Адальберт Штифтер - Бабье лето Страница 7

Пребывание там произвело во мне перемены.

Поскольку видеть родных мне не доводилось, желание общаться с ними было у меня гораздо сильнее, чем когда я жил дома и мог удовлетворить его в любую минуту. Я прибег поэтому к подробным письмам и отчетам. До сих пор я всегда учился по книгам, которых накупил в свои шкафы на свои деньги уже довольно много; но сам я ни разу не упражнялся в связном повествовании. Теперь мне пришлось этим заняться, и я занимался этим охотно, радуясь, что во мне постепенно растет способность изображать и повествовать. Я переходил ко все более сложным и стройным описаниям.

Произошла и другая перемена.

Я с детства любил реальность вещей, которую являли природа или уклад человеческой жизни. Это бывало порой большим неудобством для моего окружения. Я непрестанно спрашивал, как называется та или иная вещь, каково ее происхождение и назначение, и не мог успокоиться, если отвечали уклончиво. Не мог я также терпеть, когда какой-нибудь предмет делали иным, чем он действительно был. Особенно обидно бывало мне, если он, как я полагал, ухудшался от подобного изменения. Я огорчился, когда однажды срубили и распилили на чурбаки старое дерево. Чурбаки уже не были деревом, и поскольку они оказались гнилыми, из них нельзя было вырезать ни скамеечки, ни стола, ни креста, ни лошадки. С тех пор как я впервые встретился с вольной природой и увидел сосны и ели на горах, мне всегда бывало жаль досок, из которых в нашем доме было что-либо сделано, потому что когда-то они были такими соснами и елями. Я спрашивал отца, когда мы ходили по городу, кто построил большую церковь святого Стефана, почему у нее только одна башня, почему она такая острая, почему церковь такая черная, кому принадлежит тот или иной дом, почему он такой большой, почему в другом доме везде по два окна рядом, а еще в другом два каменных человека подпирают карниз над парадным входом. Отец отвечал на такие вопросы по своему разумению. В иных случаях он высказывал только предположения, в иных говорил, что не знает. Когда мы выезжали на природу, я хотел знать все растения и камни и узнавал имена поселян и собак. Отец говаривал, что мне надо бы стать когда-нибудь писателем или художником, изготовляющим из разного материала предметы, столь сильно его занимающие, или хотя бы ученым, исследующим признаки и свойства вещей.

Эта склонность направила меня, когда я жил в деревне, по особому пути. Я оставил математику и предался созерцанию своего окружения. Я стал присматриваться ко всему происходившему в доме, где я жил. Я постепенно познакомился со всеми инструментами и их назначением. Я ходил с работниками на поля, на луга и в леса и сам, случалось, работал вместе с ними. Таким образом я за короткое время узнал, как выращиваются все земные плоды той местности, где я жил. Старался я ознакомиться и с первой сельской переработкой их в конечный продукт. Я узнал, как делается вино из винограда, пряжа и полотно из льна, масло и сыры из молока, мука и хлеб из зерна. Я запоминал, как называют поселяне те или иные вещи, и вскоре знал признаки, по которым можно судить о доброкачественности или неполноценности земных плодов или их дальнейших видоизменений. Я даже заводил разговоры о том, как произвести то или другое более, может быть, целесообразным способом, но натыкался тут на упорное сопротивление.

Изучив производство первичных изделий в местности своего пребывания, я перешел к предметам промышленного труда. Неподалеку от моего жилья находилась широкая, плоская долина, где протекала река, которая благодаря своей постоянной полноводности и тому, что зимой почти никогда не замерзала, особенно подходила для устройства приводных механизмов. В долине поэтому было разбросано много фабрик. Они принадлежали большей частью крупным торговым домам. Владельцы их жили в городе и время от времени посещали свои заводы, находившиеся под присмотром управляющего или заведующего. Я постепенно побывал на всех этих фабриках и ознакомился с производимыми там изделиями. Я старался узнать, как доставляется сырье на фабрику, как проходит оно первую обработку, затем вторую и так далее через все стадии, пока не превратится в готовое изделие. Я научился здесь различать качество поступающего сырья и узнал признаки, по которым можно судить о добротности конечного продукта фабричного производства. Узнал я также способы и пути, какими перерабатывается сырье. Машины, по большей части для этого применявшиеся, были мне уже знакомы по общему знанию их устройства. Поэтому мне нетрудно было понять смысл их особых, нужных здесь для каких-то отдельных целей приспособлений. Благодаря любезности служащих я осматривал все по частям, пока наконец не понял и не представил себе всего так ясно, словно передо мной лежал один из тех чертежей, по которым мне только и доводилось прежде знакомиться с такого рода устройствами.

