Коровы - Сергей Евгеньевич Акчурин Страница 2

«Голого?»

«Нет, в очках».

«Он кричал?»

«Кричал, что не верит в ад, что все это сон».

«Но это и был сон…»

«Да, но не его…»

«А что было вокруг?»

«Ничего не было, кроме каменных стен. Вот так же темно, как здесь, и свет только вокруг огня и котла. И очень холодно. Ад».

«Ну, Джумагуль, все же это примитивное мышление, средневековый взгляд…»

«Неужели? А что, Елена, по этому поводу появились какие-то новые сведения со времен Данте? Кто-то был в аду, что-то видел, вернулся и рассказал? Или кто-то получил доказательство, что ада нет? Хотела бы поговорить с этой личностью. Насколько я знаю, единственным, кто побывал там и описал ситуацию, был Данте… Больше вроде среди десятков миллиардов не было никого… Лично я доверяю только ему, все остальное — вымысел, лихорадка мозга, как сказал один всезнающий и уважаемый ученый. Я много об этом думала».

«Странно, Джумагуль, в Данте я не заглядывала, лишь понаслышке знаю, что он описывал ад, но почему-то чувствую, что ты права: любая степень осведомленности в этом вопросе — сплошные выдумки… За исключением, конечно, осведомленности Данте. Но мне странно другое: ты азиатка, а знаешь Данте, да и слова вставляешь не всегда простые для азиатки».

«А тебе не странно, Елена, что мы вообще говорим? К тому же на одном языке, хотя на самом-то деле я разговариваю на своем, на тюркском, которого ты, я просто уверена, совсем не знаешь».

«И это тоже… странно… Значит… мы коровы, но не совсем… И говорим на каком-то общем, условном, коровьем, но не совсем…»

«И я так думаю: не совсем… А что касается не простых слов: я очень много читала, Елена, у моего дедушки Исаака, который воевал на Волховском фронте и вернулся оттуда без мизинца левой руки, была лучшая библиотека района у нас в горах — всю жизнь он собирал книги, и я их все прочла до восемнадцати лет, все, собственно, как стояли подряд на полках: черного цвета книги, красного цвета книги, серого, зеленого, синего и так далее. Сам дедушка не читал, не умел, и расставлял книги по цвету и толщине, но я, читая, нарушала этот его порядок, и раз в неделю он расставлял все по новой. Это были умные книги, собранные повсюду, где только дедушка ни бывал, а также присланные ему друзьями, родственниками и друзьями его друзей, и я читала их беспорядочно, выбирая тот цвет и объем, которые приглянулись мне на сегодня. Вот некоторые из этих книг: «Египет», «Книга о вкусной и здоровой пище», «Степной волк», «Вязание на спицах», «Надсон», Библия, «Ирландские саги», «Оперативная хирургия», Коран, «Записки таксиста», как раз: «Данте», «Записки революционера», «Англо-немецко-французский словарь», «У-429», «Иван Бунин», «Война и мир», «Обручев. В неизведанные края», «Коневодство», «Идиот», «Капитал», «Токутоми Роко», «Музыкальная энциклопедия», «Жизнь и ловля пресноводных рыб», «Блаватская», «Детские игры и развлечения», «Ибн Сина», «Высказывания знаменитых людей», «Горе от ума», «Комнатные растения», ну и так далее, и в числе этих книг были книги и на фарси, английском, турецком, немецком и французском и, кажется, испанском или итальянском, — их я не читала, но просматривала, стараясь понять содержание по этим непонятным для меня иероглифам. Впрочем, фарси я немного знаю… Так что, собственно, могу тебя успокоить: нигде не сказано, что людей в виде коров отправляют в ад. Все эти книги — тому подтверждение».

«Ну, успокоила… Я, правда, ничего не читала, кроме любовных романов, серьезные книги меня всегда как-то пугали — уж все в них как-то слишком серьезно и даже навязчиво… Давай еще пожуем, чтобы убедиться, что мы — коровы! Ты не против? Тем более нас обоих, кажется, это устраивает».

«Давай!»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Раздался какой-то невнятный гул, непонятно чего, шедший откуда-то снаружи и проникающий через что-то куда-то, где находились двое, назвавшиеся Елена и Джумагуль. Две телки насторожились, тяжело дыша. Гул с каждым мгновением усиливался и вскоре наполнил пространство (если оно было) топотом, мычанием, блеяньем, ревом, затем, отдалившись, снова превратился в сплошной, не разделенный на отдельные звуки гул, и все стихло.

Пссс-пссс…

Пссс-пссс…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Послышалось плаксивое, жалобное мычание, к нему присоединилось еще одно, точно такое же; потом что-то брякнуло, заскрипело; и растворились то ли ворота, то ли какие-то двери, и хлынул свет, и неизвестно кто крикнул отрывистым и уверенным голосом, с хозяйской уверенностью: «Ага! Вот и еще мои, в этом стойле! Пошли, пеструхи! Геть вперед!» Щелкнул бич.

2. Коровы

Две телки, Елена и Джумагуль, переставляя отяжелевшие от страха ноги, стуча копытами о деревянный настил, выводящий куда-то, обуреваемые любопытством и страхом, дрожа от предчувствия невиданного, подались на свет и, ослепленные после темноты, сразу ничего не увидели и поэтому замычали и угрожающе выставили вперед лбы свои с намечающимися рожками, как если бы были полноценными коровами с острыми серповидными рогами и защищались от возможного нападения. Елена, для верности, еще брыкнула задней левой ногой, а Джумагуль постаралась набычиться, засопела.

Но ничего страшного не случилось, и две тощенькие коровки, успокоившись и постепенно прозрев, уставились томными, влажными, коричневыми глазами на окружающий мир, наивно моргая длинными своими ресницами.

Первое, что разглядели они прямо перед собой, были несколько молодых коров или телок разной раскраски, которые как-то скромно и сбившись стояли на серой, похоже что пыльной, не очень широкой и без обочин, но и не узкой дороге и с любопытством глазели на них, уставившись и посапывая, раздувая ноздри.

— Посмотри, Джумагуль, — сразу удивилась Елена, — вроде бы это коровы, но они как-то меняются на глазах, их очертания расплывчаты: то они похожи действительно на коров, то на каких-то девушек или женщин… Не может такого быть… И все колеблется: и земля, и коровы эти… И странный какой-то свет… тусклый… Или у меня с глазами нехорошо… Ты что-нибудь видишь?

— Вижу, Елена, вижу… То ли у нас что-то с головами случилось, то ли мы, собственно, залетели неизвестно куда и душа бессмертна, как скажет тебе каждый мулла! И еще я слышу очень далекий топот табуна лошадей, да