Марио Льоса - Вожаки Страница 7

— Кто подойдет? — кричал он. — Кто подойдет?

В четырех метрах от него два койота, окруженные, как и он, защищались палками, тщетно пытаясь прорвать осаду и пробиться к Лу. Среди тех, кто преследовал Лу, я увидел лица учеников Средней школы. Некоторые раздобыли камни и швыряли их, стоя, однако, на расстоянии. Вдалеке я увидел еще двух членов банды, которые в ужасе бежали: за ними гналась группа ребят с палками.

— Успокойтесь! Успокойтесь! Идем к реке.

Рядом со мной прозвучал тоскливый голос. Это был Райгада. Он почти плакал.

— Не будь идиотом, — сказал Хавьер. Он расхохотался. — Замолчи, разве ты не видишь?

Дверь была открыта, и в нее десятками решительно входили ученики. В тупик продолжали подходить все новые ребята; кое-кто из них присоединился к тем, кто окружал Лу и его койотов. Некоторым из койотов удалось объединиться. Рубашка на Лу расстегнулась — виднелась его тощая грудь, безволосая, потная и блестящая; по носу и губам бежала струйка крови. Он то и дело сплевывал и с ненавистью смотрел на ближайших противников. Только он один держал дубинку занесенной, готовый ударить. Остальные, обессилев, уже опустили их.

— Кто подойдет? Хочу увидеть лицо этого храбреца.

По мере того как учащиеся входили в школу, они надевали пилотки и прицепляли знаки различия. Постепенно группа, которая осаждала Лу, ругаясь, начала расходиться. Райгада толкнул меня локтем.

— Он говорил, что со своей бандой может разгромить всю школу, — уныло произнес он. — Почему мы оставили эту скотину одного?

Райгада отошел. Около двери, словно сомневаясь, он подал нам знак. Затем вошел. Мы с Хавьером приблизились к Лу. Он дрожал от ярости.

— Почему вы не пришли? — сказал он в бешенстве, повышая голос. — Почему вы не пришли к нам на помощь? Нас было восемь, потому что остальные…

Лу был необычайно зорок и гибок, как кошка. Он резко откинулся назад, чтобы мой кулак лишь едва задел его ухо, и, найдя точку опоры, со всей силой взмахнул своей дубинкой. Я получил удар в грудь и зашатался. Хавьер встал между нами.

— Не здесь, — сказал он. — Пойдем на Набережную.

— Пойдем, — сказал Лу. — Я проучу тебя еще раз.

— Посмотрим, — сказал я. — Пойдем.

Мы прошли полквартала медленно, потому что у меня подкашивались ноги. На углу нас остановил Леон.

— Не ссорьтесь, — сказал он. — Не стоит. Пойдемте в школу. Нам надо держаться вместе.

Лу смотрел на меня, полуприкрыв глаза. Казалось, он был смущен.

— Почему ты побил козявок? — спросил я. — Знаешь, что теперь будет с тобой и со мной?

Он не ответил ни словом, ни жестом, совсем успокоился и опустил голову.

— Отвечай, Лу, — настаивал я. — Знаешь?

— Ладно, — сказал Леон. — Постараемся вам помочь. Пожмите друг другу руки.

Лу поднял голову и посмотрел на меня огорченно. Я почувствовал его ладонь в своей, ощутил, какая она мягкая и нежная, и подумал, что мы впервые так приветствуем друг друга. Мы развернулись и пошли строем к школе. Я почувствовал на плече чью-то руку. Это был Хавьер.

ПОЕДИНОК

Как обычно по субботам мы сидели в Рио-баре,[23] пили пиво, когда в дверях появился Леонидас; по его лицу мы сразу же поняли: что-то случилось.

— Что стряслось? — спросил Леон.

Леонидас придвинул еще один стул к нашему столику.

— Умираю, пить хочу.

Я наполнил стакан до краев, так что пена выплеснулась на стол. Леонидас стал неторопливо сдувать пену, глядя, как лопаются пузырьки. Потом одним глотком осушил стакан до последней капли.

— Сегодня ночью Хусто будет драться, — сказал он странным голосом.

Какое-то время мы все молчали. Леон отхлебнул пива, Брисеньо закурил сигарету.

— Он просил вас предупредить, — закончил Леонидас. — Хочет, чтобы вы пришли.

Наконец Брисеньо спросил:

— Как это было?

— Они встретились сегодня в Катакаосе.[24] — Леонидас отер лоб и махнул рукой: с его пальцев на пол слетели капли пота. — Дальше можно не рассказывать…

— Ладно, — сказал Леон. — Они должны были подраться, лучше уж так, по всем правилам. Не надо этого бояться. Хусто знает, что делает.

— Да, — повторил Леонидас с отсутствующим видом. — Наверное, так лучше.

