Кнут Гамсун - В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу (пер. Лютш) Страница 5

Ради любви своей…

Въ Воронежѣ воздвигнутъ ему памятникъ.

Кавалергардъ и дама съ брилліантовыми кольцами растворили у себя дверь отъ жары. Я вижу ихъ въ купэ, они уже встали и совершенно готовы, но у обоихъ грустныя лица. Маленькая супружеская ссора, думаю я. Но, немного спустя, я уже измѣняю свое мнѣніе, они шепчутся между собою по-французски и обращаются другъ съ другомъ на глазахъ у всѣхъ съ большою нѣжностью. Когда офицеръ хочетъ выйти, дама вдругъ задерживаетъ его на мгновеніе, наклоняетъ къ себѣ его голову и цѣлуетъ его. Оба они улыбаются другъ другу; имъ кажется, словно они одни въ цѣломъ поѣздѣ. Нельзя себѣ вообразить лучшихъ отношеній. Тотчасъ видно, что они обвѣнчались недавно.

Я замѣчаю, что свѣча въ купэ цѣлую ночь капала стеариномъ на мою куртку.

Я дѣлаю это открытіе слишкомъ поздно, внѣшность моя въ значительной степени пострадала, и я принимаюсь соскребать стеаринъ карманнымъ ножичкомъ и собственными ногтями. Утѣшительно было бы, если бы стеаринъ закапалъ по крайней мѣрѣ не меня одного, но инженеръ, этакій шельма, разумѣется, не повѣсилъ своей куртки подъ другой фонарь.

Мнѣ удается поймать человѣка изъ поѣздной прислуги, и я увѣряю его на различныхъ языкахъ, что со мною нужно что-нибудь сдѣлать, а человѣкъ усерднымъ киваньемъ даетъ мнѣ понять, что вполнѣ согласенъ со мною. Тогда, я отпускаю его. Само собою разумѣется, я вполнѣ увѣренъ, что онъ вернется тотчасъ же, чтобы привести меня въ порядокъ. Я уже вижу его въ своемъ воображеніи снабженнымъ различными жидкостями, горячими утюгами, шерстяными тряпочками, пылающими угольями и щетками.

Подлѣ меня стоитъ черкесскій офицеръ, внѣшность котораго такова: на немъ лакированные сапоги съ отворотами, въ которые вправлены обширные шаровары и коричневый со многими складками кафтанъ, перетянутый кожанымъ поясомъ. Спереди за поясомъ торчитъ наискось длинный кинжалъ, рукоятка котораго блещетъ чеканкой и позолотой. Наискось же поперекъ груди выглядываютъ кончики восемнадцати круглыхъ металлическихъ штучекъ, нѣчто въ родѣ наперстковъ съ гранатнымъ донышкомъ. Это фальшивые патроны. На головѣ у него барашковая шапка.

Мимо проходятъ армянскіе евреи. Это богатые купцы, которыхъ, повидимому, не удручаетъ никакая земная нужда. На нихъ кафтаны изъ чернаго шелковаго атласа съ поясами, окованными золотомъ и серебромъ. Двое изъ евреевъ очень красивы, но одинъ юноша ѣдущій съ ними, и лицомъ и тонкой фигурой напоминаетъ кастрата. Я испытывалъ очень противное впечатлѣніе, видя, что его спутники обращались съ нимъ совсѣмъ, какъ съ дамой. По Россіи и Кавказу ѣздятъ взадъ и впередъ много такихъ евреевъ торговцевъ. Они ввозятъ въ горы товары изъ большихъ городовъ и забираютъ оттуда у жителей горъ ткани и ковры для крупныхъ центровъ,

