Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету Страница 74

— Да, не отличная была ночь! сказалъ бѣдный Филиппъ, уныло закуривая сигару: и она тоже страдала? Господь да благословитъ её!

Баронесса тутъ разсказала ему, какъ милая дѣвушка плакала всю ночь и какъ она не могла утѣшить ей до-тѣхъ-поръ, пока не обѣщала сходить къ Филиппу и сказать ему, что Шарлотта будетъ его навсегда, навсегда, что она никогда не будетъ думать ни о комъ, кромѣ его; что онъ добрый, храбрый, вѣрный Филиппъ, что она не вѣритъ ни одному слову изъ тѣхъ злыхъ исторій, которыя разсказываются противъ него.

— Кажется, мосьё Филиппъ, генеральша разсказывала о васъ: она больше насъ не любить! вскричала С*. Мы, женщины, всѣ убійцы, убійцы! Но генеральша зашла слишкомъ далеко съ этой бѣдной дѣвушкой! Она препослушная дѣвушка, эта милая миссъ дрожитъ передъ матерью и всегда готова уступить; но теперь духъ ея возмутился; она думаетъ только о васъ, о васъ. Милое, кроткое дитя! И какъ она была мила, положивъ голову на моё плечо. Я отрѣзала прядку волосъ ея и принесла тебѣ, мои бѣдный мальчикъ Обними меня. Плачь: это облегчаетъ, Филиппъ. Я очень тебя люблю. Твоя возлюбленная — ангелъ!

Оставивъ Филиппу эту густую прядку каштановыхъ волосъ (съ головы, на которой теперь, можетъ статься, проглядываютъ два-три серебристые волоска), эта самаритянка воротилась въ домъ свой, гдѣ её ждутъ собственныя ея заботы. Но во всю дорогу шаги баронессы были гораздо легче, потому-что она думаетъ, какъ Шарлотты ждётъ извѣстій отъ Филиппа, и вѣрно много было поцалуевъ и объятій, когда добрая женщина увидѣлась съ страдающей дѣвушкой и разсказала ей какъ Филиппъ вѣчно останется ей вѣренъ, и какъ истинная любовь должна имѣть счастливый конецъ, и какъ она, С*, сдѣлаетъ всё, что отъ нея зависитъ, чтобы помочь, успокоить и утѣшить своихъ молодыхъ друзей. Я не писатель мемуаровъ мистера Филиппа, никогда не старался секретничать. Я давно сказалъ вамъ, что Шарлотта и Филиппъ женаты и, кажется, счастливы, но они страдали ужасно въ это время ихъ жизни, и жена моя говоритъ, что въ этотъ періодъ ихъ испытаній они какъ-будто выдержали какую-нибудь ужасную операцію, воспоминаніе о которой всегда мучительно.

Если Анатоль, маленькій слуга въ гостинницѣ Пуссенъ, видѣлъ какъ Филиппъ обнимался съ своимъ добрымъ другомъ, я полагаю, что онъ никогда не былъ свидѣтелемъ болѣе благороднаго великодушнаго и безпорочнаго изліянія чувствъ. Составляй какія хочешь предположенія на этотъ счотъ, маленькій бѣсенокъ! Твоя мать никогда не давала тебѣ поцалуя нѣжнѣе того, который баронесса напечатленъ на лбу Филиппа, того, который она отнесла отъ него и передала на блѣдныя щоки Шарлоттѣ. Я говорю, что свѣтъ исполненъ любви и состраданія. Если бы было меньше страданія, было бы менѣе доброты. Я, по-крайней-мѣрѣ, желалъ бы заболѣть опять, чтобы друзья, ухаживавшіе за мною, могли еще разъ явиться ко мнѣ на помощь.

Бѣдной, огорчонной Шарлоттѣ наша пріятельница, хозяйка квартиръ со столомъ, принесла невыразимое утѣшеніе.

