велико* чувство. Поистине, в нем есть нечто божественное, и ангелы небесные, наверно, ликуют, любуясь им.

Поскольку никаких дел у полковника не было, он, разумеется, постоянно куда-то спешил и нигде подолгу не задерживался. Он пробудет здесь не более двух дней и назавтра, в воскресенье, почтительно поведет свою милую старую нянюшку в церковь. То-то будет для нее праздник! Вот она идет со своим полковником и его красавцем-мальчуганом, мистер Хикс, викарий, поглядывает на Томаса, сам преподобный доктор Балдерс смотрит на него с кафедры, а прихожане все оборачиваются и, конечно, перешептываются: что это, мол, за статный офицер с прелестным юношей сидят в церкви возле миссис Мейсон, а потом заботливо провожают ее домой? Субботу и воскресенье проведет полковник со славной старушкой, а в понедельник двинется в обратный путь: во вторник ему надобно быть в Лондоне, у него там важное дело — как-никак его однополчанина, Тома Хэмилтона, будут принимать в члены Восточного клуба. Может ли полковник пропустить такое событие?! Он покидает "Королевский Герб", проходит между двумя рядами слуг, выстроившихся до самой кареты, — горничные нежно на него поглядывают, лакеи улыбаются, конюхи кланяются, услужливый Тэплоу захлопывает за ним дверцу кареты, и в тот же вечер распивочная объявляет его "молодцом"; к исходу следующего дня все жителя этого делового города знают о приезде в отбытии Томаса Ньюкома, хвалят его за доброту и благородство и, без сомнения, сравнивают с титулованным братом, каковой совсем на него не похож и с некоторых пор известен в городе своих отцов под насмешливой кличкой "Хрюком".

Славной старушке Мейсон предстоит посетить и принять множество людей, и каждый, разумеется, будет восторженно обсуждать с ней блистательное появление полковника. Миссис Мейсон станет показывать свою новую индийскую шаль и роскошную Библию, напечатанную крупным шрифтом и снабженную трогательной надписью: "От Томаса Ньюкома его дорогому давнему другу"; а ее служанка вынесет гостям посмотреть полученное ею в подарок платье. Викарий полюбуется Библией, миссис Балдерс восхитится шалью, а простодушные знакомые нашей старушки, гуляя в воскресенье у величественных ворот Ньюком-парка, увенчанных новеньким баронетским гербом, витых, золоченых и запертых на засов, всякий раз будут рассуждать про милейшего полковника и его черствого брата. Разве сэр Брайен навещал когда-нибудь бедных старушек или хоть освободил кого-нибудь от арендной платы? Бедным только и помощи от Ньюком-парка, что несколько тонких одеял, горсточка угля да билетики на похлебку. А уж как богат-то полковник!.. Слава богу, тридцать пять лет без малого прожил в Индии, что там у баронета, — капля в море по сравнению с ним! Добрейший, богатейший, лучший из людей, — вот каков наш полковник. Все эти обстоятельства и порожденные ими толки безусловно "вдохновили красноречивое перо "Любопытного" на саркастическую заметку в "Ньюком индепендент", которую мы прочли из-за плеча сэра Брайена в предыдущей главе.

Можете не сомневаться и в том, что Томас Ньюком вскоре после своего приезда в Англию нанес также визит и добрейшей мисс Ханимен в Брайтоне. Завистник Голер, хмуро глянув однажды из окна своей гостиной, на котором засиженный мухами билетик по-прежнему возвещал о наличии свободных комнат, испытал новое унижение: перед дверьми мисс Ханимен остановилась желтая почтовая карета, высадила двух джентльменов и, пренебрегши апартаментами мистера Голера, повезла их слугу и вещи куда-то в другое место. Пока этот бедняга проклинал свою горькую судьбу и с еще большим ожесточением — счастливую судьбу мисс Ханимен, эта достойная маленькая особа торжественно приняла полковника и заключила его в свои сестринские объятия. Гостю была представлена верная ключница Ханна, и он пожал ей руку. Полковник прекрасно знал Ханну: он и недели не прожил на родине, как уже успел получить в подарок корзину с несколькими банками варенья и копченым языком ее изготовления. А в тот же вечер, когда слуга Томаса Ньюкома распаковал в соседней гостинице его пожитки, Ханна завладела одной из сорочек полковника: они с хозяйкой давно сговорились сшить своему благодетелю дюжину новых сорочек.

