Сатанинская трилогия - Шарль Фердинанд Рамю Страница 8

Браншю подошел еще ближе, вытянул руки, простер их над старухой и медленно опустил. Коснулся ладонями груди, стал водить руками из стороны в сторону, для начала едва касаясь тела, потихоньку нажимая сильнее, руки опускались, поднимались, отыскивали сердце, доходили до шеи, касались щек, лба, внезапно послышался громкий вздох.

— Вот, — сказал Браншю, — это совсем не сложно.

И он засмеялся во второй раз.

Все в комнате приблизились к кровати, образовав круг, в центре которого была изменившаяся в лице старая Маргерит. Глаза, до той поры неподвижные, оглядывали помещение, руки ощупывали юбку, губы двигались, будто она хотела что-то сказать, внезапно она произнесла: «Где это я?» и попыталась сесть.

— Как такое возможно? — Говорили люди. — Она ожила! — И суетились вокруг.

— Лот! Ты что, не слышишь? Она заговорила!

Казалось, Лот единственный ничего не слышал. Люди подошли к нему, помогли подняться, подвели к кровати, и Лот смотрел на мать, а мать смотрела на него. Старый беззубый рот задвигался, на губах нерешительно — будто порхающая бабочка — начала проступать улыбка, и старуха протянула к сыну руку.

Наверное, до сего момента он так ничего и не понял, но когда она сделала этот жест, ему все стало ясно.

Что невозможно далее сомневаться в том, что она выздоровела. Она обняла сына, говоря: «Это ты? Это ты!» И стоявшие вокруг женщины уже принялись говорить с ней, в спешке рассказывая, что случилось, поскольку старуха еще ни о чем не знала:

— Вы упали, мы подошли, подняли вас, вы были как мертвая, к счастью Браншю… Но теперь-то ведь все в порядке?.. — но они не успели продолжить, потому что Лот встал и, подняв руку, молвил:

— Я знаю, кто он! Он — Иисус!

Снаружи послышался шум. От сильных толчков дверь поддалась и ударила в стену. Где разместить столько народа? На всех места не хватит. Тем не менее люди заходили внутрь, их влекло любопытство, они толкались возле старой Маргерит и спрашивали ее: «Это правда?» Она отвечала: «Сами видите!»

Казалось, она счастлива. Вид у нее был такой, словно она даже помолодела: лицо посвежело, взгляд оживился. Ей приготовили кофе, она отхлебывала его, сидя в старом плетеном кресле, куда ее посадили. А соседки вокруг каждому, кто входил, принимались рассказывать всю историю с самого начала, размахивая руками. В наступившей сумятице о Лоте на какое-то время забыли. Что до Браншю, то его и след простыл.

Но вот в темноте, что уже заполнила и кухню, и комнату, послышался голос, то заговорил Лот, и голос его был глух, как бывает после долгого размышления:

— Иисус вернулся!

Кто-то поднялся на скамью зажечь лампу, Лот прошел в середину комнаты:

— Слышите, здесь собравшиеся? Ибо беды теперь прекратятся. — Лицо его в обрамлении черной бороды было белым. Тот ли это человек, что был хорошим товарищем, говоруном, человеком в кожаном фартуке, чей мул бежал так, что дымились копыта, а сам он обменивался шуточками с тем, кто держал поводья? Вот снова он поднимает руку:

— Говорю вам, слушающие меня, Господь среди нас, Он был плотником, теперь он башмачник, но какая разница? Его узнают по тому, что он исцеляет больных, поднимает из гроба умерших!

Многие имели схожее мнение, другие по-прежнему не могли поверить в случившееся. Но в конце-то концов! Невозможно отрицать, что совершилось великое чудо. Последуют ли за ним другие?

Сквозь оставшуюся раскрытой дверь было видно, что идут все новые люди, и неведомо было, откуда они, а потом перед ними простерлась тьма, все пошли вслед за Лотом на улицу. Среди них были даже больные, но они знали, где восходит звезда, и к какой именно звезде они направляются, поскольку впереди шел Лот. «Может, все так и есть?» — говорили они себе. В конце концов, что мы знаем? В нас живет столь сильная жажда веры! Лот шел впереди. Он повернул налево. Продолжал порошить легкий снег, снежинки сыпались сверху, летели снизу, со всех сторон одновременно, как бывает, когда веет ветер и его холодные иголочки тают у вас на щеках. На небе не было ни одной звезды, но внезапно все увидели другую звезду вон там, у земли. Там находилась лавка, в которой он обустроился, на что и указывал свет, и все они шли в ту сторону.

И вот, все видели, что Лот идет первым, он постучал в дверь. Дверь открылась, затем закрылась. И все толкались, чтобы попытаться хотя бы заглянуть в окно. Больные спрашивали: «Он не будет врачевать нас сегодня? Как тяжко ждать». Некоторые кашляли. Один бедный маленький мальчик, который пришел на костылях и больше не мог стоять, сел в грязь.

*

Они не могли войти, дверь Браншю оставалась закрытой, потом кто-то сказал, что он исцеляет только от некоторых болезней.

В этот вечер разрешено было войти только Лоту.

Шел восьмой час, а в восемь обычно деревня уже спит. Зимой в такое время в самом деле нечего делать и, чтобы не переводить керосин, люди ложатся в кровать. Когда в небе светит луна или поднимается туман, над маленькими крышами, что теснятся одна к другой, стоит полная тишина; единственное, что слышно, словно звуки маленького намокшего барабана, — плеск фонтана. Но этим вечером все еще слышались голоса, и вдали различался шум, как если б люди на улице продолжали переговариваться, несмотря на падавший снег. И вдруг зазвучали чьи-то громкие слова вблизи мастерской Браншю, где все еще стояло несколько человек, что пришли вместе с Лотом:

— Послушайте, говорю вам, пока еще есть время!

Дабы обмануть вас, он обратился во все ему противоположное! Так на тарелку кладут мед, чтобы слетелись мухи…

— Его голос ни с чьим не спутаешь. — Проговорил кто-то.

— Пора бы его заткнуть.

— Заткнуть? — Переспросил Лот. — Я этим займусь…

Но Браншю удержал его, и голос уже удалялся. Beроятно, Люк лишний раз обходил деревню, останавливаясь перед домами, «ибо настал час последний».

Вновь наступила тишина. Все были в замешательстве. Браншю предложил:

— Знаете что? Не будем тут стоять!

И, как часто делал, повел приятелей в харчевню.

Там хотя бы было натоплено, горел свет, да и вино подкрепляет беседу. Они сели за стол, Браншю много говорил, остальные отвечали, заходили другие люди, спрашивая:

— Это правда, что вы совершаете чудеса?

Браншю пожал плечами:

— Я? Чудеса? Увы, мой бедный друг, ни я их не совершаю, ни кто другой в этом мире. Просто некоторые немного изучали медицину, что позволяет сослужить службу при случае…

Приходили еще люди, спрашивая:

— Вы Иисус или