Трактир «Ямайка». Моя кузина Рейчел. Козел отпущения - Дафна дю Морье Страница 54

Неизвестно, как дело было поставлено прежде, но этой ночью в их действиях не видно было слаженности. Они хватали что попало, безумные и пьяные, ошалевшие от неожиданного успеха, — собаки, бегущие за своим хозяином, который сегодня был триумфатором. Остальные следовали за дядей, когда он, голый, возвышаясь над всеми как великан, бегал среди бурунов, и вода ручьями стекала с его тела.

Начался отлив, вода отступила, и в воздухе повеяло холодом. Огонек, который раскачивался над ними на утесе, все еще плясал на ветру, как старый насмешник, чьи шутки давно всем надоели, только теперь он побледнел и потускнел. Вода приобрела серый цвет, посерело и небо. Сперва никто не заметил этой перемены: они все еще неистовствовали и были поглощены своей добычей. Но вот Джосс Мерлин поднял свою огромную голову, понюхал воздух и оглянулся, пристально всматриваясь в четкий контур утесов в ускользающей темноте; и вдруг он закричал, призывая остальных к тишине, указывая на побледневшее небо, сделавшееся свинцово-серым.

Бандиты вначале замерли, оглядывая обломки крушения, которые вздымались и опускались в морской купели и ждали, чтобы их вытащили и подобрали; потом все разом повернулись и побежали по берегу по направлению к оврагу, молча, с лицами серыми и испуганными в разливающемся свете. Они сегодня припозднились. Успех вскружил им голову. Рассвет застал бандитов врасплох, и, промедление грозило разоблачением. Мир вокруг пробуждался: ночь, их былой сообщник, больше не прикрывала их.

Джосс Мерлин сорвал мешковину с ее рта и поднял Мэри Йеллан на ноги. Видя, что она совершенно обессилена и не держится на ногах, трактирщик на чем свет стоит ругал племянницу, оглядываясь на скалы, очертания которых с каждой минутой вырисовывались все четче. Потом он нагнулся к Мэри, которая опять упала на землю, и, как мешок, перебросил ее через плечо. Голова девушки беспомощно болталась, руки безжизненно висели, и она чувствовала, как пальцы дяди впились в ее израненный бок, оставляя на нем новые синяки, к тому же ныло все тело, онемевшее от долгого лежания на гальке. Он бежал с ней вверх по берегу по направлению к оврагу; его спутники, уже охваченные паникой, грузили остатки трофеев, награбленных на берегу, на спины трех привязанных там лошадей. Их движения были лихорадочны, они действовали необдуманно и суетливо, а трактирщик, протрезвевший и неожиданно оказавшийся без дела, ругал и стращал своих товарищей без всякой пользы. Экипаж застрял посередине оврага, и все попытки вытащить его оказались безрезультатными; эта внезапная неудача усилила панику, повергнув всех в бегство. Бандиты врассыпную бросились по дороге, забыв обо всем, каждый теперь думал только о своей шкуре. Рассвет был врагом, от которого легче скрыться в одиночку, спрятавшись в ущелье или за кустами, чем на дороге вместе с пятью-шестью товарищами. Здесь, на берегу, где все знали друг друга в лицо, чужаки сразу вызывали подозрение, не говоря уж о большой компании. Однако браконьер, бродяга или цыган вполне мог незамеченным проскользнуть какими-нибудь тропами. Этих дезертиров проклинали те немногие, кто остался вытаскивать экипаж, который из-за неумелых торопливых действий в конце концов опрокинулся и завалился набок, с отлетевшим колесом.

После этой последней катастрофы начался сущий ад. Все кинулись к телеге, которая стояла чуть дальше в овраге, и к уже перегруженным лошадям. Кто-то, подчиняясь главарю, поджег сломанный экипаж, представлявший для них вопиющую опасность, за этим последовала отвратительная свалка — схватка за телегу, которая все еще могла увезти их прочь от берега: дрались не на жизнь, а на смерть, камнями выбивали друг другу зубы, резали глаза битым стеклом.

Те, у кого были пистолеты, теперь обладали преимуществом, и трактирщик рядом со своим единственным союзником — Гарри-разносчиком — стоял спиной к телеге и стрелял в этот сброд, охваченный ужасом перед погоней, которая должна была начаться с наступлением дня, и теперь смотревший на него как на врага, вероломного главаря, навлекшего на них погибель. Первый выстрел был мимо, и пуля попала в мягкий склон оврага; но один из противников, воспользовавшись возможностью, порезал трактирщику глаз осколком кремня. Джосс Мерлин ответил обидчику вторым выстрелом, угодив ему в живот, и, пока тот, смертельно раненный, корчился в грязи, среди своих товарищей, визжа как заяц, Гарри-разносчик попал другому в глотку; пуля пробила дыхательное горло, и кровь брызнула фонтаном.

Это помогло трактирщику отвоевать телегу, потому что при виде крови и умирающих товарищей остальные бунтовщики растерялись и запаниковали: все как один повернулись и стали удирать, словно крабы, по извилистой дороге, думая только о том, чтобы оказаться на безопасном расстоянии от своего недавнего главаря. Трактирщик с дымящимся пистолетом прислонился к телеге; из пореза над глазом хлестала кровь. Теперь, оставшись одни, они с разносчиком не теряли времени даром. Всю добычу, которую бандиты подобрали и снесли в овраг, они побросали в телегу рядом с Мэри — всякий хлам, бесполезный и грошовый; главные трофеи остались на берегу. Грабители не рискнули пойти за ними, потому что там хватило бы работы для дюжины человек, а предрассветные сумерки уже рассеялись, как и туман. Нельзя было терять ни минуты.

Двое убитых валялись на дороге рядом с телегой. Дышат они еще или нет — не обсуждалось: их тела были уликой, и их надо было уничтожить. Гарри-разносчик отволок их в огонь. Костер горел хорошо; экипаж почти догорел, только одно огненно-красное колесо торчало над обугленными обломками.

Джосс Мерлин запряг оставшуюся лошадь, и, не говоря ни слова, оба забрались в телегу и тронулись с места.

Лежа на спине, Мэри смотрела, как по небу плывут низкие облака. Темнота рассеялась; утро было влажное и хмурое. Девушка все еще слышала шум волн, далекий и уже не такой назойливый, море выплеснуло всю свою ярость и теперь отступало вместе с отливом.

Ветер тоже стих; высокие стебли травы по краям оврага были неподвижны, и тишина спустилась на берег. В воздухе пахло влажной землей и репой, туманом, который всю ночь лежал на земле. Облака слились с серым небом. И снова капельки дождя начали падать на лицо Мэри и на ее раскрытые ладони.

Колеса телеги проскрипели по неровному проселку и, повернув направо, выехали на более гладкую, посыпанную гравием дорогу, которая шла на север между низкими живыми изгородями. Издалека, через поля и пашни, донесся веселый перезвон колоколов, неожиданный и нестройный в утреннем воздухе.

Внезапно Мэри вспомнила: сегодня Рождество.