Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету Страница 75

Я согласенъ съ тобою, что ты счастливо отдѣлался отъ Агнесы Туисденъ и меня очень забавляетъ твой разсказъ о ея мирномъ innamorato! Между нами будь сказано, пристрастіе Туисденовъ къ деньгамъ доходило до низости. И хотя я всегда принималъ Туисдена въ милой Старой Паррской улицѣ, какъ, я надѣюсь, приличествовало джентльмэну, его общество было нестерпимо скучно для меня и его пошлая болтовня противна. Сынъ его также былъ не по моему вкусу. Право, я искренно порадовался когда узналъ, что ты разошолся съ этимъ семействомъ, зная ихъ жадность въ деньгамъ и что они искали твоего богатства, а не тебя, для Агнесы.

Ты порадуешься, узнавъ, что я имѣю здѣсь довольно значительную практику. Моя репутація опередила меня здѣсь. На мое сочиненіи «О Подагрѣ» было обращено благопріятное вниманіе здѣсь, и въ Филадельфіи, и въ Бостонѣ учоными журналами этихъ большихъ городовъ. Люди гораздо великодушнѣе и сострадательнѣе къ несчастью здѣсь, нежели на нашемъ холодномъ острову. Я могу назвать нѣсколькихъ джентльмэновъ въ Нью-Йоркѣ, которые претерпѣли крушеніе, также какъ и я, а теперь богаты и счастливы. Мнѣ посчастливилось вылечить полковника Фогля, и полковникъ, лицо значительное здѣсь, не показалъ себя неблагодарнымъ. Тѣ, которые воображаютъ, что нью-йоркскіе обитатели не умѣютъ цѣнить и понимать обращеніе джентльмэна, нѣсколько ошибаются; и человѣкъ, жившій, какъ я, въ лучшемъ лондонскомъ обществѣ, не совсѣмъ напрасно жилъ въ этомъ обществѣ — я льщу себя этою мыслью. Полковникъ издатель и редакторъ одной изъ самыхъ распространенныхъ газетъ въ этомъ городѣ. Ты знаешь, что здѣсь часто одинъ и тотъ же человѣкъ носитъ мечъ и тогу.

«Я сейчасъ прочолъ въ газетѣ полковника въ „New York Emerald“ о твоей баталіи съ твоимъ кузеномъ на балѣ посланника! О! ты забіяка! Но молодой Туисденъ очень грубъ, очень пошлъ и я не сомнѣваюсь, что онъ заслужитъ наказаніе. Кстати, корреспондентъ Emerald'а дѣлаетъ смѣшныя ошибки въ своёмъ письмѣ насчотъ тебя. Здѣсь гласность распространена до такой степени, что доходитъ почти до вольности. Жена полковника проводитъ зиму въ Парижѣ; я желалъ бы, чтобы ты сдѣлалъ ей визитъ. Мужъ ея былъ очень добръ во мнѣ. Мнѣ сказали, что мистриссъ Фогль живётъ въ самомъ избранномъ французскомъ обществѣ, и дружба этого семейства можетъ бытъ полезна тебѣ и твоему любящему отцу.

Д. Ф.

«Адресуй письма попрежнему, пока не получишь отъ меня извѣстія: доктору Брандону, въ Нью-Йоркъ. Желалъ бы я знать, спрашивалъ ли тебя лордъ Эстриджь о своёмъ старомъ университетскомъ другѣ? Говорили, что онъ и одинъ студентъ, прозванный Бруммелемъ Фирминомъ, въ университетѣ одѣвались лучше всѣхъ. Эстриджъ достигъ знатнаго знанія и почота! Какую различную, какую несчастную карьеру имѣлъ его другъ! изгнанникъ, живётъ въ маленькой комнаткѣ въ гостинницѣ, обѣдаетъ за однимъ столомъ съ разными грубыми людьми! Очень благодаренъ за твою присылку, какъ ни мала была она. Это показываетъ, что у моего Филиппа доброе сердце. Ахъ! зачѣмъ ты думаешь жениться, когда ты такъ бѣденъ? Кстати, твоё пріятное увѣдомленіе о твоихъ обстоятельствахъ заставило меня дать на тебя вексель по 100 долларовъ. Вексель отправляется въ Европу съ пакетботомъ, который везётъ это письмо и былъ выплачёнъ мнѣ моими друзьями Пластеромъ и Шинманомъ, почтенными банкирами этого города. Оставь свою карточку мистриссъ Фогль. Ея мужъ можетъ быть полезенъ тебѣ и любящему тебя

«отцу».