Поѣздъ снова трогается. Мы дѣлаемъ крутой поворотъ, и минутъ двадцать большой городъ Воронежъ со своими тысячами домовъ, куполовъ и колоколенъ все еще виденъ въ сторонѣ. Потомъ мы ѣдемъ по полямъ, засѣяннымъ вперемежку арбузами и подсолнечниками. Дыни лежатъ на землѣ, словно большіе желтые снѣжные шары, а подсолнечники склоняются надъ ними, точно огненно-желтый лѣсъ. Подсолнечникъ разводятъ въ южной и средней Россіи ради масла. Листья цвѣтовъ обсахариваются и считаются любимымъ лакомствомъ. Повсюду можно встрѣтить людей, грызущихъ семячки цвѣтовъ подсолнечника и выплевывающихъ скорлупки. Эта же табачная жвачка, только гораздо болѣе чистая и невинная. Кондукторъ прорѣзая ваши билеты, добродушно жуетъ, жуетъ и кучеръ на козлахъ, и продавецъ за прилавкомъ, и почтальоны въ городахъ, бѣгая съ письмами изъ дома въ домъ, жуютъ сѣмячки подсолнечника и выплевываютъ скорлупки.

Далеко на горизонтѣ видно большое темное пятно, какое-то тѣло, возвышающееся надъ уровнемъ земли. Оно похоже на воздушный шаръ, стоящій покойно тамъ на полѣ и не поднимающійся кверху. Намъ поясняютъ, что это большое дерево, отъ котораго намъ видна одна верхушка. Оно зовется на десятки верстъ кругомъ просто «деревомъ».

Мы въѣзжаемъ въ Донскую область.

Безчисленные стога соломы и сѣна раскинуты по равнинѣ, словно пчелиные ульи, тамъ и сямъ тихо стоятъ вѣтряныя мельницы, стада почти неподвижно пасутся. Время отъ времени я пытаюсь сдѣлать хотя приблизительный подсчетъ животныхъ, и поступаю для этого слѣдующимъ образомъ: сначала, по возможности точно отсчитываю пятьдесятъ штукъ и соображаю, какъ велико пространство, занимаемое ими на полѣ, потомъ окидываю взоромъ и откладываю равное первому, на обоихъ вмѣстѣ помѣщается такимъ образомъ сто головъ скота. Тогда отсчитываю я уже пространство по сотнѣ штукъ скота, при чемъ прибавляю или убавляю тамъ, гдѣ скотъ стоить тѣснѣе или рѣже. Такимъ образомъ, я прихожу къ заключенію, что стада эти состоятъ изъ тысячи быковъ, коровъ и телятъ, а иногда и болѣе. Два или три пастуха стерегутъ скотъ, держа въ рукахъ длинныя палки; они одѣты въ овчинные полушубки, несмотря на яркое солнце и, вѣроятно, большую часть времени стоятъ безъ дѣла, находясь къ тому же еще и безъ собакъ. Я вспоминаю невольно о жизни на Техасскихъ пастбищахъ, гдѣ пастухи всегда ѣздятъ верхомъ, готовые каждую минуту отражать съ револьверомъ въ рукахъ нападенія на ихъ скотъ сосѣднихъ пастуховъ. Правда, я не испыталъ этого самъ; раза два я пробовалъ получить мѣсто «cowboy'я», но получалъ отказъ по разнымъ причинамъ. Кстати, относительно близорукости: я вижу теперь гораздо лучше, чѣмъ десять лѣтъ тому назадъ. Однако ночью, сидя при лампѣ, я начинаю постепенно смотрѣть все хуже и хуже. Въ концѣ-концовъ мнѣ, вѣроятно, останется только прибѣгнуть въ выпуклымъ стекламъ, а тамъ наступитъ и время очковъ и книги псалмовъ.