Все подарки, какие Ньюком когда-либо посылал из Индии своей преданной свояченице, были вынуты из сундуков, где они хранились завернутые в хлопчатую бумагу и пересыпанные лавандой. Стоял жаркий июньский день, но мисс Ханимен все равно накинула на плечи свою огненно-красную кашмировую шаль; у ворота она приколола огромную брошь с изображением гробницы Тадж Махал в Агре, а браслеты, о которых она обычно говорила: "Туземцы, как я слышала, носят их на ногах, душечка", — украшали поверх рукавов ее худые старческие руки, дрожавшие от счастья, когда их ласково пожимал лучший из полковников. А как они потрудились нынче утром, эти руки! Какие сбивали кремы! И что за триумф кондитерского искусства являли собой ее пироги! Полковник и десяти минут не пробыл в доме, как на столе уже стояли ее прославленные телячьи: котлеты. Весь дом был по-праздничному убран в честь его приезда. Мистер Кун — обходительный иностранец от жильцов со второго этажа — приготовил какое-то французское кушанье. Салли стояла на часах: ей надлежало, едва только перед домом остановится карета полковника, бросить котлеты на сковородку. Глаза вашей доброй хозяйки сияли, а голос ее и милые старческие руки дрожали, когда, подняв стакан искристой мадеры, она провозгласила тост за здоровье полковника.

— И будьте покойны, дражайший полковник, — сказала мисс Ханимен, кивая головкой, украшенной каким-то сооружением, которое все топорщилось кружевами и бантами, — будьте покойны, нам не придется пить за вас плохое вино!

Вино было из его посылок. Тут же красовались его китайские каминные экраны, рабочая шкатулка сандалового дерева, костяной ящичек для карт, а также предмет восторгов маленького Клайва и главное украшение старушкиной гостиной — чудесные резные шахматы из белой и розовой слоновой кости в виде маленьких сипаев и мандаринов, с башнями на слонах, розовым Георгом III и его королевой на одной стороне доски и белым китайским богдыханом и богдыханшей на другой.

Маленькое пиршество, устроенное мисс Ханимен, было признано верхом совершенства; когда же с едой было покончено, у дверей послышался топот детских ножек, и в гостиной появились: во-первых, рослая няня с младенцем, так и плясавшим у нее на руках; во-вторых и в-третьих, две девочки в белых платьицах, панталончиках, с длинными локонами, голубыми глазами и такими же голубыми бантами в волосах; в-четвертых, маленький Элфред, уже вполне оправившийся от болезни, и, в-пятых, державшая его за руку и красневшая, как роза, мисс Этель Ньюком.

За церемониймейстера была ухмылявшаяся Ханна. "Ньюкомовы детки в гости к полковнику, с вашего позволения, мэм!.." — объявила она, учтиво приседая, и, расправив на себе новый шелковый передник, кивнула мистеру Клайву с видом сообщницы. Ханна тоже была во всем новом, и платье ее так и хрустело и шуршало в честь полковника. Мисс Этель, не переставая краснеть, подошла к дядюшке, и наш честный служака тоже весь зарделся, вставая ей навстречу. Поднялся с места и мистер Клайв, чтобы обнять крошку Элфреда: они были большими друзьями. Стоя у стола, Клайв улыбнулся и поклонился Этель, продолжая при этом уплетать имбирные пряники. А полковник Томас Ньюком и его племянница мигом влюбились друг в друга, точь-в-точь как принц Камаральзаман и китайская принцесса.