Газета Завтра - Газета Завтра 198 (37 1997) Страница 8

А. П. Но ведь немцы, когда они сохранили 100-тысячный офицерский корпус, и Гитлер, когда восстанавливал офицерский корпус вермахта, знал, к какой войне он будет готовить свою армию. Разрабатывались доктрины танковых ударов Гудериана. Разрабатывались концепции массированных бомбардировок городов, стратегическое подавление противника, разрабатывались концепции ракетного оружия — удары через океан. То есть Гитлер планировал европейскую мировую войну, и характер этой войны ему был понятен. А потому легко готовил свое офицерство под будущие сражения Второй мировой. К какой войне мы сейчас должны готовить нашу армию?

Д. Я. Мы провозгласили оборонительную доктрину, но оборона — это не значит не наступать вообще. Что такое оборонительная доктрина? В конце концов это защита своего Отечества. А уже в этой оборонительной доктрине можно было бы разработать тактические приемы: как обороняться, как наступать, как наносить удары. Это дело самой военной науки. Но главное в доктрине — все же политическая сторона: чего хочет или добивается от своей армии правительство. Вот мы говорим: “У нас такая вот оборонительная доктрина!” Но даже Ельцин задумывается: с какой стати блок НАТО подвигается все ближе к нашим границам, почему мы вывели войска из Германии, а Америка не выводит? Почему не уходит оттуда Англия? Почему они сохраняют свое военное присутствие не только в Европе, а на всех континентах? В чем дело? Значит, у Америки, Англии, НАТО есть план по защите своих национальных интересов. А у нас никаких нет планов, просто одна строка: “оборона собственного государства”, только из собственного государства Чечня уходит. Республики одна за другой получают все больше автономии и вот-вот вообще заявят: “да мы и защищать-то не хотим вашу Россию!” У нас нет концепции, взгляда руководства на оборону государства.

А. П. Сейчас уже известно, что чеченская война началась как бы под одеялом в Барвихе. Никто не знал, когда она начинается, никто к ней не готовился. Институты государственные, такие, как Дума, Совет Федерации, они не были вообще привлечены. Они узнали обо всем, когда войска уже начали свой поход. Сегодня решения по военным вопросам, включая принятие решения на начало боевых действий, у нас принимаются каким-то кулуарно-бандитским способом, на сходке, на пьянке, в бане, как это видно из коржаковской книжки. Как в ваши времена принимались военные решения? Вот когда вы были министром обороны. Как решались проблемы военного строительства, введение войск в ту или иную “горячую точку”: вывод войск, скажем, из Афганистана, паритет, сокращение массового оружия? Что это был за механизм?

Д. Я. Как участник некоторых событий, могу рассказать, как в 62-м году я с полком в составе довольно солидной группы войск был отправлен на Кубу. Мне в то время не было известно, каким образом готовилось это решение, но сейчас я хорошо себе это представляю. Была инициатива Никиты Хрущева, но не Хрущев самолично принимал решение. Оно обсуждалось на Политбюро, потом пригласили представителей Генерального штаба. В течение довольно большого времени разрабатывались планы, определялись силы и средства, каким образом, когда, кто, что будет делать, то есть тщательнейшим образом готовилась операция. Первые мероприятия были выполнены еще в апреле, а осуществляли ее в июле-августе-сентябре. Операция по нашей высадке на Кубе прошла, я считаю, весьма успешно. И вопрос маскировки продумывался, вопрос материального обеспечения продумывался, и все до деталей.

Второй пример. Как только меня назначили министром обороны, уже через неделю я имел длительную беседу с Горбачевым на предмет вывода наших войск из Афганистана. Кстати, если мы закончили выводить свои войска в 89-м году, то это не значит, что мы ничего не делали в 87-м и 88-м годах. Начиная уже с 87-го года, мы готовили этот вывод, знали, кто, когда будет выводиться, где и кому что передавать и т. д. И вы знаете, что вывод войск, несмотря на все угрозы афганских моджахедов, прошел практически бескровно. Погибло всего 7 человек, но не от вражеского огня, а в результате несчастных случаев: ночью вертолет разбился, машина перевернулась. В те годы любое мероприятие, касающееся Вооруженных Сил, всегда готовилось обстоятельно. План примерно разрабатывался на год вперед, утверждался на Совете обороны, где, как правило, с докладом выступал министр обороны в присутствии всех главкомов и членов Совета обороны. Членами Совета обороны, как всегда, были генсек, он же председатель и верховный главнокомандующий, премьер-министр, министр иностранных дел и еще несколько членов Политбюро.