— Не-уже-ли вы думаете, чтобы я когда-нибудь исполнила подобное порученіе ли француженки, или стала между нею и ея родителями? спросила баронесса. — Никогда! никогда! Но вы и мосьё Филиппъ уже обрученъ передъ Богомъ и я презирала бы васъ, Шарлотта, я презирала бы его, если бы который-нибудь изъ васъ отступился.

Шарлотта успокоилась и утѣшилась; надежда и мужество водворились въ ея сердцѣ, румянецъ воротился на лицо. Она могла выйти въ гостиную.

— Я говорила тебѣ, что она никогда его не любила, сказала мистриссъ Бэйнисъ своему мужу.

— Нѣтъ, она не могла его любить много, отвѣчалъ Бэйнисъ, съ нѣкоторымъ огорченіемъ отъ легкомысленности своей дочери.

Но мы съ вами, бывшіе за кулисами, заглядывавшіе въ спальную Филиппа и за скромныя занавѣсы бѣдной Шарлотты, знаемъ, что дѣвушка возмутилась. Кроткая Шарлотта, никогда несопротивлявшаяся, возмутилась; честная Шарлотта, привыкшая высказывать всѣ свои мысли, теперь скрывала ихъ и обманывала отца и мать — да, обманывала: какое признаніе о молодой дѣвицѣ, примадоннѣ нашей оперы! Мистриссъ Бэйнисъ по обыкновенію, пишетъ длинныя письма къ своей сестрѣ, Мак-Гиртеръ, въ Туръ, и увѣдомляетъ супругу маіора, что она, наконецъ, можетъ съ удовольствіемъ сообщить, и „самая неблагоразумная и во всѣхъ отношеніяхъ неприличная помолвка ея Шарлотты съ однимъ молодымъ человѣкомъ, сыномъ разорившагося лондонскаго доктора, кончилась. Поведеніе мистера Ф, было тамъ сумасбродно, такъ грубо, безпорядочно и неблагородно, что генералъ — а ты знаешь, Марія, какой кроткій характеръ у Бэйниса — высказалъ мистеру Фирмину свое мнѣніе въ весьма прямыхъ выраженіяхъ и запретилъ ему продолжать свои посѣщенія. Милая Шарлотта видѣла его каждый день впродолженіе шести мѣсяцевъ и такъ привыкла въ это время въ его странностямъ и къ его часто грубымъ и противнымъ выраженіямъ и поведенію, что не удивительно, если эта разлука была ударомъ для нея, хотя я всегда думала, что онъ не очень её любитъ, несмотря на то, что она невинное дитя, отдала ему всю свою привязанность. Онъ привыкъ измѣнять женщинамъ; братъ молодой дѣвушки, за которой мистеръ Ф. ухаживалъ, а потомъ бросилъ (и которая послѣ того сдѣлала прекрасную партію) выказалъ своё негодованіе мистеру Ф. на балѣ у посланника, и молодой человѣкъ воспользовавшись своею превосходною силою и высокимъ ростомъ, затѣялъ съ нимъ драку, въ которой оба они сильно пострадали. Навѣрно ты читала объ этомъ въ Галиньяни. Разумѣется, размолвка очень огорчила Шарлотту, но генералъ не хочетъ слышатъ объ этомъ бракѣ. Онъ говоритъ, что поведеніе молодого человѣка были слишкомъ грубо и постыдно; а если Бэйнисъ разсердится, ты знаешь, что мнѣ легче было бы сладить съ тигромъ, чѣмъ съ нимъ. Наша бѣдная Шарлотта, безъ сомнѣнія, будетъ страдать отъ послѣдствій поведенія этого грубіяна, но она всегда была послушнымъ ребёнкомъ и умѣла уважать своихъ отца и мать. Я думаю, что если бы она поѣхала къ тебѣ въ Туръ мѣсяца на два, ей принесла бы пользу перемѣна воздуха. Пріѣзжай за нею; мы заплатимъ за проѣздъ. Она жила бы въ бѣдности и несчастьи, если бы вышла за этого запальчиваго и безпутнаго молодаго человѣка. Генералъ кланяется Маку, а я“ и проч…

