Жизнь Вована, или «Пролетарии всех стран – пролетайте» - Александр Панин Страница 7

и метнул топор в ствол кабеля. Ярко-синяя вспышка на мгновение ослепила Колю-землекопа, вслед за этим в соседнем цехе стало подозрительно тихо, оборудование встало. Оказывается, кабель тот вполне рабочим был, да и проложен не так давно, но вот согласно схеме находиться он должен был быть левее на три метра. А что поделать, коли в огромной России расстояния издавна верстами мерили и на буржуазные метры особого внимания не обращали, а при ответе на вопрос о прохождении тех или иных коммуникаций водили рукой вправо-влево и говорили – « Где-то здесь»…

Другой эпизод жизни Коляна свидетельствовал о полнейшей отмороженности его организма в период алкогольного гона. Василий тот день помнил хорошо, так как являлся непосредственным участником событий…

Однажды их родная и дружная до третьей стопки бригада отмечала очередной Новый год. Собрались на даче одного работяги, ну и понеслось, как у гусар – крановщицы, спирт и драки. Когда все эти страсти улеглись, решено было баньку истопить, для более глобального перемирия. Только вот веников найти не могли, хозяин к тому времени уже в отключке был, и спросить было не у кого. Ну, Василий по углам пошарил, нашел веник какой- то не сильно потрепанный.

Колян, как самый баннутый, то есть на бане повернутый, первым париться полез. Схватил веник, пока другие мужики о себя листья не обмолотили и начал изо всех сил хлестать себя, завывая и кряхтя от ощущений, не замечая в пьяном угаре, что с каждым ударом на спине остаются кровавые полосы, словно от удара плеткой, как у провинившегося негра с плантации. Вдоволь напарившись счастливый и довольный Колюня выскочил в предбанник. Мужики, увидев исполосованное тело счастливого и ничего не замечающего собутыльника, схватили единственный веник и начали исследовать на предмет наличия березовых «сережек», кои забывают оборвать при поздней заготовке веников. Пробрав каждую веточку, «сережек» не обнаружили , зато нашли пучок стальной проволоки вплетенной в веник предназначенный для подметания пола, чтобы концы прутьев подолше не стирались и не обламывались…

А об Коляна дома еще жена швабру сломала, дабы по шлюхам не шастал и спину им под их «когти» не подставлял.

Посочувствовав товарищу, Василий побрел к дому. По дороге его чуть не сшиб соседский пацан – отморозок, гоняющий на самокате без тормозов с вершины горы. Процесс этот пацаненку очень нравился, особенно он любил проскакивать на полной скорости перед автобусами, иногда правда не успевал и со всей дури впечатывался им в борта. Шоферы к нему привыкли и лишь иногда добавляли газу, тренируя реакцию начинающего камикадзе. Родителям до его увлечения дела вовсе не было, вот и гонял он днями напролет, пугая прохожих.

Колян , проследив взглядом за удаляющимся вниз, к реке пацаном, вздохнул, зажмурил глаза, вспомнив как он когда-то так- же проскакивая на самодельном деревянном самокате пугал зазевавшихся прохожих и так же, как и Вовчик падал с черемухи ломая вечно стоящую под ней скамейку.

Жизнь старого рабочего квартала была такой – же унылой и заторможено – однообразной, как и его обитатели. И жизненный путь любого из них можно было спрогнозировать с точностью Гидрометеоцентра, который все же иногда ошибается…

***********

Глава 4 «Заброшка»

Вся школа пролетела как один день, не настолько быстро, насколько однообразно. Вовчик носился по улице с друзьями, строил шалаши, рыл ловушки для окрестных алкашей, ходил на реку, жег костры в лесу, кидая в них ампулы и баллончики от дезодорантов. Иногда, разжившись натриевой селитрой, пацаны делали «шипягу» – пропитывали газеты раствором селитры и, поджигая их, засовывали в стеклянные бутылки из – под растворителя. Опасная это была штука, много народу покалечила, но все же пользовалась большим успехом в пацанской среде, несмотря ни на что. Временами пацанам удавалось разжиться бражкой и устроить небольшое веселье, во время которого не столько пили, сколько блевали.

И вот постепенно приближалось отрочество – время, когда желания сильно превышают возможности, а редкие дельные мысли душатся обильно продуцируемыми гормонами. Легкая бражка давно уже сменилась разбавленным спиртом, на смену выкуриваемым листьям тополя и сосновым иголкам, пришли схожие с ними по запаху, но более крепкие сигареты «Прима», а на смену школе – пришло ПТУ.

Все свободное время Вована теперь проходило на близлежащей заброшенной стройке, среди полуразрушенных стен, битого кирпича и обгаженных углов чьих-то несостоявшихся квартир. Такая обстановка ничуть не смущала подростков, а крыша и стены надежно защищали не только от чужих глаз, но и от дождя и ветра. Прибежище пацанов представляло собой одну из комнат квартиры с заколоченными досками окном, принесенными со свалки продавленным диваном, ободранными креслами и дощатым столом, поверхность которого была обильно украшена матерными словами, рисунками на сексуальные темы и росписями постояльцев. Поверхность стола, на которой порой отражалась вся жизнь обитателей этого шалмана, по широте передаваемых образов и эмоций можно было сравнить со стенами некогда заселенной неандертальцами пещеры.

Вовчик сидел в прожженном кресле, глубоко провалившись в продавленный поролон и запустив пальцы в разросшуюся подобно дикому кустарнику шевелюру, задумчиво разглядывал заплеванный бетонный пол. Приятелей Вована пока не было и царящую тишину нарушал лишь периодически доносящийся с наполовину разобранной крыши стук листа жести, который видимо развлечения ради, старался окончательно сорвать легкий и теплый майский ветерок.

На Вовку нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как еще совсем недавно на месте банального и плешивого дивана – книжки, стоял старый горбатый диван полувековой давности. Его пружины, подпирающие крепкую ткань своими мощными витками времен индустриализации, надежно поддерживали седоков, не давая провалиться тщедушным подростковым телам в металлическо-мочальные недра дивана. Казалось, что сия монументальная конструкция, оказавшаяся не у дел в чьей-то квартире и оказавшаяся на свалке истории, будет вечна. Но как оказалось, ни что не может устоять перед человеческой мыслью, в особенности, если эта мысль порождена в голове накачанного спиртом подростка.

Как-то, в один из осенних дождливых дней, когда даже жабы вешались от тоски и сырости, Говниш по своему обыкновению зависал на стройке, валяясь на горбатом диване. Говниш был под градусом, лежа на животе, он, чиркая зажигалкой, подпаливал торчащие из дивана клочки пакли, которой были щедро напичканы спинка и пухлые диванные валики по бокам. Пакля медленно тлела, наполняя помещение сладковато – едким ароматом.

– Мне бабка рассказывала, что раньше паклю и веревки из конопли делали – глядя на манипуляции Говниша, вдруг сказал Пуча.

– А она откуда знает то? – с недоверием поинтересовался Говниш.

– Дык, на Украине выросла, там они всем колхозом ее выращивали.

Ребята заржали, представив, как на украинских полях колышутся двухметровые заросли конопли и среди них весело копошатся смеющиеся колхозники.

Сказано это было явно зря. Говниш на мгновение отвлекся, задумался, вскинул голову, словно