Эрнест Хемингуэй - Вешние воды Страница 7

Теперь у нее есть муж. Свой собственный. Только ее. Но удержит ли она его? Сможет ли сохранить для себя?

Миссис Скриппс, бывшая немолодая официантка, теперь жена Скриппса О'Нила, у которого неплохая работа на помповой фабрике. Диана Скриппс. Диана — это ее собственное имя. Мать тоже так звали. Диана смотрит в зеркало и гадает, сможет ли она удержать мужа при себе. И чем дальше, тем больше сомнений. И надо же ему было повстречаться с этой Мэнди! Хватит ли у нее духу не ходить больше в этот ресторан со Скриппсом? Нет, так нельзя. Он будет ходить туда один. Она же это знает. Зачем дурачить себя? От правды не убежишь, нечего и стараться. Он будет ходить туда один и разговаривать с Мэнди. Диана посмотрела в зеркало. Удержит ли она его? Удержит ли? Теперь эта мысль ни на минуту не покидала ее.

Каждый вечер они ходили в этот ресторан — теперь она не могла называть его закусочной, к горлу подступал комок и спирало дыхание. Скриппс и Мэнди каждый вечер вели беседы. Эта девка явно хочет отбить его у нее. Его, ее Скриппса. Хочет отбить его. Отбить. Сможет ли она, Диана, удержать его?

Право, она не более чем потаскушка, эта Мэнди. Разве так поступают? Разве так делают? Бегать за чужим мужем! Становиться между мужем и женой! Разбивать семью! И все это — литературными воспоминаниями. Этими бесконечными анекдотами. Скриппс был увлечен Мэнди. Диана должна была признать это. Но и она еще способна удержать его. Теперь от этого зависит вся ее жизнь. Удержать его. Удержать. Не дать ему уйти. Заставить остаться. Она снова взглянула в зеркало.

Диана подписывается на «Форум». Диана читает «Ментор». Диана штудирует Уильяма Лайона Фелпса в «Скрибнерс». Диана идет по замерзшим улицам молчаливого северного городка в публичную библиотеку, чтобы почитать книжное обозрение в «Литерэри дайджест». Диана ждет почтальона, который должен принести свежий номер «Букмена». Диана, вся в снегу, ожидает почтальона, который должен принести «Сэтердей ревю оф литрэче». Диана, простоволосая, стоит в сугробе и высматривает почтальона, который должен принести литературное приложение к «Нью-Йорк тайме». А есть ли во всем этом хоть капля толку? Удержит ли она его?

Сначала казалось, что да. Диана заучивала наизусть передовицы Джона Фаррара. Скриппс просветлел. В глазах его вспыхнуло нечто похожее на прежний огонек. Потом огонек потух. Еле заметная неточность выражения, какая-нибудь оговорка в понимании ею фразы, некоторое различие во взглядах — и все это начинало звучать фальшиво. Но она не отступала. Не признавала себя побежденной. Ведь Скриппс — ее муж, и она удержит его. Она отвела глаза от окна и сняла обертку с журнала, лежавшего перед ней на столе. Это был «Харперс мэгэзин». «Харперс мэгэзин» нового формата. Основательно измененный и обновленный. Может быть, он ей поможет. Кто знает.

Приближалась весна. Весна чувствовалась в самом воздухе. [Речь идет о том дне, с которого начинается повествование на первой странице. — Прим. автора] Дул теплый ветер чинук. Рабочие расходились с фабрики по домам. Птичка Скриппса пела в своей клетке. Диана выглядывала в открытое окно. Диана ждала, когда на улице появится ее Скриппс. Удержит ли она его? Удержит ли? А если не сможет, то оставит ли он ей птичку? В последнее время она чувствовала, что ей его не удержать. Теперь по ночам, когда она прикасалась к Скриппсу, он отстранялся от нее, а не придвигался, как раньше. Это был, конечно, не слишком верный признак, но ведь из таких вот незначительных признаков и складывается жизнь. Она чувствовала, что не сможет удержать его.

Диана выглянула в окно, и последний номер «Сенчури мэгэзин» выпал из ее бессильно опущенной руки. В «Сенчури» был новый редактор. Теперь там печатали больше репродукций с гравюр по дереву. А Гленн Фрэнк уехал куда-то, чтобы возглавить крупный университет. Теперь на страницах журнала было больше гравюр Ван-Дорена. Диана надеялась, что благодаря этому дела ее пойдут на улучшение. Радуясь, она развернула «Сенчури» и читала все yтpo. Потом потянул ветерок, теплый ветер чинук, и она поняла, что скоро вернется Скриппс. Рабочих на улице становилось все больше и больше. Нет ли среди них и Скриппса? Она не станет надевать очки. Пусть Скриппс увидит ее в лучшем виде. Но когда она почувствовала, что он уже близко, уверенность, возложенная было ею на «Сенчури», пошатнулась. Она так надеялась, что это именно то, с помощью чего она удержит Скриппса. А теперь прежняя уверенность пропала.

Скриппс шагал по улице в гурьбе возбужденных рабочих. Весна расшевелила всех. Скриппс покачивал кошелочкой, в которой носил на работу завтрак. Вот он помахал рукой, прощаясь с товарищами, которые один за одним исчезали за дверями заведения, до недавних пор известного как салун. Скриппс не смотрел на свое окно. Вот он взошел на крыльцо. Он уже совсем близко. Совсем близко. И вот наконец появился в дверях.