Мы беремъ «New York Emerald» въ кофейной Байя и я читаю въ этой газетѣ весьма забавный разсказъ о нашемъ пріятелѣ Филиппѣ въ замысловатой корреспонденціи подъ заглавіемъ «Letters from an Attachés печатающейся въ этой газетѣ. Я даже списалъ этотъ параграфъ, чтобы показать моей женѣ, а пожетъ быть и отослать нашему другу.

«Увѣряю васъ, новая страна не обезславила старую на балѣ великобританскаго посланника въ день рожденія королевы Викторіи. Жена полковника Гоггинса, изъ Альбани, и невѣста Д. Диббеса, изъ нашего города, отличались богатымъ и изящнымъ нарядомъ, и утончонной красотой. Королевскіе принцы не танцовали ни съ кѣмъ другамъ, а при видѣ вниманія одного изъ принцевъ къ прелестной миссъ Дяббсь, я замѣтилъ, что ея королевское величество сдѣлалась мрачна какъ туча. Ужинъ былъ прекрасный, шампанское такъ себѣ. Кстати, молодой человѣкъ сотрудникъ Пэлль-Мэлльской газеты выпилъ слишкомъ много шампанскаго, по обыкновенію, какъ мнѣ сказали. Р. Туисденъ, изъ Лондона, былъ грубъ съ молодымъ Ф. или наступилъ ему за ногу или… я не знаю что; молодой Ф, пошолъ на нимъ въ лѣсъ, прибилъ его и швырнулъ въ бассейнъ посреди фонариковъ. Этотъ молодой Ф. сумасбродъ и забіяка; онъ уже промоталъ своё состояніе и разорилъ своего бѣднаго отца, который былъ принуждёнъ переплыть море. Старикъ Луи-Филиппъ уѣхалъ рано. Онъ долго разговаривалъ съ вашимъ министромъ о его путешествіяхъ во нашей странѣ. Я стоялъ возлѣ, но, разумѣется, я не позволю себѣ сказать, что было говорево между наши».

Вотъ какимъ образомъ пишется исторія. И о многихъ другихъ, кромѣ Филиппа, въ англійскихъ и въ американскихъ газетахъ разсказывались басни.

XXVI

ВОЕННЫЯ ХИТРОСТИ

Кто первый распустилъ слухъ, что Филиппъ былъ мотъ и разорилъ своего отца? Мнѣ кажется, я зналъ одного человѣка, который радъ былъ прикрыться чѣмъ-нибудь и принести въ жертву даже собственнаго сына для своихъ выгодъ. Мнѣ кажется, я зналъ человѣка, который уже сдѣлалъ это и, конечно, могъ сдѣлать это опять; но жена моя пришла въ негодованіе, когда я намекнулъ на это, прижала своихъ дѣтей въ сердцу, по своей материнской привычкѣ, спросила меня: можетъ ли какая-нибудь власть заставить меня оклеветать ихъ и сдѣлала мнѣ строгій выговоръ за то что я осмѣлился быть такимъ злымъ, безумнымъ.

