Эрнест Хемингуэй - Острова в океане Страница 66

Ладно, пока пусть сойдет и на этот раз. Интересно, возьмет ли она письма и прочее. Надеюсь, возьмет, и надеюсь, она не забудет дать Бойзу яичницу. Когда холодно, у него всегда разыгрывается голод.

Разыскать людей будет нетрудно, вот только как катер, выдержит ли еще рейс до ремонта. Ну один-то выдержит. Один-то наверняка выдержит. Рискнем, во всяком случае. Запасных частей у нас хватит. Удалось бы только поближе подойти, это главное. А хорошо было бы, если бы не понадобилось выходить сегодня. Наверно, хорошо было бы. Да, черта с два.

Давай разберемся. Сына ты потерял. Любовь потерял. От славы уже давным-давно отказался. Остается долг, и его нужно исполнять.

А в чем он, твой долг? В том, что ты на себя взял. А все прочее, что ты на себя брал в жизни?

Она в это время лежала на постели в большой спальне, комнате, чем-то напоминавшей «Нормандию», и кот Бойз лежал около нее. Яичницу она так и не могла съесть, а вино показалось ей безвкусным. Всю яичницу она отдала Бойзу, нарезав на маленькие кусочки, а сама выдвинула верхний ящик стола, и увидела почерк сына на голубых конвертах со штампом цензуры, и вернулась назад, и ничком бросилась на кровать.

– И тот и другой, – сказала она коту, разнеженному яичницей и теплом, исходившим от женщины, которая была рядом. – И тот и другой, – сказала она. – Скажи, Бойз, что же нам теперь делать?

Кот тихонько урчал.

– Ты тоже не знаешь, Бойз, – сказала она. – И никто не знает.

Часть третья

В МОРЕ

Они подходили к острову, где за длинной песчаной береговой полосой росли кокосовые пальмы. Бухту перегораживал риф, и сильный восточный ветер разбивал о него волны, то и дело открывая проход туда. На берегу не было ни души, а песок был такой белый, что резал глаза своей белизной.

Человек, стоявший на мостике, разглядывал берег. Вон там, казалось бы, должны быть хижины, но никаких хижин не было. Ни хижин, ни лодок в лагуне.

– Ты ведь бывал здесь раньше, – сказал он своему помощнику.

– Да.

– Разве не там должны стоять хижины?

– Там они и были. Деревня и на карте значится.

– А сейчас ее нет как нет, – сказал старший. – Лодок в зарослях тоже не видно?

– Ничего не вижу.

– Придется войти в бухту и стать на якорь, – сказал капитан. – Проход этот я знаю. Здесь раз в восемь глубже, чем кажется.

Он посмотрел вниз, в зеленоватую воду, и увидел на дне большую тень своего судна.

– Хороший грунт есть восточнее того места, где была деревня, – сказал его помощник.

– Знаю. Трави якорь с правого борта. Там я и стану. При таком ветре – он день и ночь дует – насекомых не будет.

– Да, сэр.

Они стали на якорь, и катер, не столь уж большой, чтобы кто-нибудь, кроме владельца, мог хотя бы мысленно называть его судном, лег по ветру за рифом, о который разбивались зеленоватые волны с белыми гребешками пены.

Человек, стоявший на мостике, проследил, чтобы его судно свободно и крепко держалось на якоре. Потом он посмотрел на берег и выключил моторы. Он смотрел и смотрел на берег и не мог понять, в чем дело.

– Возьми с собой троих и поглядите, что там случилось, – сказал он. – Я немного посплю. И помните, что вы ученые.

Когда они считались учеными, оружия у них не было видно – в руках мачете, на головах широкополые соломенные шляпы, какие носят багамские ловцы губок. Команда называла их sombreros cientificos109. Чем больше была шляпа, тем она считалась научнее.

– Кто-то спер мою научную шляпу, – сказал широкоплечий баск с густыми, сросшимися на переносице бровями. – Дайте-ка мне связку гранат во имя науки.

– Возьми мою шляпу, – сказал ему другой баск. – Она в два раза научнее твоей.

– О-го, какая она у тебя научная! – сказал широкоплечий. – Я в этой шляпе что твой Эйнштейн. Томас, можно нам брать образцы породы?

– Нет, – сказал капитан. – Антонио знает, что ему делать. А вы глядите там в оба, не хлопайте своими научными буркалами.

– Я пойду искать воду.

– Это позади того места, где была деревня, – сказал капитан. – Проверьте, какая она. Ее надо взять побольше.

– Н2О, – сказал баск. – Вот она, ученость-то. Эй ты, дерьмовый ученый, ты, шляпокрад, дай сюда четыре пятигаллонных бутыли, чтобы нам не зря мотаться.

Второй баск поставил в шлюпку четыре оплетенные бутыли.

Капитан слышал, как они переговариваются между собой.

– Не тычь меня в спину своим дерьмовым научным веслом.

– Это я для пользы науки.

– К такой-то матери науку с ее братцем.

– С ее сестрицей.

– А звать сестрицу Penicilina.