Бутылки опустели. Дул сильный ветер, и нам было не слышно военного оркестра, который играл на Площади. По мосту вереницей шли люди, возвращавшиеся с загородной прогулки; парочки, прятавшиеся в тени набережной, тоже начали покидать свои укрытия. Многие проходили мимо Рио-бара, некоторые заходили внутрь. Скоро вся терраса заполнилась мужчинами и женщинами — все громко разговаривали и смеялись.

— Уже почти девять, — заметил Леон. — Нам пора.

Мы вышли.

— Ладно, парни, — сказал Леонидас. — Спасибо за пиво.

— Это ведь будет у Плота? — спросил Брисеньо.

— Да. В пол-одиннадцатого Хусто будет вас ждать здесь.

Старик махнул нам рукой и пошел по проспекту Кастильи.[25] Он жил в предместье, там, где начинался пляж. Его домик стоял на отшибе, как будто часовой при городе. Мы вышли на Площадь, она почти опустела. Рядом с туристической гостиницей оживленно разговаривали какие-то парни. Проходя мимо этой группы, мы заметили среди них симпатичную девушку. Она улыбалась.

— Хромой его убьет, — сказал вдруг Брисеньо.

— Замолчи, — отозвался Леон.

Мы расстались на углу, у Церкви. Я быстро зашагал домой. Дома никого не было. Я надел комбинезон и два свитера, положил в задний карман штанов нож, завернутый в носовой платок. Уже в дверях столкнулся с женой.

— Снова из дома?

— Да. Нужно уладить одно дело.

У нее на руках спал сын.

— Тебе же рано вставать, — сказала жена. — Ты что, забыл, что по воскресеньям ты работаешь?

— Не волнуйся, — ответил я. — Я всего на несколько минут.

Я вернулся в Рио-бар и сел у стойки. Заказал пиво и сандвич, но так и не доел его: аппетит пропал… Кто-то тронул меня за плечо — это был Моисес,[26] хозяин бара.

— Насчет поединка, это правда?

— Да. У Плота. Но ты об этом лучше помалкивай.

— Я в твоих советах не нуждаюсь. Я знал обо всем еще раньше тебя. Мне жаль Хусто, но ведь он сам давно искал такого случая. А Хромой не из терпеливых, ты же знаешь.

— Мерзавец этот Хромой.

— Вы с ним раньше дружили… — начал Моисес, но осекся.

Его позвали с террасы, и он отошел; через несколько минут снова оказался рядом со мной.

— Мне пойти с вами? — спросил он.

— Нет. Сами разберемся. Спасибо.

— Ладно. Если я смогу чем-то помочь, дашь мне знать. Хусто ведь и мой друг тоже. — Он, не спросясь, отхлебнул из моей кружки. — Вчера вечером здесь был Хромой со своими. Он только и говорил что о Хусто, обещал изрубить его в куски. А я лишь молился о том, чтобы вам не пришло в голову сюда забрести.

— Хотел бы я тогда посмотреть на Хромого! Когда он в ярости, рожа у него очень смешная.

Моисес засмеялся:

— Да он на черта был похож. Он и вообще-то безобразный. Смотреть на него долго нельзя — стошнит.

Я допил пиво и вышел пройтись по набережной, но вскоре вернулся. Еще в дверях я заметил Хусто, он сидел один на террасе. На нем были кроссовки и выцветший свитер, ворот прикрывал всю шею, до самых ушей. В профиль, на темном фоне улицы, он был похож на ребенка, на женщину: таким тонким и изящным выглядело его лицо. Услышав мои шаги, он обернулся, и я увидел лиловое пятно, покрывавшее всю другую половину его лица: от угла губ до самого лба. (Некоторые говорили, что это след от удара, полученного в какой-то мальчишеской драке, но Леонидас уверял, что Хусто родился в день большого наводнения и это пятно — память об испуге его матери, увидевшей, как вода подступает прямо к дверям дома.)

— Я пришел, — сказал он. — Где остальные?

— Скоро будут. Наверное, уже идут.

Хусто посмотрел мне в глаза. Казалось, он вот-вот улыбнется, но он вдруг посерьезнел и отвернулся.

— Что у вас было сегодня вечером?

Он пожал плечами и сделал неопределенный жест.

— Мы встретились в «Затонувшей телеге». Я зашел пропустить стаканчик и лицом к лицу столкнулся с Хромым и его шайкой. Ты понял? Если бы не наш священник, мне бы просто глотку перерезали. Священник нас разнял.

— Думаешь, ты крутой, да? — крикнул Хромой.

— Покруче тебя, — крикнул Хусто.

— Успокойтесь, безумцы, — твердил священник.

— Сегодня ночью у Плота, согласен? — крикнул Хромой.

— Да, — сказал Хусто.

Вот и все.

Народу в Рио-баре почти не осталось. У стойки еще было несколько человек, но на террасе сидели только мы двое.

— Я вот принес, посмотри. — Я протянул ему свой сверток.

Хусто раскрыл нож и измерил лезвие. Оно оказалось длиной как раз в его ладонь: от ногтей до запястья. Потом достал из кармана свой нож и сравнил их.