Марио Льоса - Вожаки Страница 6

— Мы сможем сдержать их?

— Что? — Ему стоило труда открыть рот, он уставал все больше.

— Мы сможем сдержать Начальную?

— Думаю, да. Все может быть.

— Смотри.

В центре площади, у фонтана, Леон, Амайа и Райгада говорили с группой малышей, их было пять или шесть. Обстановка казалась спокойной.

— Повторяю, — говорил Райгада, высовывая язык. — Идите к реке. Уроков не будет, уроков не будет. Ясно? Или вам наглядно изобразить?

— Ага, — сказал один, курносый. — Только в красках.

— Послушайте, — сказал им я. — Сегодня в школу никто не войдет. Мы идем к реке. Будем играть в футбол — Начальная против Средней. Идет?

— Ха-ха, — довольно засмеялся курносый. — Мы вас обыграем, нас больше.

— Посмотрим. Идите туда.

— Я не хочу, — дерзко возразил чей-то голос. — Я пойду в школу.

Это был четвероклассник, худой и бледный. Его длинная шея торчала, как ручка швабры, из военной рубашки, слишком широкой для него. Он был старостой. Смутившись от своей храбрости, он отступил назад на несколько шагов. Леон подбежал к нему и схватил за руку.

— Ты не понял? — Он приблизил свое лицо к лицу мальчика и стал на него кричать. (Какого черта Леон испугался?) — Ты не понял, козявка? Никто не войдет. Иди давай.

— Не толкай его, — сказал я. — Он сам пойдет.

— Не пойду! — закричал тот. Он задрал голову и смотрел на Леона с ненавистью. — Не пойду! Я не хочу бастовать.

— Заткнись, дурак! Кто хочет бастовать? — Леон казался очень взвинченным. Он сжимал изо всех своих сил руку старосты. Эта сцена забавляла его товарищей.

— Нас могут исключить! — Староста обратился к маленьким, было заметно, что он напуган и взволнован. — Они хотят бастовать, потому что им не дают расписания, они должны будут сдавать экзамены без подготовки, заранее не зная когда. Думаете, я не знаю? Нас могут исключить. Ребята, пойдемте в школу.

Мальчишки удивились. Они переглядывались уже без смеха, пока тот продолжал ныть, что их исключат. Он плакал.

— Не бей его! — закричал я слишком поздно: Леон уже ударил его по лицу, не сильно, но мальчик принялся дрыгать ногами и кричать.

— Точно козленок, — заметил кто-то.

Я посмотрел на Хавьера. (Он уже прибежал.) Он поднял мальчика и тряс его за плечи, словно тюфяк. Стал уводить его. Многие, хохоча, отправились за ним.

— К реке! — закричал Райгада.

Хавьер это услышал, потому что свернул со своей ношей на проспект Санчеса Серро,[22] ведущий к Набережной.

Толпа, окружавшая нас, росла. Одни сидели на поребрике и на сломанных скамейках, другие, скучая, бродили по узким асфальтированным дорожкам парка, но, к счастью, никто не пытался войти в школу. Разбившись попарно, мы, десять уполномоченных охранять главную дверь, пытались воодушевить их:

— Они обязаны дать расписание, ведь иначе они нас завалят. И вас тоже, когда придет ваш черед.

— Они идут и идут, — сказал мне Райгада. — Нас мало. Они могут смести нас, если захотят.

— Если мы задержим их на десять минут, дело выгорит, — сказал Леон. Придет Средняя, и тогда мы погоним их к реке пинками.

Внезапно один мальчик истерично закричал:

— Они правы! Они правы! — И обращаясь к нам с драматическим видом: — Я с вами.

— Молодец! Очень хорошо! — захлопали мы. — Это по-мужски.

Мы похлопали его по спине, обняли.

Пример оказался заразительным. Кто-то крикнул: «Я тоже. Вы правы». Начался спор. Мы льстили наиболее бойким, ободряя их: «Так держать, козявка. Ты не какая-то там тряпка».

Райгада влез на фонтан. Он держал пилотку в руке, слегка размахивая ею.

— Давайте договоримся, — воскликнул он. — Будем вместе?

Его окружили. Прибывали все новые группы учеников, некоторые из пятого Средней школы; вместе с ними, пока Райгада говорил, мы встали стеной между фонтаном и дверью школы.

— Это есть солидарность, — говорил он. — Солидарность. — Он замолчал, как будто бы закончил, но через секунду развел руки и провозгласил: — Не дадим свершиться беззаконию!

Ему зааплодировали.

— Идем к реке, — сказал я. — Все.

— Ладно. Вы тоже.

— Мы пойдем позже.

— Все вместе или никто, — произнес тот же голос. Никто не двинулся с места.

Хавьер вернулся. Он был один.

— Все спокойно, — сказал он. — Мы взяли у одной женщины ослика. И они распрекрасно веселятся.

— Время, — спросил Леон, — скажите, который час?

Было два.