Капитан смотрел, как они гребут к слепяще-белому берегу. Мне самому надо было поехать, подумал он. Но я всю ночь провел на ногах и у штурвала стою уже двенадцать часов. Антонио не хуже меня во всем разберется. Но все-таки, что же там случилось?

Он посмотрел на риф, потом перевел взгляд на берег, потом на чистую воду, которая струилась вдоль борта и закручивалась воронками с подветренной стороны судна. Потом закрыл глаза, повернулся на бок и заснул.

Проснулся он, когда шлюпка подошла к борту, и по лицам людей понял, что дело плохо. Его помощник обливался потом, как с ним всегда бывало, когда случалась какая-нибудь беда или приходили дурные вести. Человек он был сухощавый, и пот его прошибал не часто.

– Кто-то сжег хижины, – сказал он. – Кто-то разделался с людьми, в золе лежат трупы. Отсюда ничего не учуешь, потому что ветер в ту сторону.

– Сколько трупов?

– Мы насчитали девять. А их, может, и больше.

– Мужчины или женщины?

– И те и другие.

– Следы какие-нибудь остались?

– Ничего не осталось. С тех пор прошел дождь. Ливень. Песок и сейчас рябой.

Широкоплечий баск, которого звали Ара, сказал:

– Они уже с неделю валяются мертвые. Птицы до них еще не добрались, а крабы там уже трудятся.

– Откуда ты знаешь, что они неделю лежат мертвые?

– Точнее трудно сказать, – ответил Ара. – Но неделя, пожалуй, прошла. Судя по следам крабов, дождь шел дня три назад.

– А как вода?

– На вид ничего.

– И вы привезли ее?

– Да.

– Зачем бы им отравлять воду? – сказал Ара. – Запах у нее был хороший, я попробовал и налил в бутыли.

– Не следовало тебе пробовать.

– Запах хороший. Чего это мне опасаться, что она отравлена?

– Кто их убил?

– Откуда нам знать?

– Вы никого не выследили?

– Нет. Мы вернулись сказать тебе. Ты здесь командир.

– Ладно, – сказал Томас Хадсон. Он сошел вниз и пристегнул револьвер к поясу. С другой стороны висели ножны с ножом, а револьвер всей своей тяжестью лежал у него на бедре. В камбузе он остановился, взял ложку и сунул ее в карман. – Ара и Генри, пойдете со мной на берег. Вилли, ты отвезешь нас и, пока будешь ждать, поищи креветок. Питерс пусть спит. – Помощнику он сказал: – Проверь, пожалуйста, моторы и все баки с горючим.

Вода над белым песчаным дном была прозрачная, чудесная, и сквозь нее он видел каждую бороздку, каждую морщинку на песке. Когда шлюпка села днищем на песчаный нанос, они пошли к берегу вброд, и Томас Хадсон почувствовал, как маленькие рыбешки резвятся у его ног, посмотрел вниз и увидел, что это крохотные помпано. А может, и не помпано, подумал он. Но на вид они точно такие же и ведут себя дружелюбно.

– Генри, – сказал он, когда они вышли на берег. – Ты обойди остров с наветренной стороны до мангровой рощи. Посмотри, нет ли там чьих следов или еще чего-нибудь. Потом вернешься сюда, ко мне. Ара, ты пойдешь в ту сторону, задание у тебя то же самое.

Ему не надо было спрашивать, где лежат трупы. Он увидел следы, которые вели к ним, и услышал, как громыхают крабы в сухом кустарнике. Он посмотрел вдаль на свое судно, на линию прибоя, на Вилли, который сидел в покачивавшейся на волне шлюпке и, перегнувшись через борт, высматривал в оптическую трубу креветок.

Надо так надо, подумал он, и тогда чем скорее, тем лучше. Но день этот был явно рассчитан на что-то другое. Странно, что здесь, где это совсем не нужно, прошли обильные дожди, а на нас хоть бы капля упала. Сколько уже времени мы видим, как дожди идут то справа, то слова, а нам ничего не достается.

Дул сильный ветер, дул непрерывно, и днем и ночью, вот уже больше пятидесяти суток. Он стал неотделимой частью Томаса Хадсона и не действовал ему на нервы. Ветер подбадривал его, придавая ему силы, и он надеялся, что ветер не утихнет.

Всегда мы ждем чего-то, а оно не идет и не идет, подумал он. Но в ветреные дни ждать проще, чем в штиль или когда начинаются капризные, злобные штормы. Вода где-нибудь да найдется. Ладно, пусть будет сушь. А воду мы всегда найдем. На всех здешних островках, есть вода, надо только суметь отыскать ее.

Хватит, сказал он себе. Давай кончай с этим.

Ветер помог ему покончить с этим. Сидя на корточках под спаленными солнцем кустами дикого винограда, он пересыпал пригоршнями песок, и ветер относил от него запах того, что лежало перед ним. В песке, к своему недоумению, он ничего не обнаружил, но, прежде чем идти дальше, осмотрел с наветренной стороны все пространство около сожженных хижин. Он надеялся найти то, что искал, без лишних усилий. Но тут ничего не было.