Даже большие учения никогда не проводились спонтанно. Они тоже заранее планировались, потому что под любое учение нужны определенные материальные средства: и горючее, и перевозка по железной дороге, и возвращение после учений. Это стоило больших денег.

А теперь, если судить по тому, как Коржаков описал ввод войск в Чечню, он готовился абсолютно спонтанно и некомпетентно: Грачев что-то там нарисовал на карте, потом объявил, что за два часа десантным полком возьмет Грозный. Это была не просто ошибка, это — преступление. Преступление министра обороны и тех должностных лиц, кто его послушал.

В годы Великой Отечественной войны перед проведением любой операции разрабатывалась и отдавалась специальная директива, и там расписывалось, как должны действовать войска. К примеру, при операции на Карельском перешейке, когда нужно было прорвать в 44-м году линию Маннергейма, была разработана директива, каким образом штурмовать долговременные огневые сооружения, что должно было входить в штурмовую группу, каким образом она должна действовать, как должна действовать артиллерия и т. д. А что было сделано в Чечне? Ничего! Никто ни к чему войска не готовил. А ведь Грачев, не скажу, что профан в военном деле. Но одно дело — закончить академию, другое дело — руководить Вооруженными Силами. Грачев же всю жизнь занимался десантными войсками. А десантные войска никогда не штурмовали города. Я не знаю, откуда взял Павел Сергеевич какой-то положительный опыт в использовании воздушно-десантных войск как основной ударной силы армии, но это была ошибка, а судя по тому, какие понесли потери десантники и в целом армия — преступление.

А. П. Сейчас у нас существует Совет обороны, секретарем которого до недавнего времени был Батурин, а главой Совета — Ельцин. Полагалось, что вся проблематика, связанная с реформой армии, осмысление всего, что связано с военным строительством, находится в этой структуре. Там был аппарат, была прекрасная связь с Генштабом, министерством обороны, теоретики. Вдруг после уничтожения Родионова, возведения Сергеева и бурного объявления военной реформы, по которой округа начинают сливаться, сухопутные войска исчезают, флоты начинают резать корабли, вдруг оказывается, что Батурин выбрасывается из Совета обороны, а рядом с ним создается какая-то загадочная, новая инспекция с функциями проведения военной реформы, Кокошин переходит в эту инспекцию, возникают два органа, которые курируют проблемы реформы. Есть ощущение, что на Ельцина давят различные группировки и различные лоббистские группы, побуждая его на какие-то сверхспонтанные, реактивные, непродуманные решения в военной сфере. И эти решения, предполагаю, планируют люди, безумно далекие от армии и проблем военного строительства, его жена или дочь, группы каких-то банкиров. Это порождает ощущение того, что вообще военная реформа невозможна, что в военную реформу вмешались силы, которые хотят окончательно запутать идею военного строительства, окончательно дискредитировать армию в глазах народа. Вы с высоты своего положения понимаете, что все-таки происходит в сегодняшних военных коридорах власти.

Д. Я. Александр Андреевич, разрешите коснуться моей личной практики. Я знаю, что секретарем Совета обороны всегда был один из самых осведомленных людей Генерального штаба, или начальник Главного оперативного управления, или заместитель начальника Генерального штаба, или сам начальник Генерального штаба. При мне секретарем Совета обороны являлся начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Сергей Федорович Ахромеев. Секретарь Совета обороны — не формальное лицо, а человек, который обобщает принятое решение на Совете обороны и он же предлагает меры по реализации принятых решений. На ваш поставленный вопрос я могу ответить прямо: все дело в том, что президент Ельцин — Верховный главнокомандующий — никому не верит. И больше всего не верит своей армии, которую не знает и не понимает. Не верил он Родионову, не верит он и Сергееву, не верит он и Батурину, а потому создает все новые и новые структуры, ищет какие-то рычаги, с помощью которых он мог бы управлять Вооруженными Силами. И в силу этого строительство армии идет не по какому-то плану, а по воле тех, кто сегодня удачнее доложит, а докладывают-то лакеи то, что хочет он услышать, с лестью и угодничеством. Ну, к примеру, опять же история с десантными войсками.