Геннадий Прашкевич - Теория прогресса Страница 14

«Всем… Всем… Всем… – уже более уверенно выстучал Вовка. – Я – Крайночной…» И переключившись на прием, внимательно вслушался в нервный писк неизвестных станций. Никому, впрочем, не было никакого дела до полярного острова, взывавшего о помощи.

Точка тире тире…

Точка точка точка…

Точка…

Тире тире…

Никакого ответа.

Вовку или не слышали, или не понимали.

И вдруг: «Крайночной… – донесся далекий писк. — Я – REM-16… Прием…»

Вовка боялся ответить. Он боялся переключить рацию. Он боялся потерять волну, вдруг связавшую его с остальным миром.

Я – Крайночной… Я – Крайночной…

Кто на ключе? – немедленно откликнулся REM-16. – Кто на ключе? Прием.

«Лыков… – машинально отбил Вовка. – Краковский…»

И вдруг с ужасом понял: он напрочь забыл фамилию радиста!

Имя запомнил – Римас, а фамилия из памяти улетучилась. Помнил, что река Миссисипи ежегодно выносит в море почти пятьсот миллионов тонн ила, и даже помнил, что гуано образуется не там, где есть птичьи базары, а только там, где не бывает дождей, а вот имя радиста…

«При чем тут Миссисипи? При чем гуано? – ужаснулся он. – Мне нужна фамилия радиста! Мне никто не поверит, если я назову его фамилию неправильно. Лыков предупреждал…»

Крайночной… Крайночной… – чуть слышно попискивала далекая морзянка. – Я – REM-16… Прием…

Я – Крайночной… На ключе Пушкарёв… Прием…

Крайночной… Крайночной… Подтвердите имя… Прием…

«Не надо было называть себя, – понял Вовка. – Теперь я совсем запутаюсь. Что они подумают там? Этот REM-16 не поверит мне. Никто не поверит мне. Я всех запутал этими фамилиями».

REM-16… REM-16… Я – Крайночной… На остров высажен немецкий десант… Нуждаемся в помощи…

«И опять не то! – ужаснулся Вовка. – REM-16 может подумать, что десантники захватили уже весь остров, а я ведь на ключе…»

Впрочем, REM-16 оказался не придурком.

Крайночной… Крайночной… Откуда ведете передачу?..

Я – Крайночной… Я – Крайночной… С резервной станции…

Я – REM-16… Просьба всем станциям освободить волну… Откликнуться Крайночному… Откуда ведете передачу, Крайночной?..

И Вовка опять ужаснулся: ему, наверное, не верят. Он слишком много наболтал в эфире всякой чепухи. Он плохо владеет ключом. Он все делает зря, даже Собачью тропу прошел зря.

И отстучал:

Я – Крайночной… Метеостанция захвачена немецким десантом… Срочно уведомите Карский штаб… Как поняли меня?.. Прием…

Я – REM-16… Понял вас, Крайночной… Сообщите состав зимовки…

Краковский… – отстучал Вовка. – Лыков…

И с восторгом вспомнил:

Елинскас…

Кто на ключе?..

Пушкарёв…

В списке зимовщиков Крайночного радист Пушкарёв не числится…

REM-16… REM-16… – торопливо отстукивал Вовка, боясь ошибиться, боясь пропустить нужный знак. — Буксир «Мирный»… потоплен подводной лодкой… Метеостанция захвачена немецким десантом… Срочно уведомите Карский штаб…

Он переключился на прием, но REM-16 исчез.

Шипя, как сало на сковороде, прожигали эфир шаровые молнии.

Сыпалось битое стекло, визжали, выли на разные голоса звери и птицы, никогда не существовавшие на земле, топало и ревело что-то доисторическое, тяжкое. Лязгало железо, рушились камнепады, грохотала, сотрясалась вся земля, а еще сверху с тента палатки, прогретой зажженным примусом, медленно, как метроном, шлепались мутные капли.

REM-16… REM-16…

Но не было REM-16. Исчез.

«И черт с ним! – злобно сжал кулаки Вовка. – Не поверили мне! Значит, надо продолжать. Кто-нибудь поверит! Время еще есть. Пусть немного, но есть. Лыков считал, что я доберусь до Угольного только к утру, а я добрался раньше».

Точка тире тире…

Точка точка точка…

Точка…

Тире тире…

Шум в эфире то затихал, то сменялся неистовым кошачьим шипением. Сквозь шипение прорывался пронзительный свист, треск. Одновременно с моря налетал на палатку ветер, сотрясал тент, ронял на Вовку мутные капли. Кажется, зарево какое-то разгоралось со стороны моря. Брезент палатки как бы посветлел, будто его высветили снаружи мощными прожекторами. Злобно шипели, взрываясь, будто штыри раскаленные совали в воду, свирепые атмосферные разряды. И холодно, упруго дергался в пальцах ключ.

