Лопе де Вега - Благоразумная месть Страница 7

Скажите же, кто из нас решается на большее в горьких превратностях нашей любви: я – женщина, страдающая так же, как вы, или вы, желающий погубить меня, чтобы больше не страдать? Я бы напомнила вам несколько несчастных историй, но мне известен ваш характер, и я знаю, что вы пробежали бы эти строки, подобно человеку, который столкнулся на улице со своим врагом и притворяется, что не замечает его, до тех пор, пока не завернет за угол.

Я бы подчинилась любви, если бы за это должна была только расстаться с жизнью, и тогда вы могли бы увидеть, что моя любовь не побоялась пожертвовать ею для вас, и я приняла бы смерть с радостью. Окажите мне милость, пусть это письмо судит ваш разум, а не ваши чувства; и тогда оно умерит ваше желание и продолжит нашу любовь; если же будет так, как хотите вы, то ей грозит опасность закончиться очень скоро».

Лисардо, который временами мечтал об осуществлении своего желания и своих надежд и который уже замечал признаки, ему это сулившие, едва не расстался с жизнью, он заплакал, потому что ведь Амур – дитя, и, как дитя, бросающее на землю то, что ему дают, хотя бы это и было тем, чего оно само просило, Лисардо отнесся к письму Лауры без должной почтительности. Он, который всегда чтил ее послания, на этот раз осыпал полученный им листок обидными и дерзкими словами. Наконец, схватив перо и бумагу, он написал ей следующее письмо:

«Я люблю вас истинной любовью, несравненно более сильной, чем любовь вашей милости, и если мое желание задевает вашу честь, то в этом повинен не я, а та, которая сделала его столь безумным; такой беды могло бы и не случиться, если бы ваша милость не оказывала мне столько знаков внимания, а я не обманывал бы самого себя.

К вашим родителям, супругу и вашей чести я отношусь со всей возможной почтительностью и умоляю извинить мне прежнее мое недостаточное уважение к ним; я открыто отрекаюсь от былых заблуждении, дабы моя нынешняя скромность намного превзошла вольность моих прежних мыслей. Но вина моя лишь в том, что я с самого начала захотел стать вашим мужем, и меня ни на минуту не покидало желание достигнуть этой честной цели, хотя и сознаю, что допустить это чувство означало пить сладкий яд и что привычка эта имеет надо мной столько власти, что, будучи не в силах забыть вашу милость, я вынужден отсюда уехать. Завтра я отправлюсь ко двору, где буду стремиться получить должность, так как то, к чему мы с вами стремились оба, не смогло осуществиться. Быть может, двор с разнообразием его жизни заставит меня забыть мои безрассудные мечты, а если этого не случится, то очень скоро жизнь перестанет меня утомлять».

Письмо это вызвало у Лауры немало слез, но, думая, что Лисардо не сделает того, что, казалось ей, он не может сделать, она не позаботилась о том, чтобы это предотвратить. Несчастный юноша прождал два дня, а когда они миновали, он вместе с Антандро и Фабио покинул Севилью, проехав в почтовой карете мимо дома Лауры, которая, услышав звук рожка и повинуясь биению своего сердца, отложила в сторону рукоделие и бросилась к решетке, где, бледная как полотно, она стояла до тех пор, пока карета не скрылась из глаз.

Лисардо так не хотелось ехать ко двору, что в каждом городе, куда они прибывали, он заговаривал о том, чтобы вернуться назад. В первые несколько дней его немного развлекли дворец с канцеляриями, жалобщиками и просителями должностей, множество кабальеро, знатных сеньоров, дам, различных нарядов и всевозможных лиц, съехавшихся со всех концов Испании и нашедших себе здесь пристанище, и Прадо с бесконечной вереницей карет, в окнах которых мелькают поднятые для приветствия и сразу же опускающиеся руки.

Немного осмотревшись, он начал делать визиты, которые, возможно, отвлекли бы его, если бы продлились несколько дольше, от мыслей о красоте и благоразумии Лауры, – ведь на дворцовых лугах пасется самый красивый молодняк. Но в то время, когда он уже совсем потерял надежду и начал думать, что любовь Лауры была от начала до конца обманом, ему вручили письмо от нее, в котором она писала:

«Сеньор мой, я убедилась, что ваша любовь ко мне основывалась лишь на желании, и вы любили меня так мало, что, зная о том, что ваше отсутствие убьет меня, все же уехали, и не куда-нибудь, а ко двору, избрав тем самым верное средство, ибо вам было известно, что именно там находится река забвения, в которой, говорят, многие так и остаются, чтобы никогда больше не вернуться к себе на родину. Я не стану говорить о том, сколько я пролила из-за вас слез и как я изменилась по вашей вине, но все, кто меня видят, меня не узнают, хотя все эти люди живут в моем доме, из которого я еще ни разу не выходила. Я умираю, и если какая-нибудь песчинка из этого моря красоты, ума и нарядов еще не привязала к себе вашу душу, отзывчивость которой мне известна, возвращайтесь прежде, чем ваше отсутствие успеет лишить меня жизни, потому что я решилась подчиниться вашим желаниям, не думая больше о родителях, муже и чести, так как все это кажется мне ничтожным по сравнению с горем утратить вас».