Я, какъ правдивый біографъ, не могу утверждать, чтобы это были собственныя слова мистриссъ Бэйнисъ. Я не видалъ этого документа, хотя имѣлъ счастье читать другіе, писанные тою же рукою. Шарлотта видѣла это письмо нѣсколько времени спустя, въ одинъ изъ тѣхъ нерѣдкихъ случаевъ, когда между сестрами, маіоршей и генеральшей, случалась ссора и упомянула о содержаніи этого письма моему другу, который разсказывалъ мнѣ, o своихъ дѣлахъ, особенно о любовныхъ, по нѣскольку часовъ сряду. Какъ ни была хитра старуха Бэйнисъ, вы видите, какъ она ошиблась, полагаясь на послушаніе своей дочери. Дѣвушка сначала съ позволенія матери отдала свою любовь Филиппу и, оставаясь плѣнницей въ домѣ отца, не отняла своего сердца у Фирмина, несмотря на время и разстояніе.

Такъ какъ мы имѣемъ право заглядывать на письменный столъ Филиппа и читать его письма, относящіяся къ его исторіи, я прошу позволенія представить документъ, написанный его достойнымъ отцомъ, когда тотъ получилъ извѣстіе о ссорѣ, описанной въ послѣдней главѣ этихъ мемуаровъ.

Нью-Йоркъ сентября 27-го.

„Любезный Филиппъ, я получилъ извѣстія, заключающіяся въ твоемъ послѣднемъ добромъ и любящемъ письмѣ не совсѣмъ съ полнымъ удовольствіемъ; но, ахъ! какое удовольствіе въ жизни не имѣетъ своего amori aliquid! Мнѣ пріятно думать, что ты веселъ, трудолюбивъ и зарабатываешь кое-что, но не могу сказать, чтобы намѣреніе твое жениться на бѣдной дѣвушкѣ доставило мнѣ искреннее удовольствіе. Съ твоей красивой наружностью, прекраснымъ обращеніемъ, дарованіями, ты могъ надѣяться составить лучшую партію, нежели съ дочерью офицера на половинномъ жалованьи. Но безполезно составлять предположенія о томъ, что могло бы случиться. Почти всѣ мы купли въ рукахъ судьбы. Нами управляетъ власть сильнѣе насъ. Она лишила меня, шестидесяти лѣтъ отъ рода, достатка, всеобщаго уваженія, высокаго положенія въ обществѣ и довела до бѣдности и изгнанія. Пусть будетъ такъ! laudo manentem, какъ меня учитъ мой восхитительный старый другъ и философъ — si celeres quatit pennas — ты знаешь остальные. Какова бы ни была наша судьба, я надѣюсь, что Филиппъ и его отецъ перенесутъ её съ мужествомъ джентльмэновъ.

„Въ газетахъ было сообщено о смерти дяди твоей бѣдной матери, лорда Рингуда, и я всё ласкалъ себя надеждою, что онъ оставитъ что-нибудь на намять внуку своего брата — онъ не оставилъ. Ты пишешь probam pauperiem sine dote. У тебя есть мужество, здоровье, силы и дарованія. Я въ твои лѣта находился въ болѣе стеснённомъ положеніи. Мой отецъ не былъ такъ снисходителенъ, какъ, я надѣюсь и полагаюсь, былъ твой. Изъ долговъ и зависимости я пробился до высокаго положенія своими собственными усиліями. Правда, послѣ буря нагнала меня и поглотила. Но я похожъ на купца моего любимаго поэта: я еще надѣюсь — да, въ 63 года! надѣюсь возвратить моему милому сыну то состояніе, которое должно бы принадлежать ему и которое поглощено моимъ кораблекрушеніемъ.