Точка тире тире…

Точка точка точка…

Чужая речь. Ужасная музыка. Сокрушающие барабаны.

Но сквозь какофонию, нечеловеческий рев, сквозь свистопляску неистовых звуков снова пробился слабенький писк.

Я – REM-16… Я – REM-16… Откликнуться Крайночному…

Я – Крайночной… Я – Крайночной… Нуждаемся в помощи… Метеостанция захвачена немецким десантом… Срочно уведомите Карский штаб… Как поняли?.. Прием…

Я – REM-16… Я – REM-16… Вас поняли… Немедленно отключайтесь…

Неизвестный радист подумал и закончил совсем не по-уставному:

Удачи, братан…

И отключился.

«Кто он, этот REM-16? – ошалел от своей удачи Вовка. – Откуда? С Ямала? С Челюскина? С материка?» Теперь неважно. Хоть из Москвы, хоть из Рязани. Главное, его, Вовку, услышали. Главное, что его неуверенный почерк разобрали, и теперь Вовке не надо опять брести по снегу, карабкаться по каменным ступеням Собачьей тропы, обливаться ужасом над ключом, не зная – поймут тебя или не поймут?

Он отключил питание и выбрался из палатки.

Подмораживало. Молочно светилось над Двуглавым небо.

Но если даже это было где-то там зарево, то горела не далекая метеостанция. Не могли два горящих домика дать столько свету! Если даже весь керосин выплеснуть на сухие бревенчатые стены, все равно зарево не поднимется так высоко, чтобы подчеркнуть чудовищную белизну тундры. «Сполохи! – догадался Вовка, с ужасом озирая небо. – Пазори дышат». В восторге схватился за бронзовый канатик антенны и вскрикнул, так сильно ударила стремительная голубая искра. «Северное сияние… – Вовка облился запоздалым ледяным потом. – Магнитная буря… Мне по-настоящему повезло, что меня услышал этот REM-16…» Смотав на кулак бронзовый канатик антенны, Вовка забросил его в ящик с рацией. «Теперь надо закопать ящик… Вдруг самолет запоздает…» Вовкин взгляд задержался на сером джутовом мешке, валявшемся у входа. «Там каша, наверное». Очень хотелось есть, но сперва он уложил рацию в ящик.

– Белый!

Пес не ответил.

Пятясь, вытащил ящик из палатки.

«Растут фиалки, ароматные цветы…»

Не видя собственных ног, Вовка по щиколотку брел в мутном плоском ручье поземки.

– Белый!

Проваливаясь в порхлый снег, Вовка доволок ящик до торчавших над снегом голых острых камней. Дальше начинались черные слоистые обрывы. Здесь в глубоком снегу он и закопал ящик.

«Мама…»

Бесшумный, медленный взрыв.

Огненные волны одна за другой, пульсируя, неслись к зениту.

Радужные бледные пятна, слегка размытые, как бы размазанные в пространстве, как гигантские бабочки, то отставали, то обгоняли огненную волну, а над хребтом Двуглавым и над плоской широкой поземкой бесшумно разворачивалось, сияя, гигантское призрачное полотнище.

Оно беспрерывно меняло оттенки.

Оно страстно подрагивало, будто раздуваемое сквозняком.

Оно неумолимо расширялось, захватывая все бо́льшие и бо́льшие участки неба.

«Я успел… – радовался Вовка. – REM-16 меня услышал…» Ему показалось, что даже мощные пульсации призрачного цветного полотнища идут в каком-то определенном ритме. Конечно, этого не могло быть. Но что-то там загадочно вспыхивало, таяло, вновь взрывалось, фонтанами обрушивалось на тундру.

Точка тире тире…

Тире тире тире…

Точка тире тире…

Тире точка тире…

Точка тире…

Казалось, что кто-то из-за горизонта, с чудовищных, огнем раскрывающихся глубин пытается докричаться до него: «Вовка… Вовка…» Он замер. Ему не надо было продолжения. Он знал, кто его зовет. «Мама…» Он никак не мог отвести глаз от пылающего зеленоватого неба.

Точка тире тире…

Тире тире тире…

Точка тире тире…

Небо искрило, как гигантский ключ.

Вовка продолжал вчитываться в чудовищную небесную морзянку.

Тире тире…

Точка…

Тире точка точка…

Тире тире тире…

Точка точка…

Точка точка точка…

Точка тире точка тире…

Небо играло тысячами огней: «Не бойся…»

«Мама… Я не боюсь… Я совсем не боюсь…»

Все небо вспыхивало от горизонта до горизонта.

Все небо вспыхивало теперь на всем своем протяжении.