Поверьте, сеньора Марсия: сейчас, когда я дошел до рассказа об этом письме и о решении, принятом Лаурой, у меня не хватает сил, чтобы закончить эту повесть. О безрассудная женщина! О женщина! Но мне кажется, что мне могут напомнить слова, которые произнес, стоя уже на лесенке, один висельник, обращаясь к тому, кто помогал ему умереть и при этом весь обливался потом: «Отец мой, я ничуть не вспотел, так почему же потеет ваше преподобие?» Если Лаура не беспокоится о позоре и об опасности, то к чему должен утруждать себя тот, кто обязан лишь рассказать обо всем, что случилось, ибо, хотя повествование это и кажется с виду новеллой, на самом деле оно является правдивой историей.

Почти лишившись рассудка, Лисардо в тот же день покинул Мадрид, купив своим слугам роскошные ливреи на той чудесной улице, где, не снимая мерки, оденут кого угодно, а кроме того, два ожерелья, по тысяче эскудо каждое, для Лауры, ибо даже самой богатой женщине в мире бывает приятно получать подарки, в особенности после разлуки. Невозможно передать, как он безумствовал в дороге, ибо безумство его можно было бы сравнить только с его счастьем, а счастье его было столь велико, как и его желание. Наконец он – удивительное дело – благополучно достиг Севильи, и на другой день во время его продолжительного пребывания в ее доме Лаура исполнила свое обещание. На этом их любовь не кончилась, как это часто бывает; напротив, от этих встреч она стала еще более пылкой, а встречи постепенно становились более частыми, чем они должны были быть, чтобы оставаться благоразумными, ибо то, что любовникам кажется блаженством, чаще всего приводит их к гибели и лишь в редких случаях кончается только разлукой.

В это время умерла Росела, тетка Лисардо; она была вдовой, и Лисардо должен был взять к себе в дом Леонарду, свою кузину, девочку тринадцати или четырнадцати лет, очень стройную и хорошенькую. За несколько дней, которые она у него провела, Антандро столь безрассудно влюбился в эту девушку, что его дерзкие чувства заметили остальные слуги Лисардо и кто-то из них рассказал ему о происходящем, опасаясь какой-нибудь из тех бед, которые так часто происходят, когда девушки еще столь невинны и неосмотрительны. Какими удивительными путями идет судьба, приносящая несчастья! Лисардо был так возмущен наглостью Антандро, что не на шутку его выбранил, а тот стал ему отвечать на его справедливый гнев с неподобающей дерзостью и тогда Лисардо схватил алебарду, которая находилась у изголовья его кровати, и принялся бить Антандро ее рукояткой, ранив при этом его в голову, так что слуга должен был целый месяц пролежать в кровати и прошел еще месяц, прежде чем он вполне выздоровел. Лисардо помирился с ним, хотя в таких случаях мир всегда бывает непрочен, и снова с неразумной доверчивостью стал поверять свои тайны Антандро, который однажды, после того как Лисардо укрылся в доме Лауры, как он часто делал это и раньше, окликнул Марсело и у входа в одну небольшую церковь сказал ему, что Лисардо лишает его чести, и изложил ему во всех подробностях то, что ему было столь хорошо известно с самого начала этой злосчастной любви. Для того чтобы Марсело не подумал, что он его обманывает, желая получить деньги или отомстить какому-нибудь своему врагу, он предложил ему отправиться к себе домой, где сейчас укрылся Лисардо, и заглянуть в комнату, примыкавшую к саду, в которой хранились для зимы циновки и разная садовая утварь. Марсело долго не в силах был ему ничего ответить, и наконец с осмотрительностью, которая не покинула его в такую трудную минуту, он сказал слуге Лисардо: «Пойдемте со мной, ибо я хочу, чтобы первый человек, сказавший мне об этом, первый увидел, как я отомщу». Антандро пошел вместе с Марсело и оставил его только у самого входа в дом, куда Марсело вошел один и направился к упомянутой комнате, где за одной из циновок он обнаружил Лисардо и сказал ему следующее: