Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж) Страница 61

Эцуко всё чаще заговаривала с матерью о том, что скоро начнутся занятия в школе и им надо торопиться домой, а то она уже не застанет Руми… Всякий раз, когда Цуруко наказывала своих детей, непривычная к этому Эцуко смотрела на тётку с таким ужасом, что Сатико стала опасаться, не отразится ли это на нервной системе девочки. Кроме того, ей не хотелось, чтобы у Эцуко сложилось превратное впечатление о Цуруко, едва ли не самой доброй из всех сестёр.

Не было ничего проще, чем отправить дочь в Асию вместе с О-Хару, но оказалось, что профессор Сугиура, к которому их направил доктор Кусида, должен был вернуться в Токио лишь в первых числах сентября. Было бы нелепо уехать домой, не дождавшись профессора, ради консультации у которого они, собственно, и затеяли всю эту поездку.

Итак, о возвращении в Асию пока не могло быть и речи. Но тогда, быть может, им стоит перебраться в гостиницу? — думала Сатико. Сама она, правда, ни разу не останавливалась в «Хамае», но со слов мужа знала, что тамошняя хозяйка когда-то служила официанткой в осакском ресторане «Харихан» и хорошо помнила её покойного отца, да и саму Сатико, в ту пору ещё «барышню». Без сомнения, их с дочерью приняли бы там как родных.

По словам Тэйноскэ, это была совсем небольшая гостиница, в своё время перестроенная из ресторанчика, постояльцев там немного и почти всё они их земляки, приезжие из Осаки, горничные тоже большей частью говорят на осакском диалекте, поэтому, поселившись там, забываешь, что находишься в Токио.

«Да, нужно поскорее перебраться туда…» — думала Сатико, но, видя, как старается сестра предупредить любое её желание, она попросту не решалась заговорить с ней об этом. Да и Тацуо проявлял редкостное радушие. «Нет, эти дети не дадут спокойно посидеть за столом», — говорил он и вёл Сатико ужинать в европейский ресторан поблизости, который, по его словам, пользовался в Токио известностью. Однажды он устроил целый пир в китайском ресторане, ради Эцуко взяв с собой и своих ребятишек.

Прежде Тацуо слыл большим хлебосолом как видно, он и поныне не утратил этого свойства, хотя до Сатико доходили слухи, что в последнее время он сделался скуповат. Впрочем, возможно, сейчас в нём снова проснулась старая привычка по-отечески опекать младших сестёр жены. Сатико не знала, что именно побуждает зятя к такому гостеприимству. Быть может, ему были неприятны разговоры о том, что отношения его со свояченицами оставляют желать лучшего, и он стремился доказать, что это не так? Во всяком случае, он считал своим домом чуть ли не каждый вечер куда-нибудь приглашать Сатико и Юкико. Где они до сих пор бывали? — говорил он. Только в дорогих заведениях вроде «Харихана» и «Цуруи». А здесь, в Сибуе, множество маленьких ресторанчиков, обслуживающих «весёлые» кварталы, но кормят там лучше, чем в самых фешенебельных ресторанах, поэтому там нередко можно встретить почтенных отцов семейств с жёнами и дочерьми. Ну как, может быть, они всё-таки рискнут составить ему компанию? Там они смогут в полной мере ощутить атмосферу Токио.

Сатико не без умиления вспоминала о том, как давным-давно, когда Тацуо только поселился в их доме на правах зятя и приёмного сына, они с младшими сёстрами из какой-то детской враждебности не упускали случая ему досадить, то и дело повергая Цуруко в слёзы своими выходками. Но теперь, зная, какой Тацуо, в сущности, незлобивый человек, и к тому же видя, что он ещё больше, чем Цуруко, старается ей угодить, она не могла позволить себе его обидеть. Сатико решила, что в данной ситуации у неё нет иного выбора, как остаться в доме сестры до тех пор, пока она не покажет Эцуко профессору Сугиуре. А после этого они сразу вернутся в Асию.

16

Так прошёл август.

Вечером первого сентября Цуруко с мужем и сёстрами ужинали одни — детей накормили раньше. За столом вспомнили о знаменитом Токийском землетрясении — оно случилось как раз первого сентября, пятнадцать лет назад, а потом как-то само собой разговор перешёл на недавнее наводнение в Асии. Сатико во всех подробностях живописала сестре с зятем злоключения Таэко и то, как её спас молодой фотограф Итакура. Самой ей, к счастью, не пришлось испытать всех этих ужасов, сказала Сатико, так что она пересказывает им лишь то, что узнала от Кой-сан…

Конечно, нелепо было бы утверждать, что этим своим рассказом Сатико накликала беду, но только в тот же вечер на Токио обрушился чудовищной силы тайфун, какого здесь не случалось уже более десяти лет. Никогда в жизни не испытывала Сатико такого страха, какой пережила за эти два или три часа.

Выросшая в западной части Японии, где редко бушуют ветры, она даже не подозревала, что ветер может обладать такой неистовой силой.

Впрочем, несколько лет назад — кажется, это было осенью тридцать четвёртого года — в её родных краях тоже пронёсся ураган, разрушивший пагоду храма Тэннодзи в Осаке и почти начисто уничтоживший лес на горе Хигасияма в Киото.

Но Асия не особенно пострадала от урагана, и, хотя Сатико довелось пережить несколько страшных минут, она была поражена, узнав из газет о стёртой с лица земли пагоде.

Однако тогдашний ураган не шёл ни в какое сравнение с тем, который бушевал теперь в Токио. Если перед ветром не устояла даже пятиярусная пагода, с замиранием сердца думала Сатико, что же будет с этим игрушечным домом?

Ураган начался ещё до того, как дети улеглись спать, часов в восемь или девять вечера, а к десяти часам он уже лютовал вовсю. Сатико поднялась к себе в комнату вместе с Эцуко и Юкико. Когда дом сильно качнуло в первый раз, Эцуко в страхе кинулась к матери.

— Юкико, иди скорее к нам, — позвала девочка и, как только Юкико примостилась рядом с ней на постели Сатико, крепко обхватила её и мать за шею.

— Не бойся, ветер сейчас, утихнет, — успокаивали Эцуко мать и тётка, но сами при каждом новом покачивании прижимались к ней всё теснее. Вскоре к ним прибежал Тэруо, спавший вместе с Тэцуо в маленькой комнатке напротив. Может быть, им лучше спуститься вниз? Там, наверное, не так опасно. Он слышал, что внизу тоже всё всполошились… В темноте Сатико не видела лица мальчика, но голос его дрожал. Чтобы не пугать Эцуко, она молчала, но втайне опасалась, что дом вот-вот рухнет. Всякий раз, как дом начинал раскачиваться, она покрывалась холодным потом, мысленно говоря себе: ну вот, это конец!

— Юкико, Эцуко, пойдёмте, вниз, — позвала она, и всё трое стали спускаться по лестнице следом за Тэруо. В этот миг налетел очередной шквал, и у Сатико замерло сердце при мысли, что дом сейчас разлетится в щепки. Ей казалось, что лестница, ступеньки которой и в обычное-то время скрипели и продавливались, словно сделанные из фанеры, с треском развалится на куски. Стены дома выгибались, точно надутые, паруса, в образовавшиеся щели вместе с ветром летели пыль и песок. В смертельном ужасе Сатико бросилась вниз, чуть не сбив с ног Тэруо. Внизу отчаяние плакали дети, на втором этаже ничего этого не было слышно из-за пронзительного завывания ветра, сопровождавшегося грозным, шелестом древесных крон, треском сучьев и грохотом несущихся в воздухе обломков жести.

Четверо младших детей во главе с Хидэо сгрудились около родителей в их спальне. Не успела Сатико устроиться рядом, как Ёсио и Масао устремились к ней и вцепились ей в плечи. Эцуко приникла к Юкико. Цуруко обеими руками прижимала к груди Умэко, а Хидэо держался за материи рукав. Мальчик вёл себя довольно странно: в промежутках, когда ветер стихал, он судорожно цеплялся за рукав Цуруко и напряжённо прислушивался. Когда же вдали снова раздавалось злобное «у-ух», он обеими руками затыкал уши и, испустив какой-то тихий, хриплый, сдавленный стон, утыкался лицом в циновку.

Четверо взрослых и семеро детей, застывшие в неподвижных позах, могли сойти за скульптурную группу, изображающую отчаяние. Неизвестно, что чувствовал в эти минуты Тацуо, но Цуруко, Сатико и Юкико окончательно смирились с мыслью, что всем им суждено погибнуть под обломками этого дома. Так наверняка и случилось бы, будь ветер хоть чуточку сильнее, а его порывы чуть-чуть продолжительнее. Спускаясь по лестнице, Сатико заметила, что с каждым новым шквалом между опорным столбом и стеной образуется зазор шириной сантиметров в пять, но тогда она подумала, что это ей просто мерещится от страха.

Теперь, оказавшись в спальне сестры, Сатико поняла, что это не был обман зрения. Более того, в тусклом свете карманного фонарика она разглядела, что ширина зазора никак не меньше пятнадцати, а может быть, даже и тридцати сантиметров. Щель зияла не всё время: когда ветер стихал, она как будто бы исчезала, когда же на дом обрушивался новый шквал, появлялась снова и при этом с каждым разом становилась всё шире. Сатико помнила, как страшно качался их осакский дом во время землетрясения в горах Минэяма, но это длилось несколько минут. И стены не ходили ходуном, как сейчас…