— Милая моя, гнѣвъ не отвѣтъ. Ты называешь меня бездушнымъ циникомъ за то, что я говорю, что люди фальшивы и злы. Развѣ ты никогда не слыхала до того доходятъ нѣкоторые банкроты? Развѣ ты не читала, что нѣкоторые путешественники, для усмиренія волковъ, гоняющихся за ними въ зимнихъ лѣсахъ, выбрасываютъ изъ саней всю свою провизію? а когда провизіи не хватитъ, развѣ ты не знаешь, что она готовы выбросить можетъ быть сестру, можетъ быть мать, можетъ быть малютку, милаго, нѣжнаго, невиннаго младенца? Развѣ ты не видишь какъ онъ падаетъ между воющей стаей, какъ волки терзаютъ его, грызутъ на снѣгу!і О ужасъ! ужасъ!

Жена моя привлекаетъ къ своему сердцу всѣхъ своихъ малютокъ, когда я дѣлаю эти злыя замѣчанія. Она обнимаетъ ихъ и говорить, что мнѣ стыдно, что я чудовище и тому подобные. Стань на колѣна, женщина, и признаёся, что грѣшенъ человѣческій родъ. Какъ давно существовалъ нашъ родъ прежде чѣмъ начались убійство и насиліе? какъ старъ былъ свѣтъ, когда братъ убилъ брата?

Мы съ женой согласились на сдѣлку. Я могъ имѣть своё мнѣніе, но нужно ли было сообщать его бѣдному Филиппу? Конечно, нѣтъ. Поэтому я не посылалъ ему выписку изъ «New York Emerald», хотя, разумѣется, это сдѣлалъ какой-нибудь другой добродушный пріятель, я не думаю, чтобы мой великодушный другъ обратилъ на это большое вниманіе. А предполагать, чтобы родной отецъ, для прикрытія своей собственной репутаціи, оболгалъ родного сына — такое лукавство было вовсе непонятно для Филиппа, который всю жизнь былъ не сметливъ на плутовство, не примѣчалъ сколько низости и лицемѣрія въ свѣтѣ. Но какъ только онъ понималъ въ чомъ дѣло, когда разгадывалъ Тартюффа, тогда другъ мой приходилъ въ нелѣпое негодованіе и становился столько же недовѣрчивъ, сколько прежде былъ неподозрителенъ. Ахъ, Филиппъ! Тартюффъ имѣетъ множество добрыхъ качествъ. Это вы циникъ. Я вижу прекрасныя качества въ тѣхъ негодяяхъ, которыхъ вы презираете. Я вижу, я пожимаю плечами, я улыбаюсь, а вы называете меня циникомъ!

Филиппъ долго не могъ понять почему мать Шарлотты старалась заставить дочь отказаться отъ него.

— Я разъ сто оскорблялъ старуху, говаривалъ онъ: — моя трубка ей непріятна, моё старое платье противно для нея, даже мой англійскій языкъ, на которомъ я говорю, она часто понимаетъ не болѣе греческаго, и она столько же понимаетъ мои фразы, сколько я то индустанское нарѣчіе, на которомъ она говоритъ съ своимъ мужемъ за обѣдомъ.

— Мои милый другъ, если бы у васъ было десять тысячь годового дохода, она постаралась бы понять ваши фразы, отвѣчалъ я.

Я оправдываю Бэйниса въ томъ, что мучилась. Я считаю преступницей мистриссъ Бэйнисъ — преступницей глупой. Мужъ, какъ многіе другіе мущины чрезвычайно храбрые въ дѣйствительной жизни, былъ дома робокъ и нерѣшителенъ. Изъ двухъ головъ, лежащихъ рядомъ, на одномъ изголовьи тридцать лѣтъ сряду, одна должна имѣть болѣе сильную власть, болѣе настойчивую рѣшимость. Бэйнисъ вдали отъ жены былъ проницателенъ мужественъ, веселъ иногда; съ нею же онъ какъ-будто цѣпенѣлъ подъ властью этого высшаго существа.

— Ахъ! когда мы вмѣстѣ были подпоручиками въ лагерѣ въ 1803, какой весельчакъ былъ этотъ Бэйнисъ! говаривалъ товарищъ его, полковникъ Бёнчъ: — это было прежде чѣмъ онъ увидалъ жолтое лицо своей жены; какого невольника сдѣлала она изъ него!