Позднее я стал заниматься естественной историей. Я начал с ботаники. Прежде всего я пытался выяснить, какие растения есть в местности, где я пребываю. Для этой цели я ходил по всем направлениям, стремясь узнать, где находятся и как ведут себя те или иные растения, и собрать все виды. Что можно было взять с собой и хоть как-то сохранить, я брал с собой в свое жилье. То, чего нельзя было унести, особенно деревья, я подробно описывал и прилагал эти описания к своей коллекции. Описывая всегда все замеченные мной свойства растений, я обнаруживал, что по моим описаниям к одной и той же группе принадлежат иные растения, чем те, которые объединялись в одну группу ботаниками. Я заметил, что ботаники классифицировали растения по одному или нескольким признакам, например по семенным долям или по частям цветка, и что в одной группе оказывались растения, которые по всей своей форме и по большинству свойств очень различны. Я придерживался принятой классификации, но полагался и на свои описания. В этих описаниях растения группировались по очевидным линиям и, если можно так выразиться, по их строению.

Собирая минералы, я попал примерно в такое же положение. Я с самого детства старался добыть некоторые их образцы. Почти всегда они покупались или дарились из других коллекций. Они уже раньше принадлежали к каким-то коллекциям и обычно сохраняли наклейки с названиями. И бывали, как правило, в кристаллическом состоянии. Система Моса наделала когда-то много шума, меня навели на нее мои математические занятия, я изучил ее и полюбил. Но поскольку минералы я искал и собирал в той местности, где оказывался, находил я их куда чаще в некристаллическом, чем в кристаллическом состоянии, отчего они обнаруживали и совершенно другие свойства. Кристаллизация веществ, предполагаемая системой Моса, представилась мне опять-таки неким цветением, и по этим цветкам вещества тоже объединялись в группы. И тут я тоже не мог не прибегнуть наряду с общепринятой классификацией к собственным описаниям.

Приблизительно в миле от нашего города уходит на запад гряда красивых холмов. Прерываемые лишь кое-где равнинами, эти холмы следуют все дальше на запад, пока наконец не переходят в более возвышенную и еще более холмистую местность, в так называемое Нагорье. Вблизи города холмы усыпаны домиками и украшены садами и парками, дальше картина более сельская. На склонах — виноградники, поля, попадаются и луга, а вершины, да и некоторые северные участки, покрыты лиственным лесом, с похожей больше на кусты, чем на деревья, растительностью. Ручьи и вообще вода в тех местах — редкость, и летом, спустившись вниз из-за жажды или просто случайно, я часто выходил к высохшему, наполненному белыми камнями руслу ручья. Живя в этой местности, я все дальше продвигался на запад. Я делал дальние походы и часто покидал свое жилье на несколько дней. Я бродил глухими тропками, проходившими среди полей или виноградников, тянувшимися от деревни к деревне, от селения к селению на много миль, так что обойти их за один день никак нельзя было. Я ходил по уединенным лесным тропинкам, прятавшимся среди деревьев и кустов и нередко бесследно терявшимся в листве, траве или мелких зарослях. Я и без всяких тропок часто бродил по лугам, лесам и прочим урочищам, чтобы найти то, что я искал. Понятно, что мало кто из наших городских жителей выходит на такие пути, ведь они могут позволить себе наслаждаться сельской жизнью лишь короткое время, каковое и проводят на одних и тех же разъезженных дорогах сельских увеселений, ведать не ведая о других тропах. С юга вся эта холмистая местность была на протяжении многих миль окаймлена высокими горами. В одном месте с бастиона нашего города можно увидеть между домами и деревьями синее пятнышко этого высокогорного массива. Я часто ходил по этому бастиону, часто глядел на это пятнышко, думая только одно: вот они, горы. Даже видя часть гор из дома, бывшего моим первым летним пристанищем, я не обращал на них особого внимания. Теперь я, бывало, с удовольствием смотрел с какой-нибудь возвышенности или холма на отрезки синей цепи, убегавшей все дальше туманными звеньями. Часто, когда мне случалось вдруг выбраться из диких зарослей на открытый обрыв и передо мной загоралась вечерняя заря, окутывавшая местность пеленой красной дымки, я садился, глядел на догоравший закат, и какие только чувства не наполняли мне душу.