— В половину третьего уходим, — сказал я. — Пусть кто-то один останется, чтобы предупредить опоздавших.

Вновь пришедшие растворялись в массе малышей, легко поддавались убеждению.

— Это опасно, — сказал Хавьер. Его голос звучал как-то странно: неужели он боялся? — Это опасно. Мы уже знаем, что будет, если директору вздумается выйти. Прежде чем он откроет рот, мы окажемся в классе.

— Да, — сказал я. — Пусть отправляются. Нужно их подбодрить.

Но никто не желал двигаться. Чувствовалось напряжение, ожидалось, что с минуту на минуту что-то произойдет. Леон стоял рядом со мной.

— Средняя школа свое дело сделала, — сказал он. — Посмотри. Пришли только часовые, что стояли на дверях.

Не прошло и секунды, как мы увидели учеников Средней, которые шли большими шумными группами, смешиваясь с волной малышей. Они обменивались шутками. Хавьер рассвирепел.

— Вы что? — сказал он. — Что вы здесь делаете? Вы куда?

Он обращался к тем, кто был ближе; впереди них шел Антенор, староста второго класса Средней школы.

— Ух ты! — Антенор казался очень удивленным. — Да разве мы хотим войти? Мы пришли помочь вам.

Хавьер подскочил к нему и схватил за ворот.

— Помочь! В форме? И с книжками?

— Молчи, — сказал я. — Отпусти его. Никаких ссор. Через десять минут идем к реке. Собралась почти вся школа.

Площадь была заполнена целиком. Учащиеся были спокойны. Никто не спорил. Некоторые курили. По проспекту Санчеса Серро двигались многочисленные машины, которые снижали скорость, проезжая площадь Мерино. Из грузовика какой-то мужчина, приветствуя нас, крикнул:

— Молодцы, парни. Не сдавайтесь.

— Видишь, — сказал Хавьер. — Весь город в курсе. Представляешь лицо Ферруфино?

— Половина третьего, — прокричал Леон. — Уходим. Быстрей, быстрей.

Я посмотрел на часы: оставалось пять минут.

— Уходим, — закричал я. — Уходим к реке.

Некоторые сделали вид, что собираются идти. Хавьер, Леон, Райгада и другие тоже закричали, начали подталкивать то тех, то других. Одно слово повторялось без конца: «река, река, река».

Толпа ребят медленно начала приходить в движение. Мы перестали подзадоривать их, и, после того как смолкли наши голоса, второй раз за день я поразился полнейшей тишине. Я занервничал. Нарушил тишину криком.

— Средняя школа, назад, — указал я. — По порядку строиться…

Рядом со мной кто-то бросил на землю трубочку с мороженым, и мне забрызгало ботинки. Взявшись за руки, мы образовали живую цепь. Продвигались вперед с большим трудом. Никто не сопротивлялся, но все шли очень медленно. Чья-то голова почти упиралась мне в грудь. Ее владелец обернулся — как его звали? Его маленькие глаза смотрели доброжелательно.

— Твой отец тебя прибьет, — сказал он.

«Ах, — подумал я. — Мой сосед».

— Нет, — ответил я. — Еще поглядим. Подталкивай.

Мы покинули площадь. Огромная колонна занимала всю ширину проспекта. Впереди, через два квартала, из-за голов без пилоток виднелась зелено-желтая балюстрада и большие рожковые деревья Набережной. Между ними, как белые точки, песчаники.

Первым, кто что-то услышал, был Хавьер, который шагал рядом со мной. В его узких глазах внезапно появился испуг.

— Что случилось? — спросил я.

Он мотнул головой.

— Что случилось? — закричал я. — Что ты там услышал?

В этот момент я увидел парня, одетого в форму, который решительно направлялся к нам по площади Мерино. Крики вновь пришедшего смешались у меня в ушах с криком, поднявшимся в тесных колоннах ребятишек, он был похож на крик замешательства. Мы, идущие в последней шеренге, оплошали. На долю секунды мы потеряли бдительность, ослабили руки — кое-кто высвободился. Мы оказались отброшенными назад, разрозненными. На нас двигались сотни тел, бегом, с истерическими криками.

— Что происходит? — закричал я Леону.

Он на бегу указал куда-то пальцем.

— Это Лу, — произнес кто-то мне на ухо. — Что-то там случилось. Говорят, измена.

Я бросился бежать.

В тупике улицы, который был в нескольких метрах от задней двери школы, я внезапно остановился. В этот момент невозможно было что-либо разглядеть: потоки учеников в форме стекались со всех сторон и заполняли улицу своими непокрытыми головами и криками. Неожиданно в пятнадцати шагах я различил Лу, забравшегося на что-то. Его тощее тело едва выступало из тени стены, к которой он прижимался. Он был загнан в угол и наносил удары своей дубиной во все стороны. И вот я услышал его крик, перекрывающий крики, с которыми нападавшие бросали ему оскорбления и уворачивались от его ударов.