Станція Колодезная. Цѣлая толпа пестро наряженныхъ женщинъ подходитъ къ поѣзду; на нихъ такъ много краснаго и синяго, что съ поѣзда онѣ кажутся похожими на цѣлое поле маковъ и васильковъ, устремившееся къ намъ. Онѣ продаютъ фрукты, и мы принимаемся покупать виноградъ. Я хочу закупить невѣроятное количество винограду, чтобы сдѣлать добрый запасъ; но инженеръ отсовѣтываетъ мнѣ это; теперь время винограднаго сбора, и чѣмъ ближе будемъ мы подъѣзжать къ Кавказу, тѣмъ лучше будетъ виноградъ. Женщины замѣчаютъ, что инженеръ удерживаетъ меня отъ покупки у нихъ, но, несмотря на это, продолжаютъ охотно говорить съ этимъ человѣкомъ, умѣющимъ объясняться на ихъ языкѣ и разсказываютъ ему всякую всячину. Это сильныя, здоровыя крестьянки съ загорѣлыми лицами, черными волосами и вздернутыми носами. Глаза у нихъ темные. На голову и шею, по случаю воскресенія, онѣ надѣли красные и голубые платки, также нарядились въ красныя и синія юбки. Большая часть въ овчинныхъ шубкахъ, шерстью внизъ, на иныхъ суконныя съ мѣховой опушкой. Но, несмотря на то, что онѣ наряжены въ мѣхъ, ихъ красивые ноги босы.

Начинается степь, но около поселковъ еще видны группы липъ или ивъ. Стаи гусей ходятъ по степи и щиплютъ траву, я насчитываю ихъ до четырехсотъ въ большой стаѣ. Ближайшіе оборачиваются къ поѣзду и вытягиваютъ къ намъ шеи. Все тихо и мирно: сегодня воскресенье. Вѣтряныя мельницы не работаютъ, время отъ времени до насъ доносится звонъ колоколовъ. Мы видимъ часто людей, идущихъ группами. Это, навѣрно, богомольцы, отправляющіеся въ церковь, и болтающіе по дорогѣ о своихъ житейскихъ дѣлахъ; они болтаютъ совсѣмъ точно также, какъ люди, идущіе въ церковь, тамъ у насъ, на родинѣ. Въ селеніяхъ, мимо которыхъ мы проѣзжаемъ, дѣти киваютъ намъ, а куры бѣгаютъ взадъ и впередъ, словно отъ этого зависитъ ихъ жизнь.

Я кланяюсь офицеру, который хотѣлъ быть нашимъ спутникомъ по Кавказу, но онъ отвѣчаетъ гордо и холодно. Потомъ вдругъ узнаетъ меня и протягиваетъ мнѣ обѣ руки… Начался разговоръ. Какъ же я спалъ? Скверныя условія для спутниковъ въ Россіи, не такъ ли?.. Итакъ, только недѣльку во Владикавказѣ, а тамъ онъ пріѣдетъ, ему нельзя обойтись безъ Пятигорска, тамъ есть дамы, прелесть! Его іудейская физіономія невыносима, и онъ самъ помогаетъ мнѣ уклониться отъ него. Онъ скоро замѣчаетъ мою холодность и молчаніе и въ отместку заговариваетъ съ другими, словно не видя меня, благодареніе Богу.

Во всѣхъ купэ принимаются заваривать чай и курить; курятъ также и многія дамы. На станціяхъ добываютъ кипятокъ, чайники есть у самихъ пассажировъ; цѣлый день до поздняго вечера чаепитіе въ полномъ ходу.

Уже одиннадцать часовъ, солнце въ купэ начинаетъ дѣлаться несноснымъ. Мы открыли вентиляторъ въ потолкѣ и на половину спустили окно. Да, но какая пыль!

Въ двѣнадцать часовъ пріѣзжаемъ на маленькую станцію по имени Подгорная. Здѣсь видимъ мы на песчаной дорогѣ форейторовъ, солдатъ, пустой экипажъ, украшенный цвѣтами и запряженный четверней, дальше отрядъ казаковъ верхомъ на лошадяхъ, направляющійся къ станціонному зданію. Подлѣ идутъ пѣшкомъ генералъ и молодой офицеръ, оба въ формѣ. У станціи экипажи, отрядъ и солдаты останавливаются какъ разъ въ тотъ моментъ, какъ подходитъ поѣздъ.