— Здравствуй, Скриппс, милый, — сказала она. — Я сегодня прочитала рассказ Рут Сакоу.

— Здравствуй, Диана, — ответил Скриппс. Он положил кошелочку на место. Диана показалась ему поблекшей и старой. И он решил быть учтивым.

— О чем же он, этот рассказ, Диана? — спросил он.

— О маленькой девчушке из Айовы, — ответила она и шагнула к нему. — И о тамошних фермерах. Он почему-то напомнил мне родной Озерный край.

— Вот как? — сказал Скриппс.

Работа на помповой фабрике придала ему некоторую твердость. Речь стала более отрывистой. Теперь она больше походила на речь суровых тружеников севера. Однако взгляды его не менялись.

— Хочешь, я немного почитан? тебе вслух? — спросила Диана. — Тут есть хорошие гравюры на дереве.

— А может, лучше пойдем в закусочную? — сказал Скриппс.

— Как хочешь, милый, — сказала Диана. У нее вдруг сорвался голос. — Только я... о, я бы предпочла, чтобы и ноги твоей там больше не было! — она вытерла слезы. Скриппс этого даже не заметил. — Я возьму с собой птичку, милый, — сказала Диана. — Она целый день не была на воздухе.

Они вместе направились в закусочную. Теперь они уже не ходили по улицам, взявшись за руки. Они шли так, как ходят супруги, которых называют женатиками. Миссис Скриппс несла клетку с птицей. Птица блаженствовала на теплом ветерке. Навстречу им нетвердыми шагами брели люди, захмелевшие от весеннего воздуха. Многие из них окликали Скриппса. Теперь его хорошо знали и уважали в местечке. Некоторые, проходя мимо них, приподнимали шляпу и здоровались с миссис Скриппс. Она рассеянно отвечала. «Только бы мне удержать его, — думала она. — Только бы удержать». Они трусили дальше узкой улочкой, меся ногами мокрый снег, и у нее вдруг стало стучать в висках. Может, это был отголосок их размеренной ходьбы? Не у-дер-жать. Не у-дер-жать. Не у-дер-жать.

Когда переходили улицу, Скриппс взял ее под руку. И стоило только его руке коснуться ее локтя, как Диана поняла, что так оно и будет. Ей ни за что не удержать его. Мимо прошла группа индейцев. Над ней они смеются или просто шутят меж собой? Этого Диана не знала. Она знала только то, что размеренно и глухо отдавалось в висках: «Не у-дер-жать. Не у-дер-жать».

ОТ АВТОРА

(К читателю, не к печатнику. Разве от печатника что укроется? Да и кто такой, собственно, печатник? Гутенберг. Библия Гутенберга. Кэкстон. Двенадцатый светлый казлон. Линотип. Когда автор был мальчиком, его заставляли искать в формах блох. Когда автор подрос, его стали посылать за ключами к печатным формам. О, они незаурядные остряки, эти самые печатники!)

* * *

На тот случай, если читатель сбился с толку, напомним, что мы снова подошли к тому моменту, с которого началось повествование: Йоги Джонсон и Скриппс О'Нил стоят у окна помповой фабрики, а на дворе веет теплый ветер чинук. Как видите, Скриппс О'Нил на сегодня уже отработал свое и теперь держит путь к закусочной вместе с супругой, которая боится, что не сможет удержать его. Мы лично тоже не верим, что она его удержит, но пусть читатель увидит все своими глазами. А мы тем временем оставим наших супругов на дороге в закусочную и вернемся к Йоги Джонсону. Мы хотим, чтобы Йоги Джонсон завоевал расположение читателя. Теперь наш рассказ пойдет быстрее, потому что, вероятно, кое-кого из читателей он уже начал утомлять. К тому же мы постараемся оживить его любопытными историями. Мы не выдадим большого секрета, если сообщим, что наилучшие из этих историй мы услышали от мистера Форда Мэдокса Форда. Посему приносим ему благодарность и надеемся, что то же самое сделает и читатель. Во всяком случае, сейчас мы возвращаемся к Йоги Джонсону. Как читатель, вероятно, помнит, Йоги Джонсон — это тот человек, который был на войне. В начале нашего рассказа. (см. стр. 7) он как раз выходит из помповой фабрики.

Писать таким образом — начиная не с начала — очень хлопотное дело. Автор надеется, что читатель его поймет и простит за это краткое пояснительное слово. О себе я знаю, что с превеликой охотой прочту все, что когда-нибудь напишет читатель; льщу себя надеждой, что и читатель отплатит мне той же монетой. И если кто-либо из читателей соизволит прислать мне что-либо свое на предмет критического замечания или совета, меня каждый день после обеда можно найти в кафе «Купол», где я болтаю об искусстве с Гарольдом Стирнсом и Синклером Льюисом, и читатель может либо самолично занести свой материал, либо переслать через мой банк, если у меня когда-либо будет счет в банке. А теперь, с позволения читателя — но пусть он не подумает, будто я собираюсь его подгонять, — мы вернемся к Йоги Джонсону. Только прошу иметь в виду, что тем временем, как мы возвращаемся к Йоги Джонсону, Скриппс О'Нил и его супруга подходят к закусочной. Что там с ними произойдет, я еще не знаю. Был бы очень рад, если бы читатель смог мне помочь.